Пару раз я с этим чуханом по поводу ключа сталкивался. Я тогда возвращался из ресторанчиков поздно, дверь оказывалась закрыта – приходилось орать под окном (словно серенады распевать для возлюбленной, неудобно для взрослого человека).

Жилец спускался открыть мне с выражением крайнего недовольства на челе. Но когда я просил у него запасной ключ, чтобы изготовить себе дубликат и преспокойно им пользоваться, он ситуацию замыливал, ничего мне не давал, и я снова оказывался на бобах.

Вот и сейчас пришлось орать.

– Пламен! Пламен! – закричал я под балконом. (Так его звали, этого парня: Пламен). – Open the door, please! Please open the front door! ^[5]

Через пять минут взываний Пламен наконец возник на лоджии: встрепанный, в трусах. Заорал по-болгарски, типа сколько можно шляться по ночам и его беспокоить?!

– Че-го? – с презрительной оттяжкой вопросил я. Он перевел свой болгарский на универсальный язык:

– How long can you hang around here at night and bother everyone?! ^[6]

То ли его задело мое пренебрежительное отношение к его болгарскому языку, то ли не мог он наблюдать спокойно за нашим романом с дамой из пентхауза, но я его настолько растропаленным раньше не видел. Воистину – Пламен!

Он схватил ключ от подъезда и швырнул его вниз, к нашим с Лизаветой ногам. Ключ звякнул в пыли.

Мы с ней вошли, поднялись на второй этаж. Я оставил ключ на половичке у двери Пламена и позвонил к нему в квартиру. Разговаривать с ним не хотелось.

– Ты ко мне сегодня не приходи, – сказала Лизавета, – а то нам завтра ехать, надо выспаться. Ты машину-то водишь?

– Если что, научишь.

– Стартуем в восемь.

– Окей. Контрольный созвон в семь тридцать.

К утру дождь прекратился, но весь наш квартал был в глубоких лужах – асфальт тут особо не ровняли.

Ветер задувал с моря, и огромные серые валы вперебой накатывали на берег.

Междугородняя трасса оказалась неплохого качества, да и Лизхен водила резко.

Макс на заднем сиденье рубился с чудищами в компе.

Сначала дорога шла вдоль моря, после Бургаса она повернула налево, на запад. Здесь недавно с помощью Евросоюза построили автостраду до самой Софии.

Я сменил Лизавету за рулем. Она без страха и упрека отдала мне ключи. Я постарался не пугать ее излишне лихим вождением, но и не влачился как мямля. Старался ехать как мужик: уверенно и спокойно.

Часов в одиннадцать мы свернули с трассы севернее, на заправке выпили кофе и поели бутербродов.

Начинались горы, тещины языки и шипкинские перевалы – места, где в конце девятнадцатого века русские бились за свободу болгар.

Мы снова поменялись за рулем, и часам к двум Лизхен триумфально зарулила на парковку отеля «Панорама».

Мы провели два дня в Великом Тырнове и, наверное, для посторонних производили впечатление идеальной туристской семейки. Лиза таскала нас с Максом по древней крепости Царевиц и близлежащим монастырям, по кварталам ремесленников, где скупала керамические тарелки под собственные причитания: «Придется мне платить за перевес».

Я же, в свою очередь, выбирал (и оплачивал) рестораны, которые здесь удивляли совсем иным меню, чем на побережье: жаренными на сковородке и в гриле бараньими и говяжьими кусками мяса, колбасками, печенью. Запивать такое требовалось красным вином, а передвигаться по городу и вокруг на такси.

Виды – что из гостиницы, что из ресторанов, что из крепости Царевиц – были исключительными. Я прихватил с собой свой фотик с телевичком (обычно используемый для оперативных нужд) и много снимал. Рассказывал Максику о композиции и о том, как строить кадр.

Наконец мы выехали обратно.

На горах и в лесах клубились туманы. Дождь с моря пробрался наконец в глубь континента. Он то и дело начинал прыскать на капот и лобовое стекло.

Когда мы, отмахав километров около двухсот, подъезжали к Бургасу, у «Ситроена» вдруг отказали дворники-стеклоочистители и омыватели стекла. Мы остановились на заправке, и я под холодным дождем полез под капот.

В бардачке оказалось подробное описание автомобиля, но, кроме того, что я выяснил, что «дворники» по-болгарски будут «чистачки», а стеклоомыватели – «прыскалки», ничего сделать не смог.

– Придется заехать куда-нибудь на сервис, – развел я руками.

Сервис нашелся километрах в двадцати не доезжая Бургаса.

В сторону от основной дороги вела асфальтовая трасса. На отшибе стоял железный сарай с воротами и рекламами автомобильных шин.

Ни души вокруг не наблюдалось. Я запарковался на пустой площадке перед сервисом и пошел искать мастеров.

Ворота в жестяной сарай оказались закрыты, но не заперты. Я отворил высокую створку. В большом боксе было почти пусто, только висела на подъемниках наполовину раскуроченная старая машина – кажется, «Кадиллак». Вдоль стены стояли верстаки, заваленные ветошью, коробками с отработанным маслом, старыми инструментами.

На стене, как элемент самодельного дизайна, размещалась мощная композиция: вырезанные из журналов и книг фото лидеров мирового рабочего и коммунистического движения – Тодор Живков, Сталин, Ким Чен Ир, Фидель и Рауль Кастро, Че Гевара, Ленин, Димитров, Мао Цзэдун, Анжела Дэвис, Долорес Ибарурри, Чаушеску, Хонеккер, Сальвадор Альенде. Все они были разного размера, но, любовно скомпонованные друг с другом, производили сильное впечатление: назад, в прошлое!

– Эй-эй, – прокричал я, – есть тут кто-нибудь? Is anyone here?

Скрипнула боковая дверь, и из нее, вытирая рот салфеткой, вышел мужик лет примерно пятидесяти, в замасленном комбезе – руки у него, однако, были чистые, безо всяких потеков масла.

– Можете ли помочь мне? – спросил я по-русски. Практика пребывания в странах бывшего соцлагеря показывала мне: если говорить медленно и раздельно, тебя могли понять без использования чуждого «инглиша». А если твой собеседник – человек старшего возраста, то он наверняка учил русский в школе, поэтому шансы возрастают вдвойне. – У меня в «Ситроене» сломалась прыскалка и чистачка.

– Хайде да видим ^[7], – помотал головой из стороны в сторону мастер.

Мы отправились к «Ситроену». Я открыл капот.

Лизавета и Максик подобострастно поздоровались с искусником.

Умелец посмотрел под капотом в районе, где примерно дислоцировались дворники, и махнул рукой:

– Закорайте колата в гаража! ^[8]

Я закрыл капот, сел за руль и заехал.

– Надо спросить, сколько будет стоить? – обеспокоилась Лиза.

– Чепуха, – гордо ответствовал я, – заплачу. Все равно у нас нет другого выхода.

– Это меня и пугает, – пробормотала женщина.

Мастер провозился с «Ситроеном» минут сорок. Откуда-то принес и приладил под капотом другой двигатель, управляющий щетками.

На улице шел дождик, и мы с Лизой слонялись внутри, по гаражу. Максик сидел на засаленной банкетке и рубился в планшет.

Устоявшееся равновесие нарушилось лишь единожды и довольно странным образом.

Из той двери, которая, по всей видимости, вела в другое помещение автосервиса (и откуда выходил наш механик), вдруг в какой-то момент выглянула женщина. Странность заключалась не в самом ее явлении, а в том, как она выглядела (подчеркну, дело происходило задолго до ковида): сплошной стерильный костюм, бахилы, шапочка, скрывающая волосы, и медицинская маска на пол-лица.

Увидев нас, она сразу смешалась и исчезла, закрыв дверь. Само ее явление не продолжалось долее двух секунд. Никто, ни Лиза, ни Максик, ни авто-гуру не увидели ее, один только я. Да и то она растаяла настолько быстро, что я не готов был с уверенностью описать ее внешность, за исключением защитных доспехов.

Наконец мастер сказал, обращаясь ко мне:

– Готово. Провери.

Он захлопнул крышку мотора, я сел за руль, завел: и «прыскалки», и, главное, «чистачки» прекрасно работали.

– Сколько с меня?

– Двеста и петдесет лева.

С учетом срочности я счел это ценой нормальной – сто двадцать пять евро – и отдал чуваку купюры.

Мы с Лизой и Максом отправились дальше к дому.

Шоссе шло по морскому берегу, минуя по объездной дороге курортные поселки: Созополь, Китен, Царево.

Когда мы наконец вернулись в наш городок, солнце клонилось к западу. Облака рассеялись; лужи на асфальте просохли, море хоть и налетало на берег и было мутноватым, но далеко не таким остервенелым.

Мы припарковались на площадке близ наших домов. И тут случился еще один неприятный инцидент – которым, словно колючей рамой, обрамилось наше в целом достойное путешествие. Лиза с Максиком уже взяли свой чемоданчик и направились к подъезду, я закрывал «Ситроен». И тут с топотом и цоканьем на площадку выехала, грохоча, телега на резиновом ходу. Да, самая настоящая, запряженная лошадью повозка.

Надо заметить, что в городке, где мы обретались, имелся небольшой цыганский поселок. Его жители порой выводили свои табуны попастись на берег. Когда эти кони, беспризорные, разгуливали по лесу или рылись в поселковых помойках.

Лошадью управлял очень черноглазый цыган. Подскакав на своей телеге ко мне, он резко осадил и сделал жест, который во всем мире понимается без перевода: мол, дай закурить.

– Увы, – вздохнул я, – не курю, – и сделал отметающий жест.

Цыган гневно осклабился, пробормотал что-то явно неприятное, стегнул лошадку и ускакал с площади.

Я решил, что мне, пожалуй, хватит на сегодня приключений. Помог Лизхен с чемоданом, поцеловал ее на пороге пентхауза и отправился в свою квартирку спать.

Я проснулся рано. Солнце только встало над морем и заливало всю округу нежным кремовым светом.

Море притворялось ми-ми-мишным созданием, ласковой цыпочкой: ни волны, ни плеска, одни снопы солнечных искр.

Дома у меня не оказалось кофе, и я решил выпить его на улице. По всему городу были расставлены автоматы, которые за ничтожные монетки – пятьдесят стотинок (копеек) – наливали в пластиковые стаканчики крепкий напиток.

Я натянул шорты и побежал по лестнице вниз. Но когда вышел на площадку, где был припаркован Лизаветин «Ситроен», то обомлел: все четыре его колеса оказались изрезаны ножом – и передние, и задние, и левые, и правые.

– Ничего себе, – пробормотал я и отправился в пентхауз будить Лизавету Федоровну.

Пока она приводила себя в порядок, я взял ключи и снова отправился к «стальному цитрону» (по терминологии Максика). Там, надев перчатки, открыл багажник и посмотрел, в каком состоянии он и запасное колесо.

Наконец моя женщина начистила перышки и спустилась. Прогулялась вокруг машины и выдала длинную затейливую тираду, которой позавидовал бы любой портовый грузчик.

– А что ты волнуешься? – пожал я плечами. – Все равно машина, как я увидел в документах, две тысячи второго года выпуска. Значит, ей десять лет. – Дело происходило, напомню, в две тысячи двенадцатом. – Резина выглядела сильно изношенной. Все равно пора ее менять. Ну вот, настало время. Давай, ты купишь пару задних, я – пару передних. Ведь я тоже машиной пользовался. А Максик пусть покупает резину на запаску.

– А запасное колесо тоже?

– Увы.

«Запаска» у «Ситроена», как у многих французских, помещалась под полом багажника и опускалась, в случае нужды, на специальном как бы лифте, который управлялся с помощью винта. Короче, добраться до него было нелегко – но в этом случае добрались.

Потом мы с Лизой пошли в полицию, заявили о преступлении. Спустя час на площадку пришел чувак в черной майке с надписью кириллицей: ПОЛИЦИЯ. Поцокал языком, помотал головой. В Болгарии все официальное всегда делалось медленно. Стал писать протокол.

Короче, только часам к одиннадцати с формальностями оказалось покончено и мы смогли пойти позавтракать – даже Максик разнылся: «Кушать хочу».

Отправились в кафе «Калипсо», которое располагалось в том же новом квартале, на первом этаже одной из многоэтажек. Сели на террасе, где ветерок ласково шевелил углы бумажных скатертей. Ровное и спокойное море искрилось до самого горизонта.

Однако Лизхен выглядела очень злой – да и кто порадуется, если над твоей любимой машинкой так надругались!

Когда мы заказали «овчарский» салат и «кюфте» (котлеты), она обратилась ко мне:

– Ну, ты же у нас частный детектив. Давай, расследуй преступление. Сколько у тебя на это уйдет раскуренных трубок? Две, три?

По делу у меня появились, конечно, свои соображения, но делиться ими я пока не стал – преждевременно.

Переводя все в шутку, сказал:

– Давайте послушаем Максика. Пусть он, как помощник частного детектива, выскажется насчет возможных версий.

Оттого что я произвел его в «помощника детектива», подросток зарделся.

– Я думаю, порезал шины цыган.

– Это что, Максим? – с казуистической улыбкой проговорила Лиза. – В тебе зашевелились древние архетипические страхи? Как что случилось в деревне – во всем цыгане виноваты?

– Какими вы, Лизавета Федоровна, терминами оперируете, с ума сойти, – подколол я ее в ответ на «расследуй» и «выкуренные трубки». – Подумать только: архе – как ты сказала? – типические!

– Я, между прочим, окончила философский МГУ, чтоб ты знал. Вот только моя философия в новой России никому не пригодилась!

– Э! Э! – в голос закричал Максик. – Вы мне-то расскажите, о чем разговор!

– В древности частенько считалось, – терпеливо стала ему пояснять моя любовница, – что преступления совершают чужаки, пришлые. А так как цыгане – чужаки вечные, нигде не задерживаются на одном месте и постоянно кочуют, то их все время обвиняли, в молве и в коллективном бессознательном, в разных проступках. Это в данном случае и есть архетипическое.

– Но все равно! – возразил Макс. – Цыган этот последний машину видел и как мы из нее выгружаемся. И у него был мотив! Месть за то, что ты, Павел, ему сигаретки не дал и отослал в довольно грубой форме.

– Версия хорошая, – кивнул я, – однако она не учитывает все обстоятельства дела.

Тут нам принесли «овчарский» («пастуший») салат, и мы временно отставили расследование на второй план.

Когда пришло первое насыщение, Максик к нему вернулся:

– Или это ваш Пламен с ключом со второго этажа.

Лизавета пояснила:

– Я Максику рассказала, как мы в ночь перед отъездом с Пламеном поругались… У него ведь тоже был мотив отомстить.

Официантка притащила «кюфтеты» – в отличие от болгарской официальщины, все, что было связано с едой, здесь крутилось быстро и вкусно.

– А самая подозрительная тут сволочь, – промолвила Лизхен, вгрызаясь в мясо, – это твоя, Павел, бывшая девчонка. Как она меня не убила той ночью! Сколопендра какая-то! Вампирша! Не знаю, она ли машине навредила, пусть полиция разбирается, но ты уж, пожалуйста, мой дорогой, меня от ее идиотских наездов огороди.

– А что, Паша, – фамильярно поинтересовался Макс, – у тебя тут еще одна подружка имеется?

– Больше никого нет нигде по жизни, кроме твоей мамы, – успокоил я его.

Потом я взял на себя хлопоты, связанные с переобувкой пораненной машины. Арендовал на главной площади городка такси и съездил в ближайший райцентр – Царево. Там купил резину, вернулся в поселок, вызвал эвакуатор. Дотащил «Ситроен» в шиномонтаж, и там работники, покачивая, как водится, головами и поцокивая языками, поменяли все пять изрезанных шин на новые.

Попутно я переписывался с Москвой – моим старым другом, однокорытником и однокашником Саней Перепелкиным. К вечеру мы с ним договорились связаться по Скайпу – в ту пору, в двенадцатом, для междугородних переговоров применялся именно этот мессенджер. А на следующее утро он прислал мне координаты старшего инспектора из областного (Бургасского) директората полиции, который занимался организованной преступностью. Его звали Ангел Йорданов, и был он старшим инспектором – а званий в болгарской полиции не существовало.

Наутро я предъявил Лизхен обновленную машину и вручил ключи. Она с удовольствием поездила по окрестностям, пробормотала: «И впрямь резину пора было менять».

Потом я отвез их с Максиком на пляж и договорился, что заеду за ними вечером. Сам же прихватил свой фотик с телевичком и отправился ставшим привычным маршрутом в сторону Бургаса.

Там нашел областную дирекцию полиции – в старом державном желтом здании в центре на улице Ботева. Поговорил со старшим инспектором Йордановым из главного директората по борьбе с организованной преступностью, которого сосватал мне Перепелкин. Он оказался очень мил и любезен, прекрасно говорил по-русски. Я поделился с ним своими подозрениями. Он внимательно выслушал и записал в свой блокнот.

Что меня заставило не вернуться на пляж нашего городка за Лизой и Максиком, а действовать так, как я стал, – не могу объяснить. Совсем нехарактерная для меня авантюрность. И безрассудство. Разве что захотелось произвести эффект на Лизу. И Максика. Доказать, что я настоящий таки детектив, хоть и не нужны мне две-три выкуренные трубки.

Как бы там ни было, я пересек на машине весь залитый солнцем, жаркий Бургас и снова оказался в окрестностях автосервиса, где мы позавчера чинили «прыскалки» и «чистачки».

В этот раз я съехал с шоссе на противоположную от железного ангара сторону и припарковался под деревом таким образом, что никто из «автогары» мою машину не мог видеть. Потом взял сумку с фотиком и телевичком, термос, бутылку с водой и перебежал трассу.

Покружив по окрестностям, выбрал НП – наблюдательный пункт – под одиноко стоявшей акацией, увитой лианами-паразитами. Отсюда был прекрасно виден гараж, в котором позавчера аккордно и аккуратно починили Лизин «Ситроен». Я лег на землю и нацелил в сторону жестяного сарая телевик.

Никакого движения там не было, ни внутри, ни снаружи. Ни одной машины не стояло на площадке перед въездом.

Однако вскоре я заметил, что не один я интересуюсь происходящим в гараже. На расстоянии метров ста от меня, тоже под сенью акаций, двое мужиков валялись на постланном на землю одеяле и время от времени посматривали на автосервис в бинокль. От них я был скрыт рельефом местности, и разглядеть они меня никак не могли.