Дальше пошел обмен фразами, больше походивший на обмен паролями и явками.
– Удостоверение личности.
Робот щелкнул-сфотографировал ладонью удостоверение Ники.
– Брат Василий Луков, третий отряд, корпус пятый, – отрапортовала она.
– Справка, удостоверяющая местонахождение вашего родственника в отряде, – тараторил робот-бюрократ.
Опять ладонь протянулась к листку бумаги, запечатлела. И робот, возвестив об ожидании, заткнулся. Стоял и молчал, отправив запрос дежурному, тот – директору, обычное дело…
Мальчишка оказался лет десяти. Невысокий, худенький. Отчаянные глаза впились в пришедших. В них мелькнула было такая радость… но мальчишка быстро отвел взгляд, поежился и хмуро сдвинул вязаную шапку на затылок. Деловито жикнул молнией, застегнув серый комбинезон под горло. Посверлил взглядом Шульгина. И спросил у Ники сквозь прутья ворот, кивнув в сторону ее спутника:
– Кто такой?
– Шульгин.
– Да хоть Бэтмен. Что ему надо?
– Не обращай внимания, он со мной. У меня выходной, Вась, потом долго не смогу приехать. Иди сюда. Скажешь, что надо, и мы все купим. Погуляем.
– Мне нельзя за ворота.
– Неправда. У нас есть полчаса до начала занятий.
Мальчишка нехотя вышел. И вдруг дернулся, обхватил Нику, уткнувшись ей в куртку. Был он ей до середины плеча. Потом оттолкнул и рассмеялся, посмотрев на Шульгина.
– Хах! А я тебя видел, – сказал, – на Вокзальной! Это еще в детском доме было. Ты стоял с куклой какой-то на углу у музея с пушками.
– Точно, у Краеведческого часто стою, – улыбнулся Шульгин. – А с какой куклой я был?
– А, не помню, нас мимо везли, – вдруг перестал смеяться Василий.
– Ладно, я тебя на станции подожду, – сказал Шульгин Нике.
И пошагал в сторону перрона. Пару раз оглянулся. Ника с Василием о чем-то говорили, потом пошли в сторону леса. Вот она его легонько пихнула в плечо. Мальчишка подскочил – и бежать, она за ним. Потом опять пошли…
Уже вернувшись к воротам, Васька ухватил Нику за руку и выпалил тихо, тревожно:
– Ты сегодня заикаешься чаще обычного, Ника.
– Думаешь?
– Точно. Иди на ТО.
– К вечеру часто так стало… Нельзя на ТО, Вась, я забуду про тебя. Нельзя. Все будет хорошо. Не знаю, когда приду, у меня новая семья.
– Ты приходи…
Возвращалась Ника быстрым шагом. Мимо коттеджного поселка, мимо лодочной пристани, вдоль поросшей желтой травой обочины. Солнце садилось в реку, окрашивая ее в красный. Мышь говорила в рюкзаке:
– Ваську надо забирать.
– Попробуй его забери… – отвечал Кубок.
– Она что-нибудь придумает, – сказал Пьеро минуты через две.
Ника подумала, что голос у Кубка заедает, и у Мыши, надо опять менять модуль. Успеть бы зайти к Техподдержке, у него много старых модулей в запасе, у него вообще много всего. Мыши из его запасов достался не сильно подержанный блочок памяти и речи от старого робота-библиотекаря, Кубку – от списанного робота-сторожа, а у Пьеро – самый необычный, от робота-суфлера из студии кукольного театра.
Михаил Сергеевич давно на пенсии, но всегда очень радовался ее приходу:
– Заходи, двести сорок пять икс, вот умница, что пришла, не забыла старика…
Он их всех помнил по именам, но чаще – по номерам… Он поможет.
«Надо спешить», – говорила себе, шагая по обочине, мимо сумрачного перелеска, по мосту. Обрадовалась, увидев рельсы. Станция близко? Отказывали глаза и слух, Ника уже плохо разбирала дорогу. Вечер наступил или утро? Она шла, присогнувшись, ухватившись за лямки рюкзака, шла и шла. По шпалам. Прочь от города. Давно просвистела к городу последняя электричка. Появился товарняк. Тяжелой глыбой надвигался вместе с ночью. Лес, темнеющий горизонт, махина поезда сливались в одно. Река шумит, гремит на перекате булыганами, ворочает их. Откуда здесь река… Монотонный гул становился все сильнее. Ника успела, дернулась вправо, но чем-то зацепило и поволокло. Пищала в рюкзаке Мышь, бормотал Пьеро, Кубок был против…
Шульгин так и не дождался, побежал обратно к колонии. К воротам пришел уже в темноте. Осенью сумерки наступают быстро. Робот-сторож долго перебрасывался ничего не значащими для Шульгина фразами, пока Шульгин не заорал на него:
– Дежурного давай, говорю, железяка, беда случилась, человек пропал!
Робот впал в молчание. Шульгин стал примериваться к ограде, двинулся вдоль забора, ища какую-нибудь прореху. Тем временем запись его вопля отправилась к дежурному. Через пятнадцать минут вышел дежурный. Щурясь в темноту, он спросил через прутья ворот:
– Ну чего ты орешь? Не видишь, заведение серьезное? Хочешь, чтобы я наряд вызвал?
Шульгин принялся объяснять, кто он, получалось длинно и путанно. Так всегда бывает, когда спешишь. Позвали наконец Ваську. Васька неожиданно расплакался и закричал через ограду Шульгину:
– Значит, она память потеряла… Точно говорю! Она сегодня опять заикалась чаще обычного! И веселая, она всегда веселая, когда ей плохо! Ищи ее, клоун, ищи!
Мальчишку выпустили за ограду, и Шульгин еще минут десять пытался расспросить его. Тот пересказал, как они расстались с Никой.
– Куда еще она могла пойти? Ну хоть в какую сторону?
– Не знаю… – покачал головой притихший и замерзший Васька. – Спешила на электричку. Она успевала…
Дежурный подтвердил, что Василий вернулся вовремя.
В техподдержке посоветовали позвонить какому-то Михаилу Сергеичу: «Он курирует эту серию…»
Михаил Сергеевич ответил быстро:
– Чертова бессонница, хоть раз в жизни пригодилась, – грубовато выдал он на вопрос про Нику.
Шульгин тихо чертыхнулся, подумав, что зря позвонил.
– Не шипи на меня, – проворчали в трубке, – я еще не выжил из ума, парень. Доложи, кто ты ей? Буду я всякому рассказывать про мою Нику, ага, как же.
– Учились мы с ней вместе, в кукольном. Шульгин. Мы ездили к Василию, ее брату, я ждал ее на станции…
– Слышал про тебя, – оборвали его, – даже про Ваську ее знаешь. Пропала, говоришь? Да не должно бы с ней ничего случиться. Может, ушла не туда…
– Нет ее нигде!
– Так уж и нигде. Ты за ней не угонишься, если она решит уйти. Я попробую достучаться до модулей Мыши, Кубка или Пьеро, может ответят…
Шульгин подумал, что все-таки старик съехал с катушек со своими искинами и уже заговаривается. Какие-то мыши…
Поблагодарил, отбился, покружил вокруг ворот, пошел к станции. Темнота, редкие фонари включались при его приближении, выключались. Опять темень сгущалась. Ветер мел по дороге клубы пыли и сухие листья. Шумела река. На станции никого не было.
Зазвонил телефон. Опять этот старикан из техподдержки. И голос мрачный, будто с того света. Шульгин поморщился, от предчувствия стало тошно. Крикнул:
– Что-то узнали?
– Тормози, парень… Нику нашли по маячку, она уже на Шепелевке, в техцентре.
– Как она там оказалась?! Это с другой стороны реки!
– Шла, шла и пришла. Привезли ее. Зацепило составом грузовым. Не бойся за нее, а лучше забудь. С ней все будет хорошо. Ника – она железная…
В трубке запикало. Шульгин вызвал такси, к ночи уже добрался до города. Бросился в техцентр. Его не пустили…
И наступила тишина. Бывают такие дни, что сливаются в одно. Даже старикан тот, Михаил Сергеич, перестал отвечать, блокировал все звонки. Дни шли за днями. Шульгин с головой ушел в работу, в нелюбимую и любимую. Любимая – по-прежнему не приносила много денег, но приносила радость. Бродить по улицам города позади маленького фонарщика Гоши или за луноходом по имени Землянин, видеть, как спешащие и хмурые превращаются в останавливающихся и улыбающихся, возвращаться в театр и ремонтировать подъемник на сцене. Три дня назад купили луноход… Шульгин привычно шел по проспекту, в сумерках уже свернул на Вокзальную, к Краеведческому музею. Обычный маршрут.
– О, а я тебя жду, – от тумбы рекламной раздался мальчишеский голос, замерзший и отчаянный. – Мне возвращаться скоро, а ты все не идешь!..
Звонок переливчато полетел по квартире. Ника крикнула:
– Мама, я открою!
Открыла дверь. Русые волосы, серые глаза в черных длиннющих ресницах. Черная толстовка, черные кеды…
Девчонка пожала плечами. Незнакомый парень в травянисто-зеленой куртке и мальчишка лет десяти стояли на площадке. Они переглянулись.
– Живая. Только челка на месте, – улыбнулся тот, что в зеленой куртке.
– Ага, – рассмеялся пацан.
– Привет, – сказала Ника. – Вы, наверное, ошиблись.
И закрыла дверь.
Шульгин с Василием переглянулись.
Васька криво усмехнулся.
– Да нет… – возмутился Шульгин и позвонил опять.
Открыла пожилая женщина, сказала, что она их не знает, что не надо хулиганить…
Техподдержку застать дома все не удавалось. Или не открывал? Придя в очередной раз, Шульгин набрал номер квартиры. Еще раз. Уже собрался уходить, когда наконец домофон ожил и вздохнул. Послышался звук открываемой двери.
Четырнадцатый этаж, дверь направо. Открыто.
Михаил Сергеевич восхищенно протянул из темноты коридора:
– Вот настырный! Ну, проходи.
Развернулся и скрылся в кухне, оттуда скомандовал следовать за ним. Щелкнул чайником. Шульгин вошел. Хозяин уставился на него, остановившись напротив, скрестив руки на груди.
Техподдержка оказался мужиком не старым. Аккуратная борода с проседью, потертые джинсы, клетчатая рубашка. На лбу торчала линза с подсветкой. Цепкие серьезные глаза сверлили, кажется, насквозь. Наконец он сказал:
– Я тебя узнал, в памяти Никиной видел. Кто же мой адрес-то дал, а? Да садись ты, коль пришел, что с тобой делать!
– Не давали, – рассмеялся Шульгин, осторожно присаживаясь на шаткий табурет, стоявший возле входа, оглядываясь, насколько удобно оглядеться, когда заявился непрошено. Кухня светлая, небольшая, все функционально – руку протяни, никаких штор, тряпочек, прихваточек, картинок. Пластик оливковый с серым, блестящие поверхности, по столу к хозяину прошагал робот-нарезчик. Шульгин усмехнулся, рассеянно добавил: – Я им документ предъявил.
– Да какой же такой документ? Не положено, и все тут! – Видно было, что Михаил Сергеевич вроде бы и рад, но в то же время заметно злился.
– Ну так получилось, разрешили увидеть вас, проконсультироваться, – дернулся Шульгин раздраженно. Но зла не было, было ощущение пустоты и ненужности слов. Просто он дал слово Василию, что найдет Техподдержку. Нашел, и что? Глухая стена, как тогда в Техцентре. И Шульгин сказал, покривившись, будто зная наверняка, что говорит никому не нужное, ну разве что Ваське да ему самому: – Понимаете, Михаил Сергеич, вот Васька Луков ходит ко мне в группу кукольных мастеров, теперь ходит. Ника у него отмечена в единственных родственниках, и он хотел ее увидеть. Как объяснить пацану, что Ника его больше не узнает, подскажите? А может, можно как-то… восстановить… что-нибудь?
Михаил Сергеевич озадаченно вытянулся лицом.
– О как. Что-нибудь восстановить, значит. Будто ухо это, например, или палец!
Щелкнул в тишине чайник, отключившись.
Михаил Сергеевич набрал доставку, заказал сливочное масло, свежий хлеб, сыр. Засыпал и заварил кипятком ароматный рассыпной чай. Действовал он с расстановкой, молча.
– Доставка минут через пять-десять будет, – буркнул он, посмотрел, будто изучающе, на гостя. – Они тут у меня под боком, в соседнем доме обитают. О! Уже…
Звонок в домофон сорвал хозяина с места…
Вскоре он шуршал, разворачивал свертки.
– Значит, говоришь, Васька Луков к тебе ходит… – задумчиво сказал он. – Сейчас будем чай пить! Настоящий, без заменителя вкуса. Чай крепкий, сладкий, хлеб с маслом, настоящим! Сыр. Лимон по вкусу. Отец научил. Говорил, если чувствуешь себя плохо, голова болит – завари чай крепкий, сахару три ложки на стакан. Меньше нельзя, не поможет. Это он говорил, – объяснял Михаил Сергеич. Налил заваренный чай, добавил кипяток в кружки и все посматривал исподлобья. Улыбнулся вдруг: – Честно говоря, рад я тебе, ведь мои обычные гости – искины. Хорошие они люди, выслушают, подскажут, душевные, в общем, а чаю не пьют! Ну, угощайся!
Робот-нарезчик уже настрогал лесенкой лимон, покрывшийся каплями сока, сыр в мелких дырочках, черный хлеб с семечками, плотный, весь в муке. Михаил Сергеич подумал и с криком «О!» откуда-то из-за спины, с подоконника, выудил вазочку с шоколадными конфетами.
Шульгин хмыкнул. Он сидел на табурете, стянутом металлическими полосами, и боялся пошевелиться, чтобы тот не развалился под ним. Сегодня он отстоял смену в магазине, потом ушел в театр, потом бродил по улицам, устал как черт. Но хождения по улицам приносили порой больше, чем неделя работы в магазине. Его Гоша-фонарщик получился удачным и шел с ним рядом, ставил свой фонарь, зажигал его. Все не получалось, чтобы Гоша шел и шел, особенно в дождь или в мокрый снег, вечно он от сырости тормозить начинал и останавливался. Но Гошу полюбили и ждали в магазинах и у кинотеатра. Деньги капали не в шапку, конечно, а на счет, сайт Шульгина уже многие знали. Теперь с Васькой деньги нужны будут, это не то, что раньше – «пришел домой, есть нечего, а и ладно». Васька часто заходил к нему.
– Срок Василия закончился, и он опять в детдоме, – сказал Шульгин, слопав пару бутербродов с маслом, запив горячим ароматным чаем. – Он меня возле Краеведческого как-то нашел. Раньше там меня видел и узнал, когда с Никой к нему приезжали. Спросил, где Ника. Ну я его взял на выходной, мы ее и отыскали. А она не узнала. Васька расплакался у подъезда, хоть, казалось, и крепился, пока перед дверью стояли.
– Не узнала, говоришь, – смотрел, не отрываясь, Михаил Сергеич, жуя, подсовывая гостю то масло, то сыр, то булочки с ветчиной. – Откуда же ты и тот адрес взял? Ушлый ты парень.
– Она успела… до того… Смеялась, что ее новая семья живет совсем близко от театра, вот и сказала.
– Понятно, – сказал Техподдержка. Побрякал ложкой, переставил кружку. Пристукнул легонько кулаком по столу и вдруг будто решился, принялся рассказывать: – Ника перестала проходить техобслуживание, как узнала про брата. Она стала бояться, что тогда забудет Ваську. А больше у Васьки никого нет. Есть папаша, но наркоман… Н-да… Ника – крутой, конечно, искин пятого поколения. Они вечные, но их возможностей не хватает на все жизни, это нормально, это и не предполагалось. Людям на одну-то не хватает. Этим и занимается техобслуживание, отбрасывает ненужные привязанности. Люди некоторые и сами с этим неплохо справляются, а искин не может. Не суть. Нашли ее тогда в таком состоянии, что узнать нельзя. Правда, больше поверхностные повреждения. Мышь показывает, что Ника успела, ушла с рельс, но зацепило, тащило за поездом вплоть до сортировочной. В общем, заказчик очень просил, и Нику восстановили… Очень она им понравилась на собеседовании. А может, спасти ее захотели. Да Нику все любили. – Михаил Сергеевич посмотрел, как парень встал и ушел к окну. Сказал ему в спину: – Ты не дергайся, я не все сказал.
Шульгин повернулся. Взгляд тяжелый.
– Она перед самым тем днем у меня была и попросила снять копию. Собиралась на ТО, боялась.
Шульгин шагнул к столу. Не сказал, выдохнул:
– И что?
– «Что, что»! Подводишь ты меня под монастырь, вот что. Если я Нику восстановлю… В общем, это не в интересах фирмы. Да я и сам не хочу! Лучше ей без прошлого, на черта оно ей?! Васька этот. Мамаша вторая родила, бросила в детдоме, Нику в техцентр назад сдала, а Ника будет тащить все это… У нее другая задача, помогать. Сейчас она прежняя, веселая, ты ее не видел, какая она была…
– Это ей решать.
– Почему? Кто сказал? – вскинулся Михаил Сергеевич. – Захочу, и я решу! Ей так лучше.
– Кто вы такой, что решаете?! – рявкнул Шульгин и сунул руки в карманы. – Она решила, что ей это нужно.
– Она искин.
– У нее есть брат.
– Он ей не брат.
Шульгин отвернулся. Некоторое время стоял, уставившись в стол, в кружок лимона. Схватил и съел лимон. Еще один. Скривился. Повернулся и сказал ровно, будто не кричал только что:
– Восстановите ее. Что, у вас мало искинов, обычных? А она… другая, она в колонию к Ваське ездила, много у вас таких?
Михаил Сергеевич вздохнул.
– Нет, она одна. Почему так вышло, кто его знает? Может, все как у людей. Чем сложнее жизнь, тем и они сложнее становятся, опора. В них ведь много людского заложено, а как иначе, люди придумали. Потому и жаль ее. Васька этот, паршивец! А ну как по наклонной пойдет, в тюрьму сядет? Она будет его всю жизнь вытаскивать, сопли вытирать…
– Вот и нужна ему Ника, чтобы не пойти. Хороший пацан, только отчаянный, жуть берет. Ему надо, чтобы его любил кто-то, – сказал Шульгин. И тихо добавил: – А Нике он нужен. Не видели вы ее с ним. Она счастливая была, что видит его.
– Да видел я все, – отрезал Михаил Сергеич. – Уволят меня с вами! То хоть какую-то работенку подбрасывали.
Шульгин растерянно рассмеялся, почуяв слабину в обороне Техподдержки, и сказал:
– А к нам в театр пойдемте.
Михаил Сергеич укоризненно покачал головой:
О проекте
О подписке