Маша смотрела в окно, за которым проносились темные силуэты деревьев. Стараясь примечать дорожные указатели, она сжимала в руке телефонную трубку. Звонить сейчас и говорить, что ее похитили, было бы глупо, она и сама ни в чем еще не уверена. Спросить у водителя, не похитил ли он ее, будет еще глупее. Оставалось только сидеть и ждать.
Автомобиль свернул с дороги и спустя несколько минут заехал в ворота, которые тут же за ним закрылись. Машина проехала еще метров сто пятьдесят и остановилась у трехэтажного особняка. Водитель вышел, а Маша приготовила телефон, чтобы нажать кнопку вызова (она заранее набрала 911).
– Прошу, – справа от нее распахнулась дверца.
Немного подумав, Маша вылезла из машины.
– А где Николай Иваныч?
– Он в доме. Скоро освободится.
Сначала ее напугало то, что в окнах нет света. Разглядев ставни, она успокоилась. Взойдя на крыльцо, Маша споткнулась, водитель поддержал ее и, открыв дверь, пропустил вперед.
В доме стояла тишина. Обширный холл застлан ковром, на стене – тусклая лампа. Широкий проем, по-видимому, ведущий в гостиную, зашторен портьерами, сквозь узкую щель между ними пробивалась полоска света.
– Сюда…
Лестница наверх была покрыта ковровой дорожкой, что показалось Маше несколько старомодным. На втором этаже – зеленый ковер и пустые вазы. Здесь пахло пылью.
Открыв третью по счету дверь, водитель сказал:
– Здесь вы можете снять шубу и вымыть руки.
Маша зашла в комнату, за ее спиной раздался щелчок. Выждав, когда затихнут шаги, она придавила ручку. Дверь открылась, и Маша с облегчением выдохнула.
Она оглядела комнату, это была спальня. Сняв шубу, Маша прошлась в поисках шкафа, сдвинула зеркальную дверь и ахнула: перед ней возникло богатейшее собрание дамских шуб, одежды и великолепной обуви.
Чего здесь только не было: меховые манто от Фенди, сверкающие джинсы от Дольче и Габбана, вечерние платья от Армани и прозрачные блузочки от Рокко Барокко.
– Боже ты мой…
Закрыв дверь гардеробной, она прошла в ванную. У зеркала оглядела строй духов, выбрала сиреневый флакон и пшикнула на запястье. Понюхала, потом вымыла руки с мылом.
В дверь постучали.
– Да, пожалуйста! – Маша поторопилась выйти из ванной.
Это был тот же водитель. Не заходя в комнату, он объявил:
– Николай Иванович ждет вас внизу.
– Я готова.
Ее провели в гостиную. На этот раз портьеры были раздернуты. Первое, что увидела Маша: мужскую руку с бокалом. Из-за спинки массивного кресла, стоящего у камина, сидящего в нем было не видно.
Услышав шаги, Николай Иванович встал и жестом пригласил ее к эркеру, где был накрыт стол. За окном во дворе стояла новогодняя елка.
– У вас очень красивый дом, – похвалила Маша.
– Ну-ну, не слишком-то усердствуй, лапуля. Я и сам это знаю. Жаль, что редко здесь бываю. Дела… – Он махнул водителю, и тот вышел. – Садись. Очень хочу есть.
Николай Иванович уселся напротив Маши и взял бутылку вина.
– Выпьешь?
– Немного, – сказала она.
– Вот и умница… Вот и молодец… Давай не жеманничай, накладывай, чего тебе хочется.
Он разлил по бокалам вино.
– Скажи-ка, милая девочка, а что у тебя с Кравченко?
– Он – мой начальник, – ответила Маша.
– Начальник или хозяин? – поинтересовался Слезь.
– Начальник, – с нажимом повторила Маша.
– Я это к чему говорю… К тому, что любая девочка должна быть хозяйской. Тем более такая коза, как ты. Ухоженная, стройненькая… У каждой женщины должен быть хозяин.
Маша улыбнулась, взяла бокал.
– Николай Иванович, вы женаты? – спросила она.
– Уже нет.
– А чьи это вещи там в спальне?
– Моей бывшей жены.
Маша поставила бокал и сочувственно распахнула глаза:
– Она умерла?
– С чего ты взяла? Жива и здорова.
– Тогда почему ее вещи у вас?
– Это моя прибыль. – Николай Иванович холодно улыбнулся. – Я был женат трижды и, слава богу, твердо усвоил одну истину: свадьба – плохая примета.
– В каком смысле? – спросила Маша.
– Не понимаешь?
– Нет.
– В смысле женской злонамеренности, – пояснил Слезь. – Все бабы лгуньи, кого ни возьми.
– А как это связано с одеждой?
– Что мое – то мое. Никому не отдаю того, на что потрачены мои деньги. Пусть даже это булавки или женские подштанники. В чем пришла – в том и ушла. – Он криво улыбнулся: – Усвоила?
Маша опустила глаза.
– Ну-ну, не строй из себя скромницу, – пророкотал Николай Иванович. – Давай-ка мы лучше выпьем! – Он поднял бокал и взглянул на нее.
Она спросила:
– За что пьем?
– За нас, – сказал Слезь.
Маша выпила. Возможно, оттого, что чуть-чуть захмелела, она решила: наступил удобный момент.
– Николай Иванович, вы уже решили арендовать седьмой этаж?
– А я взад пятками не хожу, – он усмехнулся. – Сказал – значит сделал.
– Вы поднимались туда?
– В тот же день.
– Понравилось? – снова спросила Маша.
– Стены, они и в Африке стены, – он сделал неопределенный жест рукой, как будто отогнал от себя муху. – Главное, чтобы в центре. Кстати, оттуда еще не все съехали.
– Этаж совершенно пустой.
– Да нет, я слышал музыку, потом ее выключили.
– Музыка? Этого не может быть.
– Говорю, там кто-то был.
– Вы сказали об этом в полиции?
Николай Иванович насторожился:
– Это еще зачем?..
– В тот день там погибла женщина.
– Из полиции мне не звонили.
– Как же так… – Маша вмиг протрезвела: – Вас должна была записать камера наблюдения. У лифта…
– До лифта я не дошел. Прошелся немного, заглянул в пару комнат.
– Вы поднимались не на лифте?
– Нет. Седьмая кнопка была заблокирована. Попробовали в другом – та же история. Поднимались по лестнице. Так же спустились вниз.
– А потом?
– Потом – в гараж, сели с ребятами в машину и – газу.
Маша принялась рассуждать вслух:
– Выходит, на записи вас не было… Вы не дошли до лифта, значит, камера вас не зафиксировала.
– И слава богу, – сказал Николай Иванович.
– Вы сказали, что слышали музыку…
– Краем уха, потом ее выключили. Знакомая такая мелодия, там еще про цветочки… – Николай Иванович прищурился. – Нет, не помню. Надо у охраны спросить, может, они вспомнят. – Он накрыл ладонью Машину руку: – Останешься у меня?
Она высвободила кисть, как будто для того, чтобы посмотреть на часы:
– О-о-о-о… Мне пора. Завтра на работу…
– Почему? – возмутился Слезь.
– Потому что завтра у нас вто-о-о-орник, – пропела Маша.
Николай Иванович рявкнул так, что она вздрогнула:
– Я не о том! Ты не хочешь остаться здесь или не хочешь меня?
– Мне и правда пора… Уже поздно.
– Значит, нет. – Подумав, Николай Иванович снова спросил: – «Нет» вообще или «нет» сегодня?
– Давайте выпьем, – Маша подняла бокал. – На дорожку… и чтобы нам чаще видеться!
– Ах ты, лиса, – он понимающе улыбнулся и тоже поднял бокал. – Ладно, скажу, чтобы тебя отвезли. Но на будущее, лапуля, имей в виду, так просто ты от меня не отделаешься!
На следующий день подруги снова сидели в кафе. Маша говорила по телефону, Надя пила кофе, а Ева смотрела, как в телевизоре живет чужой жизнью ее любимый муж Люсик.
К столу подошла Лера и сообщила:
– Две недели назад в «Пресне Палас» погиб еще один человек, – она села на стул.
– Кто? – тихо спросила Надя.
– Реутов из рекламного агентства.
– Тот, что приглашал меня поехать в Анталию? – Маша округлила глаза. – А я-то думаю, куда он делся? Вот всегда так, только засобираешься…
– Не стоит шутить, – сказала Лера. – Он принял страшную смерть. Пошел на строительство третьего корпуса, ударился головой и упал в жидкий бетон.
– А потом? – спросила Ева.
– Потом он умер. Подробностей я не знаю.
– Бедняга, – протянула Маша, и улыбка сошла с ее губ.
– Думаю, что его убили, – сказала Лера.
– С чего ты взяла?
Лера выложила на стол кусок обоев и, выдержав паузу, пристроила рядом с ним еще один, пришпиленный к конверту экспресс-почты.
– Откуда второй? – удивилась Надя.
– Нашла в личных вещах Реутова.
– Кто тебе рассказал о его гибели? – Маша закурила.
– Филиция Павловна.
– Сучка… Этой твари всегда все известно.
– Словом, у Реутова был кусок таких же обоев. Его прислали с курьером. Думаю, Рите – тоже.
– Ерунда какая-то… – Вздохнув, Надя откинулась на спинку стула. – Что связывало Риту и Реутова? – Она повернулась к Маше.
Та пожала плечами:
– Почему ты меня спрашиваешь? Возможно, ее он тоже приглашал в Турцию. С него станется.
– Не думаю, что они с Ритой были знакомы, – усомнилась Лера.
Ева провела пальцами по шероховатой поверхности обоев, будто к чему-то прислушиваясь:
– Странный звук… Словно напоминание о чужой тайне.
– Боже, как романтично, – Маша взмахнула сигаретой, отчего над столом повисла дуга дыма, похожая на вопросительный знак.
– Не иронизируй. – Лера передвинула солонку, и у вопросительного знака появилась недостающая точка. – Может быть, это глупо, но мне кажется, след ведет в чей-то дом или квартиру. Обои. Вот что объединяет Риту и Реутова. – Она оглядела подруг. – В Ритиной квартире не было этих обоев?
– У нее повсюду венецианская штукатурка. – Надя задумчиво улыбнулась. – По простоте душевной я спросила: «Почему на стенах разводы?» Рита ответила: «Это не разводы, а венецианская штукатурка». Оказывается, это теперь модно.
Маша положила перед Лерой бумажный лист:
– Ты просила узнать адрес Реутова.
– Где взяла?
– Позвонила его секретарше. Та рассказала, что в квартире, где он прописан, обитала только его мать, а сам Реутов проживал за городом.
Лера достала очки и, надев их, прочитала адрес:
– Трехгорный Вал. Это ж совсем близко. Две минуты пешком. Вечером нужно сходить.
– Не думаю, что это поможет, – сказала Надя.
– Во всяком случае – лишним не будет. – Маша с интересом посмотрела на Леру: – Слушай, почему ты не носишь очки? Они тебе очень идут.
Лера сняла очки и положила их в сумку.
– Не люблю. Чувствую себя неуверенно.
– Зря… – сказала Маша и потушила сигарету.
– Кстати, чем закончилось это твое свидание? – спросила у нее Ева. – Что-нибудь узнала? Твой знакомый был на седьмом этаже?
– Был и ничего не видел. Музыку только слышал.
– Откуда там музыка? – засомневалась Лера. – Этаж совершенно пустой.
– Не знаю, – Маша пожала плечами.
– В общем, информации – никакой. Надеюсь, тебе не пришлось расплачиваться сексом?
– Сама знаешь, я о-о-о-очень приличная женщина. Впрочем, зря у него не осталась. Может, подкинул бы деньжат. До сих пор летнюю резину не поменяла.
– Мелочность тебя погубит, – Лера положила листок с адресом Реутова в карман. – Смотри, узнает Кравченко, накроется новенькая машинка медным тазиком. Кстати, зачем тебе резина, если все равно машину менять?
– Лишним не будет… – Маша откусила кусок пирожного и стала похожа на запасливого щекастого бурундука.
– Дуреха, – глядя на нее, Надя улыбнулась. – Ничему-то тебя жизнь не учит. Все время ходишь по лезвию ножа.
Маша засунула в рот остатки пирожного:
– Думаешь, я не хочу такого мужа, как твой? Хочу. Но таких уже разобрали. В чем же моя вина?
. – Кто пойдет со мной на квартиру к Реутову? – спросила Лера.
– Прости, сегодня я не могу, – Надя виновато поежилась. – Работа.
– А у меня свидание с Кравченко. Не приду – машину не купит, – сказала Маша.
Ева развела руками:
– Остаюсь только я.
– Значит, пойдем с тобой.
В тишине приемной отчетливо прозвучал стук каблуков. Лера подняла голову и увидела жену Шостока.
– Здравствуйте.
– И все? – Леночка наморщила лобик – Я что, фуфло дешевое с улицы? Спроси хотя бы, не нужно ли мне чего.
– Не нужно ли вам чего? – спросила Лера.
– Виктор Иванович сказал, что совещание по Кузьмичеву начнется через десять минут.
– Мне он сказал – в три.
– В три мы поедем… – Леночка улыбнулась. – Впрочем, тебя не касается, куда мы поедем. Твое дело позвать адвокатов. – Она положила на стол пакет и поставила пластмассовую бутылку, похожую на те, что используют для воды спортсмены. – Приготовь и принеси мне на совещание.
Лера взяла пакет:
– Что это?
– Коктейль, заменитель еды. На упаковке – инструкция. Шевелись!
Леночка зашла в кабинет, через несколько минут туда проследовали юристы, среди которых был и Гриньков.
Лера взяла пакет и прочитала инструкцию. Порошок следовало разбавить, но при этом категорически запрещалось использовать горячую воду. Однако не упоминалось о том, что будет, если пренебречь этим запретом.
Отложив пакет, Лера задумалась. Как ни старайся, работа по исправлению собственных недостатков постоянно дает сбои. Всем известно – не бывает душевной гармонии без примирения с собой и с людьми. Но если с собой Лера мирилась легко, то на таких, как Леночка, она обычно «срезалась». Моральный недуг, которым страдала Леночка, требовал излечения, и Лера знала нужный рецепт. Она включила чайник и всыпала порошок в пластмассовую бутылку. Залив его горячей водой, закрутила горлышко крышкой.
Из двери кабинета высунулась Леночка:
– Я же просила – живей!
– Иду-иду, – отозвалась Лера. Она как следует встряхнула бутылку и сказала вполголоса: – Принимать с раскаянием и надеждой на полное исцеление…
В кабинете Шостока сидели одни мужчины, исключение составляла только его жена.
Шеф распределял поручения:
– Слипченко, займешься списком недвижимости, срочно выводим активы, Егоров – поработай с соседями Кузьмичевой. Нужны письменные доказательства, что дамочка плохо влияла на детей. Все, что угодно: пела матерные частушки, бегала голышом по двору, водила домой любовников. – Он задумался. – Кстати, это неплохая идея. Гриньков, организуй пару парней. Ей все равно детей не видать, а наше дело – защищать интересы клиента.
– Даже если клиент м…? – грустно спросил Гриньков, но тут же осекся: – Извиняюсь, это я так.
О проекте
О подписке