Я узнал, что квартира Тамары была продана гражданке Синевой по доверенности, копию которой раздобыл и показал мне проворный Дворкин, и, прокомментировав этот факт фразой «это работа черных риелторов», посочувствовал мне от всей души, угостив холодной водкой. Он объяснил мне, что в городе работает группа этих самых «черных» риелторов, которые, подделав подпись владельца квартиры на состряпанной ими же в присутствии своего нотариуса генеральной доверенности, продают квартиры по цепочке своим же людям, чтобы настоящий покупатель после вдруг открывшегося факта подделки документов и концов не нашел. Однако, пояснил он мне, таким образом отбираются квартиры у определенной незащищенной группы лиц, в число которых входят одинокие пенсионеры, алкоголики, наркоманы. И в эту компанию уж никак не могла попасть молодая и не глупая женщина.

– Возможно, ей действительно, как сказала ее коллега, пришлось на время покинуть город, и этим обстоятельством воспользовались преступники. Но тогда они должны были быть в курсе, что ваша приятельница уехала не на день-два, а надолго. Иначе схема не сработала бы, – сказал мне Дворкин, чем не сильно порадовал меня, скорее наоборот.

После сделанных выводов я направил его бурную деятельность на поиски этих самых риелторов в надежде, что с помощью реального нотариуса, имя которого было указано в доверенности, мы выйдем на конкретного человека, занимавшегося именно квартирой Тамары.

Но нотариус исчез, а с ним, как мы предположили, из Саратова исчезла и группа преступников, переместившись, вероятно, в другой город.

Гражданка же Синева, которую я лично напоил, заявившись к ней как-то вечером, дешевой водкой, после двух часов возлияний призналась, что ей заплатили за то, чтобы она в случае, если бывшую хозяйку квартиры будет разыскивать «симпатичный молодой мужчина», сказала, что Тамара умерла.

– Не знаю, как вам, – рассуждал Дворкин после того, как я принес ему эту драгоценную информацию, – но мне кажется это неслучайным. Она прямо так и сказала: «симпатичный молодой мужчина»?

– Ну, да. Я и сам удивился. Ведь ее могли разыскивать и другие люди. Подруги, к примеру, девушки из агентства, да мало ли кто!

– Правильно, что удивились. Получается, что тот, кто заплатил этой, с позволения сказать, даме деньги… Кстати, а кто это был? Она запомнила этого человека?

– Да не помнит она ничего!

– Понятно. Так вот. Получается, что ее инструктировали относительно вас, Григорий. То есть кто-то знал, что вы будете искать Тамару, и не хотел, чтобы вы ее нашли. Давайте напрямую, Григорий: кто-нибудь знал о вашей связи с Тамарой?

– Нет. Это совершенно исключено, – ответил я машинально, в первую секунду и не понимая, что проговорился. Ведь я вовсе не желал, чтобы даже Дворкин знал о характере наших отношений с Тамарой. Но, вероятно, я его недооценил.

– Если вы хотите, чтобы я вам помогал, Григорий, вы должны рассказать мне всю правду. Вы поймите, за каждым поступком человека кроется мотив. И если Тамара исчезла, то сделать она это могла по двум причинам: уехала сама или же ее вынудили это сделать. Если сама, то все гораздо проще, и ей ничего не грозит. Женщина приняла решение, понимаете? Ей надоело ждать вас…

– Откуда вам известно, что она меня ждала?

– Да потому что она пропала две недели тому назад, а вы узнали об этом только на днях! Значит, вы не так уж часто ее навещали и даже не перезванивались. К тому же в разговоре с вами, я понял, что вы совершенно не знаете нашего города, даже центральных его улиц, не говоря уже о ресторанах и прочих общественных местах, которые вы бы знали, если бы проживали здесь. Из этого я сделал вывод, что вы приезжий. Когда же, доставая телефон из кармана, вы случайно выронили билет в музей Набокова в Питере, многое прояснилось…

Краснея от стыда, я «признался» Дворкину в том, что действительно проживаю в Питере и бывал у Тамары время от времени, все не решаясь покончить со старой жизнью и начать новую. И все это я выдал ему в форме каких-то унизительных туманных намеков, словно признавался в совершенных мною многочисленных преступлениях. Такая форма поведения была вызвана исключительно растущим во мне чувством вины перед Тамарой.

Произнося фразу «и даже не перезванивались», Дворкин, я думаю, просто недоумевал, как можно в наше время, когда под рукой мобильные телефоны и Интернет, быть влюбленным в женщину и не обменяться с ней сообщениями. Но как я мог объяснить ему, что все эти месяцы моего знакомства с Тамарой мы с ней, не сговариваясь, играли в чудесную любовную игру, где не было места всей той электронной суете, заменившей многим людям живое общение, отчего наши с ней встречи были наполнены более острыми и прекрасными эмоциями, чем если бы мы общались с ней каждый раз по скайпу, разбавляя нашу любовь длиннотами, молчанием или просто дежурными фразами, способными убить истинное чувство.

Нас обоих устраивало такое положение дел, во всяком случае, мне так казалось. И только после того, как Тамара исчезла, я начал сомневаться в этом. Возможно, моей современной и коммуникабельной возлюбленной как раз и не хватало телефонных разговоров, эсэмэс, виртуального общения по скайпу, электронных писем от того, кого она так любила. И еще, быть может, продолжает любить, но только где-то очень далеко от места наших встреч.

– Григорий, – сказал Дворкин в одну из наших вечерних бесед, когда он исключительно ради меня, впавшего в депрессию и утонувшего по самую макушку в коньячных парах, задерживался в своем офисе, заставляя волноваться своих домашних (жену и трех взрослых дочерей), – вот скажите мне, как человек разумный, во всяком случае, здравомыслящий, как вы могли завести интрижку в другом городе, не обменявшись с вашей девушкой ни номерами телефонов, ни электронной почтой, ни скайпом? Вы даже ее фамилию не знали до недавнего времени! Что это? Желание обезопасить себя от докучливой девицы, которая грозилась вмешаться в вашу семейную или какую там, не знаю, жизнь?.. Неужели в родном городе вы не могли найти себе девушку для приятного времяпрепровождения? Если же между вами было настоящее чувство, вы сами разве не испытывали желания лишний раз поговорить с Тамарой? Услышать ее голос? Человечество и выдумало все эти хитроумные штуки вроде Интернета исключительно для простоты общения.

Я отлично понимал, что все мои объяснения выглядели бы глупо, а потому просто молчал.

Пользуясь тем, что я был сильно пьян, он позволил себе даже намекнуть, что мы с Тамарой вели себя, как герои фильма «Порнографический роман», где партнеры предпочитали ничего не знать друг о друге.

Но я не обиделся на него, не разозлился. Мне просто стало еще хуже после его слов. Быть может, и Тамара думала так же, когда я, прощаясь с ней, не спрашивал ее номер телефона и не делился своим. А что, если я этим поведением оскорблял ее?

– Я идиот, что тут скажешь.

– Нет, вы не идиот. Просто вы пытались вести двойную жизнь, забывая, что жизнь у вас, как и у вашей женщины, одна, и что вместо того, чтобы быть с ней вместе, вы попусту тратили время, разменивая его на разные глупости.

– Пусть я такой несовременный идеалист, пытавшийся спрятаться здесь от всего того ада, в котором я жил последние годы, пусть. Но почему тогда она не вразумила меня? Почему не сказала, как ей больно, некомфортно, унизительно со мной? Мне казалось, что и она тоже счастлива!

– Да, я вижу, вы совершенно не разбираетесь в женщинах! – вскричал Дворкин, подливая мне коньяк. – Она элементарно боялась вас потерять, поэтому и делала вид, что ей хорошо. На самом же деле она хотела, чтобы вы остались с ней навсегда! Чтобы вы женились на ней, и она по утрам готовила бы вам какао и пекла булочки, а вечером кормила ужином, и чтобы по возможности вы находились рядом с ней на расстоянии вытянутой руки. Этого хотят все влюбленные женщины. Она наверняка хотела бы забеременеть от вас и родить вам ребенка. И это, поверьте мне, вполне нормальные, здоровые желания! Вы же, вместо того чтобы дать ей надежду на совместное будущее, расставаясь с ней на пороге ее квартиры, словно прощались с ней навсегда! Во всяком случае, она вполне могла это предположить.

– И что теперь делать?

– Молиться о том, чтобы она была жива и здорова. Это – главное. Конечно, я сгустил краски, и мне самому исчезновение вашей девушки не кажется привязанным к вашим отношениям, по моему мнению, она стала жертвой мошенников, и это куда страшнее. В любом случае, ее надо искать. Всеми способами. Понимаете?

Дворкин разыскал ее мать, проживающую в деревне Холодные Ключи под Оренбургом. Она повторно вышла замуж за местного и очень амбициозного художника Ванеева, который был младше ее на десять лет, и посвятила ему свою жизнь, взвалив на свои плечи все дела, в том числе и финансовые: развела поросят, коптила сало на продажу, стирала ему рубашки. На вопрос, когда она последний раз видела свою дочь, Людмила Васильевна растерянно ответила, что Тамара приезжала к ней последний раз на Новый год, привозила подарки и сказала, что у нее, у Тамарочки, все в порядке. Что она работает в туристическом агентстве, хорошо зарабатывает. Молодого человека у нее пока нет, судьбу свою она еще не встретила. Узнав о том, что дочь пропала, а квартира ее продана, женщина расплакалась, сказала, что понятия не имеет, где она может быть. Что Тамара не планировала продавать квартиру и куда-то переезжать. Что она была вполне довольна своей жизнью и не собиралась в ней ничего менять. На вопрос, есть ли у них родственники, куда бы она могла поехать, Осипова сказала, что у нее есть младший брат, Сергей, который проживает во Владивостоке с семьей, но он регулярно звонит Людмиле Васильевне, они всегда в курсе всего, что происходит в семье, и уж там Тамара точно не появлялась. Они вообще виделись много лет тому назад, когда «девочки были крошками».

– «Девочки»?

– У Осиповой была еще одна дочь. Ее звали Нина. Она была старше Тамары на один год, – рассказывал Дворкин. Я, на этот раз абсолютно трезвый и совершенно удрученный отсутствием информации о Тамаре у следователя, занимавшегося поиском, сидел в кресле напротив Бориса Михайловича и ловил буквально каждое его слово. – Да только ее убили девять лет тому назад. В 2006 году. Ей было семнадцать. Она ушла из дома и не вернулась. А потом ее труп нашли на городской свалке. Григорий? Вы слышите меня?

– Да-да… – я покачал головой. – Только этой истории мне еще и не хватало. Мертвая сестра.

– Тамара вам ничего не рассказывала о своей сестре?

– Нет, ничего. Да-да, можете не повторять, я и так уже все понял. Признаюсь – я ничего не знал о Тамаре. Но если бы она, к примеру, захотела мне что-то рассказать о себе, я бы ее не стал останавливать. Значит, она сама не хотела мне ничего рассказывать.

Прошло больше месяца, прежде чем мне удалось узнать о Тамаре.

Верный, как пес, Дворкин разыскал ее в одной из женских тюрем. Точнее, в Ивановской колонии общего режима. Это было уже в сентябре. Известие настигло меня в аэропорту Петербурга, куда я прилетел по очень важным делам и откуда должен был вылететь в тот же день, чтобы утром принять участие в своем бракоразводном процессе. И хотя этот развод был делом давно решенным, я в этой истории чувствовал себя настоящей жертвой заговора, обмана и предательства. Пусть я не любил свою жену, но всегда относился к ней предельно вежливо, причем наше окружение довольно долго было уверено в том, что у нас крепкий, хотя и бездетный брак. Однако наступил такой момент, когда именно наши знакомые и открыли мне глаза на измену Лиды.

В любом случае, мне не очень-то хотелось присутствовать на собственном бракоразводном процессе. Я довольно хорошо представлял себе, как все это будет выглядеть, какие унизительные для меня вопросы станут задавать, да и Лиду видеть не хотелось.

Словом, настроение мое в этот день было хуже некуда. А тут еще звонок Дворкина с сообщением о Тамаре.

Я очень хорошо помню свою реакцию. Вернее, две реакции. Первая – радость от того, что Тамара жива. Вторая – полное недоумение, удивление, потрясение и возмущение действиями наших правоохранительных органов, прокуратуры, явно допустивших грубейшую ошибку и засадивших за решетку невиновного человека. Никто не смог бы доказать мне вину Тамары. Ничто не заставило бы меня взглянуть на мою возлюбленную как на преступницу.

Позвонив своему адвокату и сообщив о том, что я не приеду в суд, я полетел в Москву, оттуда в Иваново. Нервы мои были на пределе, и мне тогда хотелось только одного – сделать все возможное, чтобы вытащить Тамару из тюрьмы. Чтобы доказать всему миру, что она невиновна. Однако мне хватило ума доехать до Иваново прежде, чем начать действовать, срывать с места моего адвоката. Сначала я должен был увидеть Тамару или хотя бы выяснить, действительно ли это она, а не однофамилица. Узнать, по какой статье ее осудили. И уже потом начать действовать.

Но в Иваново мне не удалось ничего сделать. Ни встретиться с начальником колонии, ни с кем-либо еще, кто мог бы дать информацию о гражданке Осиповой. Единственно, что мне удалось, это собрать посылки.

Я подошел к этой задаче очень серьезно. Пытаясь представить себе, каково там, на нарах, молоденькой хрупкой девушке, мне захотелось положить в коробку все, начиная от теплой шубы и заканчивая носовыми платками. Располагая сведениями об ее семье, о том, что ни мать, ни дядя из Владивостока палец о палец не ударили, чтобы как-то поддержать Томочку, я носился по городу в поисках самого необходимого. Покупал какие-то теплые штанишки, свитера, лифчики, кофточки, купил даже вязаную шапочку. Не забыл положить вместе с одеждой гигиенические салфетки, мыло, крем, шампунь, все то, что может понадобиться женщине в условиях изоляции, да и вообще для жизни. Закупил продуктов, чая, кофе, деликатесов, сладостей. И единственно, что мне удалось сделать полезного во время этой, в общем-то, бестолковой поездки в колонию, это реально передать три большие посылки «осужденной Осиповой Тамаре Александровне, 1990 года рождения». Это просто чудо какое-то, волшебство, что я нашел человека в Иваново, который помог мне пристроить посылки: научил, к кому подойти и сколько дать. Благословенная Россия – только здесь можно найти подход к каждому человеку, зная таксу.