Глава 4. Идущие сквозь ад

ИТАК, наша «крыша» в полном составе исчезла, выйдя покурить в перерыве между сменой блюд. Жены, проведя в ожидании у припаркованных возле ресторана машин всю ночь, утром разъехались по домам. Все надеялись, что ребята или вернутся, или обнаружатся их трупы.

Их ждали родные и друзья, но не криминальные структуры. Такой жирный кусок, как наш с Кирой бизнес, хотели все. На нас устроили самую настоящую охоту. Кто только не пытался поговорить с нами об этом деле! Приезжали по-хорошему и не по-хорошему, местные и не местные. Мы держали оборону: уверяли, что наши покровители, наверняка, живы и вот-вот появятся.

Однажды у меня даже был разговор с товарищем, который забил стрелку и приперся на нее с арбалетом. Я так разозлилась. «Ну, – думаю, – спёр, наверное, дурень где-то ржавый арбалет и даже не знает, как называется эта штука, которой он пытается меня испугать. Как они меня уже все достали!» Можете себе представить «крышу» в лице одного молодца, бегающего по поселку между палатками, которые расположены друг от друга в паре километров, и размахивающего ржавым арбалетом? Я была в таком гневе, что встала напротив него и сказала: «Давай, Робин Гуд, вперед! Пускай стрелу! Но если ты промахнешься, я тебе твои… оторву голыми руками прямо здесь. А если не справлюсь, позову подмогу. Или ты живой, или я».

Конечно, я не могу помнить всё в своей жизни, но есть моменты, которые отпечатались в памяти в мельчайших подробностях, например, этот момент моей ярости. У меня ноздри раздувались, как у быка на корриде. Мне казалось, что если он только попробует нажать на спуск, то всё, я его разделаю под орех. Иначе невозможно с такими отморозками.

Мы не сидели сложа руки- подняли всех своих знакомых, у кого были хоть какие-то связи в криминальных структурах. Надо было выяснить, кто на меня наехал. Как понять, разговаривая с человеком, насколько у него в порядке голова? Кто за ним стоит? С кем он работает? Кто его «шестерки»? Ведь дело до такого доходило – сидит группа ребят во дворе, лузгает семечки и решает: «А не пойти ли нам развести лоха? Скажем, что мы „крыша“ – и вперед». Они одалживали тачку у знакомых на пару часов, золотые цепи, и уже ехали «стрелки забивать» и «терки тереть». Они ведь все были на одно лицо: молодые, наглые, обкуренные, в спортивных штанах «Адидас». Кто настоящий, а кто так, «лоха развести» – с первого взгляда понять было сложно.

На финишную прямую в гонке за жирный куш вышли несколько бригад: одних порекомендовали по моим каналам; другие были местные, самовыдвиженцы, их продвигал кто-то, кто курировал «общак». Хотя во второй группировке и были все местные, но бригадиром ставили парня, который только что вернулся после отсидки. Так сказать, ему выделяли «подъемные». Меня не устраивал ни тот, ни другой вариант. Собственно говоря, никакой вариант не устраивал, но время на принятие решения истекало.

Днем угнали мою машину, и на следующее утро она стояла возле подъезда вся искореженная так, что восстановлению не подлежала. Вечером того же дня, когда мы ехали по делам на Кириной машине, в нас стреляли. Не совсем в нас – по капоту машины. Мы решили провести ночь у Киры в квартире, так как у меня дома ребенок. Ночью машину Киры подожгли. Хотя опасность подстерегала нас везде, мы понимали, что физической угрозы пока нет, ведь мы нужны им живые и здоровые. Но что они еще придумают? Охотились на нас все, кому было известно о наших палатках. Но, пока мы не выбрали новую «крышу», было невозможно обратиться за помощью. А каждый из нападавших был готов ее оказать.

Время на раздумье истекло, и нам пришлось принять решение. Мне не нравились местные «самовыдвиженцы»– они были слишком молодые. И самое главное, их бригадир только отсидел, значит, очень голодный. По моим каналам нам рекомендовали ребят тоже из нашего района (в принципе, они все жили где-то недалеко). У нас ведь в поселке была «малина» криминальных авторитетов, а «шестерок» они набирали из местных жителей. Через несколько лет это уже был муравейник криминала: бандиты жили не только в каждом доме, но и в каждом подъезде; все уже друг друга знали, и никто не стеснялся своей деятельности. Мне «рекомендованные» больше импонировали, так как они были постарше меня или мои ровесники, интересы у них были в Москве, а значит, дальновидные, с хорошими ресурсами и перспективой. Но Кира решила, что местные «самовыдвиженцы» лучше, к тому же, их рекомендует кто-то из «общака». Наши мнения разделились. И моя ошибка была в том, что я уступила подруге только из-за того, что когда-то она пригласила меня в бизнес, а значит, я ей многим обязана. Ох, Аня, Аня… Вот где следовало снять розовые очки…

Забили стрелку, всё обговорили, закрепили договоренности хорошими посиделками в ресторане: они – с подругами, мы – с мужьями. На следующее утро мы уже ехали на авторынок покупать себе машины. Теперь у нас опять была крыша, значит, можно снова спокойно заниматься своими коммерческими делами. Конечно, спокойствие – понятие относительное. Но раз перестали корежить, поджигать и стрелять по машинам – уже спокойно.

Думаю, надо пояснить, почему мы знали, что нас пугают, но не хотят убить. Явно не потому, что мы такие крутые. Дело в том, что наша смерть не принесла бы выгоды никому, поскольку взять с нас было нечего. Понятия «частная собственность» не существовало, квартиру отобрать в то время было нельзя. Машины? «Копейка», «тройка» – им грош цена. Новые автомобили на рынок не поступали. Их сразу сразу перегоняли в края, где растут мандарины и абрикосы. На своих машинах, которым было по восемь-десять лет, мы за раз перевозили по двадцать ящиков водки, совершая в день три-четыре рейса. Через год мы их просто отправляли на свалку, хорошо, если своим ходом. Забрать палатку? А кто в ней работать будет? Ну точно, не они сами и не их подруги, которых интересовали только «Мартини» и «Амаретто», они ведь халяву выбрали, а не работу. Все понимали, что замены нам пока нет, поэтому нельзя нас ни убивать, ни калечить, ни слишком сильно расстраивать… Хотя вскоре ситуация изменилась.

Не знаю, как мне справиться нахлынувшими чувствами. В этой главе я расскажу об одном из самых страшных периодов в моей жизни. Не могу сказать, что просыпаюсь по ночам в холодном поту при воспоминании об этих событиях, теперь они ушли в прошлое… Но тогда все было впервые. Испытываю почти физическую боль, и к горлу подкатывает ком, который с каждым абзацем становится всё ощутимей. Мне хочется зажать рот рукой, чтобы невольно не вырвался крик ужаса. Люди! Что с нами со всеми случилось?! Как? Скажите – как? Как мы, бывшие октябрята, пионеры и комсомольцы, стали убивать друг друга? Почему сначала мы маршировали на слетах военно-патриотической песни, писали сочинения о «Молодой гвардии», а потом пытали друга утюгами? Почему мы читали Пушкина и Достоевского, а потом все вместе создали бандитское государство?

Когда я слышу по телевидению ностальгические воспоминания о прекрасном советском образовании, которое нам надо вернуть в школы, извините, но на моем лице возникает презрительный оскал. В лихие девяностые мы пришли из СССР!!! В нашей юности не было разлагающей морали Запада: нас туда не пускали, чтобы мы не расстраивались. Не было тотального влияния Интернета и проплаченных СМИ: все читали правильные газеты, слушали правильные новости. Не было пагубного влияния голливудского кинематографа – вся страна смотрела патриотические, строго нравственные, прошедшие советскую цензуру фильмы. Так почему же мы все дружно стали завидовать жизни бандитов и проституток? Вы знаете, что старшеклассники писали в сочинениях на тему: «Кем ты мечтаешь стать»? Мальчики заявляли: «Мечтаю стать бандитом», – и перечисляли преимущества своего выбора. А девочки под стать им: «Мечтаю стать проституткой или женой бандита», – и тоже расписывали прелести такой жизни. И это не миф, не анекдот. Я сама видела эти сочинения, так как у меня подруги работали в школе.

Следовало бы нам разобраться для начала в последствиях такого замечательно «нравственного» образования, прежде чем мечтать его вернуть в школы. Не только бандиты были отмороженными на всю голову, практически все стали такими. И напрасно сейчас многие пытаются прикинуться, что они остались в стороне – все варились в одном котле. Просто мы так испугались, что решили спрятать ту жизнь в подвал, закрыть дверь на железный засов и забыть, как все было. Вот только удивляемся: что это у нас сейчас жизнь такая нескладная? А ведь сколько прекрасных русских пословиц: «Что посеешь, то и пожнешь», «Как потопаешь, так и полопаешь», «Как солому постелешь, так и спать будешь». Мы всей страной едим ту кашу, которую сами себе варили по своим национальным рецептам. Никто со стороны не приезжал бегать за нами с пистолями. Бегали свои, местные: из одного города или поселка, с соседней улицы или двора, из нашего дома или подъезда, одноклассники или соседи по парте. Так давайте все мы, кто остался в живых, не будем ничего придумывать и врать нашим детям про свою романтическую молодость. Им и так приходится разгребать завалы. И если у них не хватит силенок, то достанется внукам. Мы любим это красиво называть «связь поколений».

«Лихие девяностые – это нравственная катастрофа страны», – вот я и сказала это. На весь мир.

А теперь обосную во всех подробностях, почему я так думаю. Извините, что повторяюсь, но у меня волосы стоят дыбом, когда я вспоминаю то время. Будет странно, если у вас и волосок не колыхнется после того, как вы прочитаете эту главу до конца. А ведь это будет не конец, а лишь прелюдия.

Время набирало стремительные обороты. Торговля шла бойко, и не только у нас. В Москве и крупных городах люди начинали осваивать мир коммерции, стали образовываться огромные рынки: одни специализировались на продуктах, другие – на промтоварах. По мере накопления у людей наличности торговля пошла бойкая. Мы решили расшириться и установить ещё одну точку на трассе, между нами и аэропортом. Мы возводили её сами, поэтому учли все реалии жизни – варили стены из самого толстого железного листа, чтобы никакая пуля не смогла пробить. Денег стало еще больше. Самые впечатляющие выручки были в новогоднюю ночь. Мы отмечали праздник, просто курсируя между точками: объедем всех, сумки набьем деньгами, шампанское выпьем, домой заедем, деньги высыпем и – по следующему кругу.

Казалось, нет ничего интересней, чем считать свои деньги. Подчеркну, в те годы и в том возрасте не было более интересного занятия, чем посчитать деньги, сваленные в угол, и понять, сколько же их там. А их там было много, очень-очень много. Поэтому мы так любили праздник Новый год.

Наши деньги нравились не только нам, но и нашим мужьям. Они, каждый по-своему, хотели ими распоряжаться. Не думаю, что это был умысел, нет, конечно. В семьях все деньги были общими, как и полагается. Просто их было много. Кире в этом вопросе повезло больше, чем мне. Во-первых, у нее муж сам занимался «интересными» делами, так что доходы они друг от друга скрывали. Во-вторых, Кира была прижимиста. А я – наоборот: все деньги в семью, для всех, чтобы дом был полной чашей. В своей родной семье я была старшей дочерью, поэтому с детства привыкла опекать родных и друзей. Так что круг моей щедрой заботы был широким. Конечно, деньги – это замечательно, но мне нравился сам процесс созидания. Результаты так впечатляли моих близких, что они не мешали мне зарабатывать деньги. Муж тоже не удержался и предложил помощь в обеспечении палаток: ведь я сильно устаю, поэтому он меня будет возить.

Я хотела себе нанять водителя, но как отказать своему любимому мужу? Он взял административный полугодовой отпуск, выторговал у меня зарплату, чтоб ему было более комфортно со мной работать. Ох, умел он мне голову морочить. Одна моя ошибка следовала за другой, и не было этому ни конца, ни края.

Какая может быть работа у жены и мужа вместе, если она – босс, а он – водитель? Это еще куда ни шло, если из водителей – в мужья: ну, ездили-ездили и доездились. А тут был муж и вдруг по совместительству устроился к тебе водителем на зарплату. Ой, я дура! Аня – дура! Аня – дура!.. А можно я так пару страниц напишу? Нет? А мне хочется…

В общем, пустила лису в курятник. Но что делать: любовь, семья, молодость, глупость, большие деньги – гремучая смесь. Муж увидел всю «кухню», и ему захотелось порулить во всех направлениях. Из жестко регламентированной системы он попал в мир свободной жизни, и его понесло. Хотя нас, конечно, всех несло…

Мы все работали, общались, мечтали о расширении бизнеса и жилищных условий. Всё и вся в нашей жизни перемешалось. Мы не успевали думать, чему-то удивляться, задавать себе и другим вопросы. Просто жили в постоянно меняющейся среде.

Первые перемены произошли у Киры: она развелась с мужем. Они были слишком разные, с большой разницей в возрасте. Любви в их отношениях не было изначально, а время было молодое и такое горячее…

Спустя много лет, когда я купила навороченный джип и выехала из автосалона, то у меня было странное ощущение: вот у тебя новая машина, а поехать и показать-похвастаться некому. Теперь у одних во дворе такой же стоит, а другим по барабану: хоть на колымаге заезжай – никого не удивишь. А в то время наличие автомобиля демонстрировало уровень достатка. Иметь приличное авто, например, шестую модель «Жигулей» с пластиковым бампером – это было очень круто. Женщина с машиной – это мегакруто. Молодая девчонка за рулем тачки – это запредельно круто. Для сравнения: молодая красивая женщина за рулем шикарного кабриолета в наши дни – это ничто по сравнению с нами в наших «шестерках» с пластиковыми бамперами.

Так что же мы делали, даже не вполне осознанно? Мы выпендривались. Приедем в одну палатку, покрутимся там и отправляемся в другую. Вся фишка была в том, чтобы показать себя. Конечно, особенно интересно это выглядело весной и летом: выходят две молодые крали, довольные собой и жизнью; туфли на шпильках, платьица-мини обтягивают все прелести, волосы у обеих густющие, длинные. И вот мы выходим, демонстративно идем к машинам, громко разговаривая, садимся, хлопаем дверьми и по очереди резко, с ревом мотора, чтоб обязательно гравий из-под колес, едем в другую палатку, до которой десять минут пешком. Почему отъезжали по очереди? Да чтобы все услышали рев твоей машины и успели полюбоваться вылетающим из-под колес гравием. Так молодые кобылки гарцуют, и надо дать время одной себя показать, а потом другую выводить. Нам ведь негде было себя предъявлять миру, вот мы возле своих палаток и устраивали шоу. Тем более, у нас их было уже четыре, и у каждой стояли покупатели. Так что зрители у нас были, и завистников среди них хватало.