Глава 2

Я сразу оценила её внешность с профессиональной точки зрения. Цвет волос однородный, прямо-таки «чёрный ворон», поди на краске так и было написано, никакого намека шелковистость, блики, ни омбре, ни балаяжа. Да и краска из массмаркета скорее всего. Ресницы – щетки, брови – крылья, губы перекачанные, неравномерные. Сделано «на коленке» начинающим, ну или безруким, мастером. Преимущество у неё было одно – молодость. Даже юность. Ей хоть двадцать пять-то есть?

Ира села за ближайший столик, закинула в рот тарталетку с красной икрой.

– Ну а что? Уплочено же, – ответила она на мой возмущённый взгляд.

Ну, хотя она права. Я ж заплатила, не выкидывать же.

Машка, которая не за рулём, молча схватилась за бутылку шипучего и фужер, накидала себе в тарелку оливок, сыра, лосося подсоленного, вяленого мяса, пару ломтей воздушной, свежайшей чиабатты, уселась за столик рядом с Иринкой.

Надо же, я так роскошно свои дни рождения давненько не отмечала. Всё больше в кругу семьи с тортом да заказными роллами. А когда мне наготавливать разносолы? Да некогда.

А что у нас Григорий наш Меньщиков? Вчера только с горем пополам за полцены продал свой несостоявшийся столярный цех вместе со всем дорогущим оборудованием в лизинге и тут же вложил в какую-то захудалую кирпичную постройку, где должны были оборудовать какой-то склад для какой-то транспортной компании. Как он вчера говорил? Новый год жизни – новый бизнес? В сорок лет жизнь только начинается? Вот и он начнёт. А пока я плюхнусь за столик и отмечу своё освобождение от бремени!

Кто бы знал, как надоело мне из своего кармана оплачивать его великие бизнес-идеи! А теперь вот появился железобетонный повод наконец-то покончить с этой жертвенностью – за мою доброту, преданность и поддержку дорогой супруг наплевал мне в душу. Изменил. А может, и давно уже изменял. Откуда мне было знать, что там у него происходит, я же всё время на работе?!

Я присоединилась к девочкам. Надо сил набраться, чтобы воевать, да понаблюдать. Расправа уже никуда от меня не убежит. Роллы, шашлык, салаты – всё буду есть, как своё! Голодная ведь с работы, как собака бездомная. Гришка хоть бы раз озаботился, пообедала ли я на работе. Я ведь порой так загружена бывала, что не успевала даже чашку чая выпить. Может, поэтому я к сорока годам осталась в форме себя двадцатилетней? Я поправлялась на двенадцать килограммов, только когда сына рожала в первом браке. И то они схлынули моментально, потому что образ жизни, честно говоря, у меня после рождения ребёнка не особо изменился. Я продолжила бегать, как савраска, только теперь с коляской. Надо отдать должное, мой первый муж был точно такой же трудоголик, как и я. Так мы и развелись, потому что однажды проснулись и поняли, что чужие друг другу люди.

– Надя!

Меня позвал Валера, друг и периодический бизнес-партнёр мужа, тот, которого я более или менее могла терпеть. Остальные дружки у него были под стать: разведенцы-уклонисты от алиментов, горе-бизнесмены, повесы-выпивохи без цели и смысла. Валера тоже был разведёнцем, но казался приличным человеком, работящим, поэтому, наверное, Гришка о нём мало упоминал.

– Здравствуй. Вот неожиданность, – он как-то смущённо замялся перед нашим столиком, словно стыдно ему было за всё происходящее в миллион раз больше, чем самому виновнику.

– Ещё какая, – вторила ему я, зажёвывая весьма вкусной канапешкой. – Меня не звали, по всей видимости, а я вот припёрлась.

Даже сквозь темноту и отсветы дискошара я заметила, как Валера покраснел.

– Да я вот тоже не понял, честно сказать. Домой пойду, наверное, – он пожал плечами и бочком, словно краб, посеменил в сторону выхода. Чуял, что предстояла некрасивая сцена и быть к ней причастным не планировал. Что ж, воля его.

– Музыка стоп! – оттеснив диджея, проорала в микрофон моя Галка. Она меня издалека, похоже, увидела, и решила начать свой перформанс. Галя часто с мужем посещали это заведение, а в этот раз их, видимо, их пустили только в бар на втором этаже. А лестница в этот бар шла через основной зал, в котором Галка и засекла моего супруга.

Я ехала сюда с целью подпортить праздник супругу, да вот запал мой уже начал иссекать, пока я наблюдала за тем, как мой резво муж лобызается с этой молодой кобылкой. За мой, между прочим, счёт.

– А сейчас, дружище, включи-ка юбиляру одну замечательную песенку!

Она нашептала что-то диджею на ухо, сунула ему купюру, и, дождавшись первых аккордов довольно известной песни, выплыла на середину сцены.

Галина всю жизнь поёт, сколько её помню. Со школы ещё то по мероприятиям, то по конкурсам, то во всевозможной самодеятельности. Так, для души, но вполне себе недурно. Её зычный, звонкий голос, созданный самой природой для пения романсов и народных песен, затянул одну чудесную композицию.

Разбиты клятвы, словно хрустальный звон,

И тайный путь Вы выбрали себе.

Моя любовь теперь – лишь призрачный Ваш сон,

Что растворился в призрачной судьбе.

О, как же больно знать, что сердце Ваше лгало,

Что нежный взгляд таил чужую тень.

И вот теперь душа безудержно рыдала,

Встречая свой потерянный рассвет.

Текст песни завуалированно упоминал о супружеской измене.

Я внимательно наблюдала за реакцией Григория. Увидев Галку на сцене, он заметно напрягся, но первый куплет и припев выдержал стоически. Потом пересадил свою принцессу на соседнее кресло и принялся шарить взглядом по помещению в поисках, вероятно, меня.

Наши взгляды встретились. Ни искры, ни бури, не безумия. Одно недоумение – у меня и изумление – у него. Надо же, а так хорошо сидели, правда, любимый? Я отсалютовала супругу бокалом с соком. Ничего крепче я не употребляю, не хватало мне ещё отёков на утро. Всё-таки метаболизм не резиновый.

Григорий нервно сглотнул и, встав со своего царского места, запахнул полы очень дорогого на первый взгляд пиджака, направился в мою сторону.

Глава 3

– Надь, а что ты тут делаешь?

Даже хватает совести спросить! Лучше бы ты окном удрал вместе со своей лохудрой, чем подходить ко мне и как ни в чём не бывало задавать вопросы.

– С днём рождения пришла поздравить, любимый, – едко ответила я. Внутри всё клокотало, в горле полыхало, у меня даже губа дёрнулась, как у оскалившейся собаки. Я до сих пор поверить не могла в то, что происходило сейчас на моих глазах.

Давай, Меньщиков, убеди меня, что это не то, что я подумала. У меня осталось ещё два грамма надежды, чтобы тебе поверить.

– Только не надо здесь скандалов, хорошо? Тут уважаемые люди…

– А давно я стала для тебя «не уважаемой»?

Нет, Григорий не думал ни переубеждать, ни умолять, ни признаваться в очевидном. Я тут была для него лишней. У него тут важные люди, а жена-лошадь ему была тут не нужна. Лошадь ломовая, добытчица, терпила и полная дура. Вот кем я оказалась.

– Слышь, рыцарь, ты чё удумал?! – Машка-парикмахерша тут же забыковала. – Ты совесть где оставил? В унитазе смыл, что ли?

– Мадам, я попрошу вас, – злобно зыркнул на нее Григорий, строя из себя принца голубых кровей перед плебейкой-«постригухой», цитирую. Он моих девчонок не сильно уважал, да и всех представителей обслуживающих профессий. Поэтому даже в самые трудные времена считал ниже своего достоинства идти в такси или на склад, например. А я хоть и маникюрша, но имею свой какой-никакой салон – как ни крути бизнес-леди, и мне великий барин двенадцать лет назад дал доступ к своему телу.

Двенадцать лет прошло, а будто целая жизнь. Думала я тогда, что мне с восьмилетним сыном при мужике полегче будет. Да и мать всё подзуживала, что мужика надо в дом, а то возраст уже поджимает. Ну и дура же я была!

– У меня два вопроса: где мои шестьсот тысяч и что это за обезьяна с тобой?

– Деньги я тебе переведу, у меня все карты сейчас заблокированы, ты же знаешь.

Накосячил ты, Григорий, и даже тени чувства вины в глазах не видно. Карты у тебя заблочены, потому что по тебе исполнительное производство началось ещё в прошлом году. За неуплату налогов за твой прошлый очередной «бизнес». Это были лотерейные ларьки. В которых ты сам и игрался с удачей. Пока всё не профукал, что даже налог на прибыль нечем было уплатить и страховые взносы.

– А вот про кикимору твою я, увы, не знаю. Просветишь?

– Мы с тобой позже поговорим позже, сейчас я немного занят, Надь, – он аж сквозь зубы процедил, кинул красноречивый взгляд за своё плечо, на ломящиеся от угощения столы и отдыхающих гостей.

– Ах ты занят, деловой ты наш!

Я вскипела, как чайник со свистящей крышечкой. Я стала и одним махом вылила на его искрящийся новизной серый костюм с белой рубашкой стакан со свежевыжатым апельсиновым соком.

– Надька, пиджак за семьдесят тысяч! – взвыл он неестественно высоким фальцетом, закрутился, как юла, отряхивая с себя сладкие капли.

– Еще и пиджак за семьдесят тысяч! Это входит в те шестьсот или это ещё сверху?!

Вот это расточительство! В нашем-то положении. Ах, нет, в моём положении! Да только вот принц кушает на мои денежки, и холодильник дома забивается также на мои деньги! Я себе обувь зимнюю еле урвала на распродаже за шесть тысяч! А у него пиджак за семьдесят!

– А это тебе от меня! – Иринка вылила на него игристое из своего бокала, попала прямо в лицо. Жаль, не захлебнулся, зараза.

Пока Григорий обтекал в шоке, Маша бросила в него майонезный салат. Чётко, как снаряд. Густые белые кучки осели на его уже окончательно испорченном пиджаке – на манжетах, на воротнике, а после тошнотворными шлепками упали ему на ботинки. Из крокодильей кожи пожи.

По нашу душу уже примчались менеджер и охрана, а Галя – опытный финансист – пригрозила вызвать полицию.

– Хищение денежных средств с чужой карты, это всё-таки не шутки, господин Меньщиков, – сказала подруга.

Нас не тронули. Менеджер ресторана взглянула на Григория вопросительно и недобро, но ничего не сделала, попросила только вести себя прилично и не крушить имущество. А какая ей разница? Всё уплачено, а в остальном пусть гости сами разбираются, главное, чтобы не дошло до драки. Разборки с полицией этому модному ресторану точно ни улыбались.

– Гриша, это кто вообще? – к Меньщикову подскочила его юная черноволосая фея с влажными салфеточками.

– А ты кто, боль моих глаз? – устало произнесла я.

Вблизи это недоразумение оказалось ещё неохватнее для моей скудной фантазии. Она явно сбежала из две тысячи седьмого. Макияж меня вообще убил. Тоналка у неё была светлее на пару тонов и лежала сплошной маской, которую спасал (или добивал окончательно) неумелый контуринг, которым она пыталась нарисовать острые скулы. На ней было мини-платье из стрейч-кружева и туфли на каблуке и с платформой. Похоже, Григорию захотелось вернуться в себя двадцатилетнего разудалого юнца с такой-то подружкой. Боже, ну хоть бы нормальная была, красивая, ухоженная, стильная, не так обидно бы было!

– Я Юта, – без тени смущения ответила она.

Юная Юта, какая прелесть!

– Кто тебе окрашивание делал? Божечки-кошечки, а волос-то как выжжен! – вступила Иринка, стилист по волосам. – У тебя ж они не сегодня-завтра отпадут!