Цитаты из книги «#НенавистьЛюбовь. Книга вторая»

Наверное, сильнее у меня захватило бы дух, только если бы я увидел Дашку обнаженной.

Ее голос, мимика, жесты, эмоции – все было очень живым, ничуть не наигранным. И я любил ее такой – живой, искренней, настоящей.

Он снова произнес мое имя, и я окончательно потеряла голову, обнимая его и прижимая к себе. Крепкие объятия. Срывающееся с губ тяжелое дыхание. Спутанные волосы. Прикосновения, наполненные любовью. Поцелуи, отравленные злостью. Родной, любимый, ненавидимый. Мой.

– Тогда, если так… Прежде чем все будет кончено, поцелуй меня, – сама не понимая, что несу, попросила я. – Даня, поцелуй меня. В последний раз, прежде чем в моем сердце останется только ненависть. И никакой любви.

Я сделала еще один глоток. Теперь напиток ужасно горчил, был вязким и пах сладковато-терпким дымком. Это был вкус моих ненависти и любви.

Даня убрал с моих волос листик и горько улыбнулся: – От тебя, Дашка. Сколько бы ни старался избавиться от тебя, но ты всегда возвращаешься. И в сны, и в мысли. И в голову, и в сердце. Это абсолютно нелогично. Все, что связано с тобой, не подлежит рациональным объяснениям, – шутливо заметил он, но я слышала в его голосе напряжение. – Ты – мое наваждение, Дарья Сергеева.

– Потому что он засел в моей памяти. Каждый октябрь я вспоминаю его. Запахи. Голоса. Вкусы. Я давно поняла, что общее прошлое – слишком тонкая связь. Она не удержит людей рядом. У воспоминаний нет такой силы. Но ты… Ты все время был в моей голове. В моей памяти. В моих мыслях. Я не могу избавиться от этого. Я не могу избавиться от тебя, Матвеев, – призналась я зачем-то, хотя совершенно точно не хотела говорить этих слов. – Даже осень пахнет воспоминаниями о нашем детстве.

– Начало октября для меня всегда пахнет булочками с корицей, которые пекла твоя мама, – сказала я, обхватив себя руками, все так же разглядывая пожелтевшие и поредевшие кроны деревьев. – Пахнет медовым чаем и прелыми листьями. Каждый октябрь, – повторила я. – И сейчас так пахнет. Хотя нет ни булочек, ни чая – только листья.

Да, было прохладно, однако я почти не замечала этого – все мое внимание было приковано к листьям, устилавшим дорожки, которые ярко освещали круглые уличные фонари. Их свет был мягким и теплым – сливочно-карамельным, и казалось, будто среди деревьев зависли маленькие луны. Листьев было немерено: желтых, морковно-оранжевых, тыквенных, янтарных, алых, бордовых – они лежали по краям дорожек, у самых бордюров.

Можно? – Можно, – вздохнул Матвеев. – Только недолго. Прохладно. – Спасибо, папочка, – улыбнулась ему я и первой выпорхнула из лимузина.