– Немного подробнее, – попросила я. – Вот смотри, по взмаху моей волшебной палочки ты получаешь идеальную жизнь. Как она выглядит? Что ты видишь? Что ешь? Какие чувствуешь запахи? Куда отправляешься вечером? Кто рядом? Так, чтобы было спокойно, приятно, изобильно.

– Я не знаю, никогда не думал об этом так подробно. – Кажется, Руслан расстроился.

Так часто происходит, а еще чаще идеальная картинка вообще не соответствует запросу, с которым человек пришел. Допустим, девушка-врач обрисовала проблему, что не может поднять прайс, а на деле оказывается, что она вообще не хочет работать, а мечтает о состоятельном муже, который отвезет ее на Мальдивы. Но Руслан знает, что он на своем месте.

– Утром в квартире пахнет свежезаваренным кофе, – вдруг начал он. – Из окон видны бесконечные высотки. Подожди, это Москва-Сити… Да, я вижу из окна своей квартиры Москва-Сити. На завтрак у меня…

Казалось, он настолько погрузился в эту картинку, что забыл о моем существовании. В его идеальном дне была все та же работа ортодонтом, уважение коллектива, очередь из благодарных пациентов и все-таки любимый человек рядом. Мы оба мечтательно улыбались.

– Классно, да? – тихо спросила я, когда он завершил рассказ. – Вот она, идеальная картинка Руслана, у которого все получилось. Запомни ее и возвращайся туда каждый раз, когда возникают вопросы, когда нужны совет или поддержка. Даже выполняя надоевшую рутинную работу, ты всегда будешь знать, для чего это делаешь.

– Еще бы зарплату триста тысяч рублей в месяц для начала, – Руслан заметно расслабился и постепенно снова стал тем уверенным в себе парнем, которого я встретила на мастер-классе.

Хорошее «для начала»! Люблю, когда человек не ставит себе потолков. Лишь бы только он на самом деле прочувствовал это. Иногда слова – просто слова.

– А как это мы в коучинг ушли, я даже не понял, – вдруг засмеялся Руслан. – Ты на мне эксперименты, что ли, ставишь?

– А может, это ты бесплатно пользуешься моими услугами по дружбе? – вернула я колкость. – Лучше расскажи, ты в Москве учился? В каком мединституте?

– Я родился и учился в Пятигорске, – охотно принялся рассказывать Руслан. – В Пятигорске окончил университет и интернатуру, а в ординатуру решил поступить в Москве и потом остался здесь работать.

– И как тебе московская ординатура? – заинтересовалась я.

– Сначала боялся, что буду выглядеть неучем на фоне остальных студентов. Нам говорили, что в Москве они особенно умные, не то что мы… Почему ты улыбаешься?

– Да так, вспомнила, как сама поступала. Приехала в Москву из Махачкалы в ординатуру, окончив Дагестанскую медицинскую академию, будучи уверенной в том, что московские студенты начиная со второго курса уже вовсю лечат людей и повсюду расхаживают с чемоданчиком, полным блестящих инструментов.

Ох уж эти чемоданчики! Как нас ими изводили на лекциях, внушая, что мы бестолковые, бесполезные, а вот в Москве… «Не можете тему выучить, домашку не делаете, – нудил преподаватель. – Московские студенты – готовые врачи с персональными чемоданчиками, а вы что?» Я-то домашку делала и училась на отлично, но и меня находили за что гнобить. «Оценки оценками, а лечить ты все равно не умеешь». Было жутко обидно и хотелось быть как те, «готовые». И чемоданчик свой хотелось, но где его взять? Может, за отличные оценки в Москве выдадут?

Познакомившись с однокурсниками в ординатуре, я испытала смешанное чувство облегчения и разочарования одновременно. Они были такие же, как я: кто-то умнее, кто-то глупее. Мы поговорили на профессиональные темы, и страх ушел окончательно: оказалось, я вполне ничего в сравнении с ними.

Я-то, конечно, первым делом спросила ребят, лечат ли они уже и есть ли у них эти легендарные волшебные чемоданчики. Очень мне хотелось на них хотя бы посмотреть, а если повезет, то и потрогать. Чемоданчиков у них не было, и они вообще не поняли, почему я о таком спрашиваю. Зато позже у меня свой чемоданчик наконец-то появился – в нем удобно переносить расходники из одного филиала в другой.

Самое смешное, что в ординатуре я познакомилась с Наной – девочкой из Еревана, которая первым делом выдала: «Господи, как хорошо, что чемоданчиков у них все-таки нет!» Получается, им говорили то же самое. Интересно, а кого ставили в пример московским студентам? Может быть, американских?

* * *

После встречи с Русланом я шла по улице, а в мыслях сами собой всплывали воспоминания, которые пробудил наш с ним разговор. Мой путь начался не в Москве, а в Махачкале, где я была одной из немногочисленных русских девочек. Когда я знакомилась с людьми, они не могли понять, как меня зовут.

– Аня? А полное как? Нормальное мусульманское. Анисат? Аният? Аминат?

– Аня она, Анна. Имя такое, что непонятного? – фыркала боевая подружка, хватая меня под локоть и утаскивая прочь. – Откуда они понаехали вообще?

Да, «нормального мусульманского» имени у меня не имелось, потому что мусульманкой я не была. Некоторые девочки, такие же русские, покрывали голову и выбирали себе другое имя, но мне не хотелось мимикрировать. Я упорно оставалась Аней.

В Дагестане в то время как раз начиналось возрождение ислама, и даже мои однокурсники демонстративно отпрашивались с пар по пятницам в мечеть. У нас же была интернациональная семья. Например, одна моя бабушка – наполовину армянка, другая – кумычка, а это дагестанская национальность. Но сами мы считали себя славянами и христианами.

Русских же в конце девяностых в Дагестане становилось все меньше и меньше. Кто мог уехать – уезжали. Мама тоже ставила этот вопрос, но папа непреклонно настаивал, что нужно оставаться. Он считал, что бороться – благородно, а бежать – неправильно.

– Миша, нас побьют, квартиру отнимут. А за кого мы девочек выдадим? Давай хотя бы фамилию им сменим.

Сейчас я понимаю, что ей нужно было заходить с другой стороны, по-женски: «Давай уедем туда, где ты сможешь раскрыться, проявиться». Но получилось так, как получилось, и вся семья тратила энергию на то, чтобы доказать: мы имеем право жить в Махачкале. Перед моими глазами были родители, готовые оставаться и бороться. Мне же хотелось разъединиться с ними, ведь у родителей для меня был миллион разных «надо». Надо хорошо учиться и стать врачом, как бабушка, к тому же обязательно очень хорошим; надо выйти замуж, а для этого надо быть порядочной. И вообще, девочка должна быть безупречной во всех отношениях. И вроде бы я не против, но эти «надо» и «должна» очень давили. Мама и папа всегда были достойными, сильными и интересными людьми, но тогда их авторитет слишком угнетал меня. Под его гнетом я рисковала так никогда и не понять, кто же я и что на самом деле могу.

Мне хотелось убежать от всего, что меня окружало, поэтому уже со второго курса университета я начала намекать родителям на ординатуру в Москве. Да еще эти несчастные чемоданчики не давали покоя. Такой у меня характер: если мне говорят, что я чего-то не могу, то мне станет больно, обидно, но я начну еще больше к этому стремиться.

Отчего-то я верила, что хорошим специалистом можно стать, только отучившись в Москве: там было больше возможностей. Я боялась этого первого серьезного решения в свой жизни, но в выборе была уверена.

– Закрыли тему, – твердила мама. – Глупости не говори. Ну куда ты поедешь? Какая Москва? Мы живем в Махачкале, и ты с нами. Вот выйдешь замуж, решит муж в Москву перебраться, тогда пожалуйста. Как ты себе такое представляешь? Ты же девочка.

Да, девочка. Двадцать лет.

– Там проституция, наркомания, – поддакнул папа, который до этого усиленно делал вид, что читает газету.

Вообще-то папа сам оканчивал аспирантуру в Москве, а еще там до последних дней жил мой дедушка. Иногда мы всей семьей на полгода уезжали в столицу и оставались, пока папа учился, там же я ходила в детский сад. В итоге папа защитил в МГУ диссертацию и стал кандидатом экономических наук, но все равно выбрал родную Махачкалу – маленький приморский город, где он был первым красавчиком. Он свой выбор сделал – и я тоже. Москва не давала мне покоя.

Как известно, вода камень точит, поэтому к пятому курсу я все-таки убедила родителей, что мне нужно учиться в столице. Но перед нами встал очередной вопрос: а как? Мы знали, что ежегодно на республику выделяется несколько бюджетных мест. Что, если попробовать получить одно из них?

Не могу сказать, что мы жили бедно и родители не смогли бы себе позволить оплатить коммерческое место, но бесплатное образование всегда было у нас в семье делом чести, тем более что я шла на красный диплом. Папа частенько поговаривал, что платно учатся только дураки, но даже он понимал, что краснодипломников в Дагестане явно больше, чем бесплатных мест. И он решил действовать.

Поскольку папа всегда был для всех своим парнем, у него было много полезных знакомств. Он увлекался спортом и за свою жизнь с кем только не побывал в командах по футболу и волейболу. Одним из таких людей оказался брат тогдашнего министра здравоохранения, а сам министр жил в соседнем от нас доме. Близкими друзьями они не были, но были добрыми соседями. И папе пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы пойти к нему и узнать, есть ли в этом году бюджетные места и как их получают.

Оказалось, что буквально на днях на республику выделили два места, их еще никому не успели отдать, и министр, услышав, что я иду на красный диплом и мечтаю учиться в Москве, сразу сказал, что одно из них мое.

– Это получается, мы теперь что-то должны? – с порога спросил нас растерянный папа. – Он ничем не интересовался, ни на что не намекал…

– Ну нет, – возразила мама. – Такого великодушного и честного человека деньги только оскорбят.

Но она все равно съездила в какое-то секретное место, где достала золотые запонки с бриллиантами и бутылку дорогого коньяка. Когда папа принес подарки, оказалось, что министра нет дома, поэтому он просто оставил пакет его жене.

– Миша, да что ты? – ахнула та. – Меня муж ругать будет, не возьму.

– Скажи, что я настоял, пусть меня ругает.

В тот же вечер в одиннадцать часов раздался звонок в дверь. Я посмотрела в глазок и увидела там министра здравоохранения с его дочкой. Испугавшись, я убежала в комнату, крикнув родителям, чтобы открыли дверь.

– Вы эту коробочку возьмите, – услышала я чужой голос из коридора. – Спасибо, конечно, но не стоило. Миша, ты же не думаешь, что это я тебе по знакомству? Помогать одаренным студентам – святое дело и моя обязанность. Они же гордость республики. А коньяк выпьем с тобой, заходи завтра.

Когда он ушел, мама бросилась в слезы.

– Миша! Какой ты молодец, какой человек! Посмотри, как тебя в городе уважают. Сам министр здравоохранения…

Я стала врачом-ординатором в Москве просто потому, что министр оказался, как сказала мама, исключительным человеком. Наконец-то другой город, наконец-то самостоятельность.

* * *

Но самостоятельности не случилось.

– Ты будешь жить у тети Марины и дяди Вали́, – непреклонно заявила мама на следующий день. – Я уже позвонила и договорилась.

Это были наши близкие друзья и соседи, которые переехали в Москву. Мы поддерживали с ними теплые отношения. Тетя Марина – врач-гинеколог, кандидат наук и преподаватель. Дядя Вали – физик, доктор наук. Да у нас вообще весь двор такой был – люди интеллигентные, физики, академики, историки, в общем, из одного культурного пласта. У нас даже вопрос религии или национальности ни разу не поднимался. А кроме того, махачкалинский двор – это не просто соседи, а почти что родственники, семья. Так что отправить меня к тете Марине и дяде Вали было абсолютно естественно.

Я, конечно, возмутилась и заявила, что в Москве роскошные общежития и я хочу жить там. Мама скрипя зубами собрала мои вещи, собралась сама, и мы отправились на разведку, понимая, что над семьей нависла угроза неизбежной взятки, – комнат мало, а желающих много.

Знаменитое московское общежитие, в котором все мечтали поселиться, на деле оказалось вонючим грязным бараком, как в самых депрессивных фильмах про российскую действительность. К тому же оно явно было переполнено, студенты жили чуть ли не друг на друге. И это здесь надо выбивать место за взятку? Нет уж, спасибо.

Вариант снять квартиру с будущими сокурсницами отметался родителями сразу. «Сначала кто-нибудь приведет мальчика, а там и до разврата недалеко», – говорила мама. Были и другие тревоги: я могла потеряться, или кто-то мог обидеть. Второе опасение тоже имело сексуальный подтекст. Но главной тревогой всегда оставался разврат. А когда я возражала, что мама все придумывает, то она заверила, что точно знает. А что, собственно, она знает? «Тебе такое еще рано рассказывать».

Оставался еще замечательный вариант жить совсем одной, но это слишком накладно, да и опять же разврат. Родителям и в голову бы не пришло, что человеку хочется самостоятельности, самому строить свой быт, отдыхать по вечерам от людей. Жить одной? Подозрительно. Интересно, а зачем?

И это моя интеллигентная, образованная, вроде бы современная мама! Был у нее какой-то пунктик на эту тему, причем только насчет меня, как мы потом с сестрой выяснили. Помню, читаю какой-нибудь любовный роман, а мама следит так внимательно и изредка спросит:

– Ну как? Нравится? Интересно? А вообще там все неправда.

– Что неправда? – удивляюсь я.

– Ну как там описываются все вот эти… – Слова «секс», разумеется, в нашей семье не существовало. – Ну, низменное показывают возвышенным и прекрасным, любовью называют. Но все не так. Во-первых, это больно. Во-вторых, то, что женщины получают удовольствие, – это миф. В-третьих, неправда, что мужчины так проявляют свою любовь. Это просто похоть и ничего более. А еще бывают болезни и нежеланная беременность. Ну это я так, на всякий случай. Ты читай, читай. Но в голове держи, что все неправда.

Так во избежание разврата я все-таки оказалась дома у тети Марины и дяди Вали. У них было двое сыновей, друзья моего детства. Одного из них звали Кади.

– Конечно, конечно, Анечка поживет у нас первое время, – хлопотала вокруг меня тетя Марина.

– Как-то я не привык жить в одном доме с девочкой, – выдал дядя Вали. – Квартира у нас трехкомнатная: есть наша комната, спальню сыновей отдадим Ане, они пока поспят в гостиной, но как ты себе это представляешь? Понравится ли им это? Они сейчас в таком возрасте – вдруг начнут из дома уходить, еще женятся неизвестно на ком. Нет, Марина, какое-то время мы потеснимся, но потом обязательно найдем Анечке общежитие или комнату с хозяйкой.

И эти туда же. Обязательно нужна хозяйка, надсмотрщица.

– И как я сама не подумала? – всплеснула руками мама. – Хорошо, Вали, я пока тут, в Москве, поищу что-нибудь, подумаю еще, куда Аню определить.

Все три недели, что мама была со мной в Москве, она водила меня повсюду чуть ли не за ручку. Нет бы объяснить, как пользоваться метро, где что написано, – она просто шла впереди, как заправский генерал, а я покорно семенила следом, размышляя, какая же у меня умная мама и как много она всего знает.

С жильем мама, однако, так ничего и не придумала, а ей пора было возвращаться домой. В последний вечер она грустила на кухне, подперев щеку кулаком.

– Как же ты будешь без меня, одна? – повторяла она, вздыхала ежеминутно и бросала на меня сочувственные взгляды, будто провожала на фронт.

– Ну как же одна? – возразила тетя Марина. – А я на что?

– Марин, ну ты же не будешь с ней каждый день везде ходить. Ей в институт, потом обратно. А вдруг в поликлинику понадобится?

«А я же и правда не смогу. Мама дорогу знает, а я нет. Ой, а что же я буду делать? Эта Москва такая большая и непонятная», – внутренне запаниковала я.

И тут мама созрела для того, чтобы передать мне свои сакральные знания. Открыв рот и не мигая я слушала о том, что в метро есть карта, станции называются так-то и так-то, пересесть надо вот здесь, а потом… И вот Москва уже не казалась мне настолько неподступной. А еще, оказывается, мама нашла мне подружку! Теперь точно не пропаду.

И вот неделя за неделей потянулась моя московская жизнь. Тетя Марина говорила, что мы с Кади молочные брат с сестрой. Когда я уточняла, что это значит, она смеялась: «Вот ты дотошная! Вы же ровесники, с одной молочной кухни ели».

Кади, кстати, представлял меня всем как свою сестру, и можно было ходить везде не боясь. «А, это сестра Кади? Смотрите, чтобы с ней было все нормально», – слышала я вокруг. Я всегда мечтала о брате, и вот он у меня появился.

Дядя Вали тоже был замечательный – и полная противоположность моему папе. Папа легко вспыхивал, ничего не держал в себе, мог легко раскричаться. Дядя Вали же, наоборот, был сдержанный, спокойный.

Тетя Марина же постоянно мечтала отдать меня замуж и строила планы на этот счет.

– У тебя, к счастью, папа русский, поэтому тебе можно выйти и за русского, – говорила она.

– Даже нужно, теть Марин, – отвечала я. – Дома мне обычно пророчили, что найду хорошего русского парня. Но все равно нет таких, кто мне бы понравился. Вот вам с мужем повезло.

– А ты на дядю Вали не смотри, – смеялась она. – Таких на свете все равно больше нет. А вот такой муж, как твой папа, к примеру…

– Папа кричит, – возражала я.

– Ну и что же? Покричит и перестанет, зато искренний.

Нет уж, спасибо. Не надо мне, чтобы на меня кричали.

Но я чувствовала, что у меня не было по-настоящему своего места. Как все любили повторять: замуж выйдешь, там и будет твое.

Ближе к Новому году тетя Марина объявила:

– Представляешь, Анечка, я дяде Вали сказала, что ты на каникулы домой съездишь, а потом, наверное, не вернешься, переедешь. А он мне: «Куда это она переедет? И как я буду жить и на работу ходить, когда наша Анечка неизвестно где? Надо, чтобы она у нас жила. Чтобы я всегда знал, что с ней все в порядке».