Глава 2. Бахтияр

Калейдоскоп в голове кружится все сильнее, до тошноты и неприятного шума в ушах. Открываю веки, и резкий свет больничных ламп больно врезается в глаза. Мгновение я ничего не понимаю. Мир расплывается, словно смотрю на него сквозь толщу воды.

Состояние как после центрифуги. Неприятно мутит. Голова туго замотана, а в висках пульсирует тупая боль. Попытка приподняться приводит к резкому приступу тошноты, и я снова опускаюсь на подушку.

– Баха? Ты слышишь меня? – Голос, мягкий и знакомый до дрожи, доносится откуда-то сбоку. Рада…

Я поворачиваю голову, хотя это дается с трудом, и вижу жену. Жива, слава богу. Мгновенно оказывается рядом и с тревогой смотрит на меня. А я жадно скольжу взглядом по родному лицу. Вдох облегчения разрывает легкие. С ней все хорошо. Слава богу, я бы себя не простил. Рада – моя вселенная, моя любовь, моя жизнь.

– Как ты? – спрашивает она, улыбаясь и склоняется надо мной. – Напугал меня знатно.

Ее рука накрывает мою, нежно, аккуратно. Мягко поглаживает, но мне не хватает этого тепла. Мне ее ничтожно мало. Я словно еще не отошел от заморозки, и мозг работает как будто в тумане.

– Голова… немного болит, – отвечаю хрипло и не узнаю свой голос, словно курил всю ночь не прекращая. – Что произошло?

– Авария. – Рада пожимает плечами. Так просто, как будто мы не были в шаге от гибели. – Ты дернул руль, чтобы избежать столкновения, и мы перевернулись. Ты герой, Бахтияр. Ты спас нас обоих.

Герой? Это слово звучит чуждо. Рада обычно говорит проще, без лишнего пафоса. Ее голос мягкий, успокаивающий, слишком ровный. Может, это шок? Может, она просто устала? А может, мне надо еще поспать?

Я смотрю на нее дольше и внимательнее. Глаза теплые, но за этим теплом что-то будто ускользает. Словно под маской привычной заботы что-то прячется. Наша ссора в машине. Ну конечно…

Выдыхаю, сопоставив все события. Нужно уладить конфликт. Черт, я даже готов извиниться, лишь бы больше эту тему не поднимать.

– Мы… говорили о чем-то, – произношу, вспоминая подробности. Фары грузовика, ее слезы, ее голос, полный отчаяния. Все это было очень болезненно, на грани. – Ты что-то сказала в машине. О нас…

С трудом подбираю слова. Не могу произнести их еще раз. Язык не поворачивается.

Улыбка жены чуть дергается, но тут же возвращается, словно ничего не было.

– Не сейчас, Баха. Все это ерунда. Главное, что ты в порядке.

Ерунда? Те слова, которые она произнесла в машине, не могут быть ерундой. Они оставили след, разорвали меня на части. А теперь? Может, она просто не хочет об этом говорить? Или… передумала? Но это же никуда не денется и будет всегда стоять между нами всегда. Все равно придется разбираться.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает она, спокойно глядя мне прямо в глаза. Как ни в чем не бывало.

– Нормально. Наверное, нормально, – отвечаю я, хотя в голове пульсирует тревога. – А ты? Ты цела? На тебе ни царапины? Такое бывает?

Она кивает, улыбаясь так, словно я спросил, не хочет ли она чаю.

– Со мной все отлично. Лишь пара синяков здесь и здесь, – показывает мельком темные разводы на плече и животе. – Это ты меня спас. Ты молодец.

Хрень какая-то! Я отворачиваюсь, прикрываю глаза. Может, все дело во мне. Может, удар по голове выбил из меня способность воспринимать реальность нормально. Ибо я как будто в альтернативной, где моя жена идеальная, а я душный мудак.

Дверь открывается, и в палату входит врач. Высокий мужчина с усталым лицом. Подходит к кровати, проверяет капельницу и обращается ко мне.

– Меня зовут Котов Тимур Евгеньевич, я заведующий отделением и ваш лечащий врач, – представляется он. – Как самочувствие, Бахтияр?

– Голова раскалывается, – признаюсь я. – И еще… странное чувство. Как будто что-то… не так. Мир словно немного исказился.

Доктор смотрит на меня внимательно, слишком внимательно. Может быть, ему просто знакомы такие жалобы? Светит в глаза, проверяет рефлексы и заглядывает в карту назначений.

– Это нормально, – кивает он. – После сотрясения возможны временные когнитивные эффекты. Странные ощущения, потеря ориентации в реальности, даже подозрительность. Все это должно пройти в течение нескольких дней. Если не пройдет или станет хуже, дайте знать.

Его слова не избавляют меня от ощущения, что что-то… иначе. Хотя, возможно, это действительно просто последствия травмы.

Рада провожает врача и присаживается на край кровати. Ее рука снова накрывает мою, и я, наконец, чувствую знакомое тепло. Немного отпускает, но мне все равно не хватает нашей близости. Она словно чужая совсем.

– Ты уверен, что все хорошо? – спрашивает жена, нахмурившись и чуть склоняя голову набок. Это естественное движение сейчас выглядит немного неуклюжим.

От всего бреда, что генерируется сейчас в моей голове, хочется побиться ей обо что-то твердое. Но не думаю, что станет лучше.

– Нормально, – отвечаю я, хотя внутри все переворачивается. – Просто… надо немного прийти в себя.

Рада улыбается снова, и эта улыбка кажется чуть-чуть чужой. Этого «чуть-чуть» столько, что начинает мутить. Хватит! Сжимаю кулаки и стискиваю зубы. Что за хрень творится с моей башкой? Закрываю глаза, намереваясь немного поспать и проснуться уже с обновленной программой в мозгах. Должна же она перезагрузиться.

Но заснуть не удается, так как в палату входят старшие братья. Камал – как всегда, уверенный, властный. Его взгляд пробегает по мне быстро, как будто оценивает ущерб. Зейн чуть позади, его лицо полно беспокойства.

– Баха, брат, ты как? – Камал опускается на стул рядом с кроватью.

– Нормально, – вымучено улыбаюсь. – Голова немного болит, ног почти не чувствую, но жить буду.

– Ты нас напугал, – добавляет Зейн, подходя ближе. Его рука ложится на мое плечо. – Когда мы услышали об аварии, я подумал… черт, хорошо, что вы живы.

– Обошлось, – выдыхаю и смотрю на жену.

Камал кивает и тоже переводит взгляд на Раду. Сканирует ее несколько секунд и хмурится.

– Как это вообще произошло? – спрашивает он жестко, как будто выносит приговор. – Ты видела?

Рада напрягается, ее пальцы цепляются за край платья.

– Это была просто случайность, – быстро отвечает она. – Мы просто ехали. Грузовик выехал навстречу. Баха успел среагировать. Все произошло так быстро…

– Слишком быстро. – Камал сужает глаза, словно пытается найти ложь. – А вы ничего странного до этого не замечали? Никто не следил за вами?

Она бросает на меня быстрый взгляд, но не получает поддержки.

– Нет. Мы просто ехали домой. Ничего больше.

– Кам, полегче, – все же вступаюсь за жену.

Брат не реагирует и подходит ближе.

– Домой? – Его голос становится еще ниже. – О чем вы разговаривали?

– Это была ерунда, – поспешно говорит Рада и пожимает плечами. – Просто семейные мелочи. Это не имеет отношения к аварии.

Я напрягаюсь. Этот вопрос, как лезвие, прорезает мои воспоминания. Всплывают обрывки: ее слезы, ее голос, разговор о разводе. До сих пор больно осознавать, что в голове жены все это крутится

Камал качает головой, но глаза его холодные.

– Случайности редко бывают просто так, – говорит он, глядя уже на меня. – А ты, Баха? Ты веришь, что это была случайность? Реакция тебя не подвела, но…

Но могло кончиться все и гораздо трагичнее. Если бы я не проходил курсы экстремальной езды, вряд ли бы успел среагировать. Смотрю на брата, ощущая, как сомнение, которое до этого было едва заметным, начинает разрастаться. Все, что казалось ясным, теперь становится расплывчатым.

– Я… думал, что это просто несчастный случай, – говорю наконец, с трудом удерживая эмоции внутри. – Но теперь… теперь уже не уверен.

Камал кивает, а в его глазах появляется мрачная решимость.

– Значит, надо разобраться досконально, брат. А то эти «случайности» могут повториться.

Зейн добавляет тихо, но твердо:

– И если это не случайность, Баха, мы должны узнать, кто за этим стоит. Любой ценой.

Я киваю, понимаю, о чем он. Рисковать никто не хочет. У всех жены и дети. Это слишком большие слабости, чтобы быть беспечными. Поддерживаю на сто процентов. Я и сам оторву голову голыми руками любому, кто попытается причинить вред моей жене и семье в целом.

– Я думаю, вы преувеличиваете, – нервно добавляет Рада. Бегающий взгляд выдает ее волнение. Как будто она знает гораздо больше, чем хочет показать. Что за ерунда? Не нравится мне такой расклад.

– А я думаю, кто-то открыл на нас охоту… – хмуро перебивает Зейн и смотрит на меня. – Опять.

Глава 3. Бахтияр

К вечеру ко мне прорывается мама. Ее взгляд беспокойный, как всегда, когда дело касается меня. Я младший сын, любимчик. Точнее, избалованный и залюбленный. Братья постоянно дразнят меня по этому поводу, но, мне кажется, в глубине души завидуют. А я и сам не знаю, как избавиться от чрезмерной родительской опеки.

– Бахтияр, сыночек. – Мама обнимает меня и всхлипывает. – Ну как же так? Куда вы так спешили? Остались бы с нами, и ничего бы этого не случилось.

Я напрягаюсь. Слова, как осколки, попадают в старую, еще не зажившую рану. Поднимают со дна воспоминания, которые я хотел бы забыть. В груди невольно нарастает волна раздражения.

– Мам, перестань, – высвобождаюсь из душащих объятий. – Я сколько раз тебе говорил, чтобы ты не дергала нас по поводу детей? Сколько можно?

– Да я же просто спросила, – оправдывается мама, словно не она своим вопросом запустила цепную реакцию пиздеца в этот вечер.

– Я знаю, но это больная тема для нас. Когда мы решимся, вам сообщим обязательно.

Ну вот, вышло слишком резко. Мама недоуменно замирает. Ее лицо становится жестче, взгляд холоднее, но она ничего не говорит. А я чувствую вину за то, что невольно перегнул. Не хотел, просто напряжение зашкаливает и выплескивается через верх.

– Мам… – беру ее за руку, чтобы извиниться, но Рада неожиданно перехватывает инициативу.

– Зачем ты так с мамой? – выходит слишком приторно, а взгляд укоризненный, но спокойный. – Детей мы планируем, и скоро все получится. Все будет хорошо. Правда?

Че-го? Ее слова звучат как удар и едва не прибивают меня окончательно. Я смотрю на нее с недоумением. Еще недавно мы не могли даже спокойно говорить об этом, а теперь Рада уверяет, что все идет по плану? Мама переводит взгляд с нее на меня, потом обратно. Ее глаза пытаются что-то понять. А я и сам нихрена не понимаю.

– Ну хорошо, дети мои, – вздыхает она, поднимаясь. – Я не буду вас трогать. Вы только поправляйтесь. Пойду к врачу загляну, узнаю всю правду, а то от вас ничего не дождусь.

Дверь закрывается, и тишина становится звенящей. Я смотрю на Раду, но не нахожу слов. Все внутри меня кричит, но слова так и не прорываются наружу. Медленно плавятся и превращаются в пепел.

Отворачиваюсь и закрываю глаза, давая понять, что устал. Жена шумно втягивает воздух и выходит из палаты.

От жесткой больничной кровати уже болят бока, выспаться все равно не получается. Слушаю равномерное пиканье приборов и разглядываю неровности на потолке. В голове гулко, как будто где-то далеко работает мотор, еле слышно, но его нельзя игнорировать. Голова все еще туго замотана, ребра стянуты бинтами, а правая рука прикована к капельнице. Ломота в пояснице накатывает волнами, усиливается, стихает, но никуда не исчезает. Вокруг стерильный белый свет, запах дезинфекции и… запах. Ее запах. Не сильный, едва уловимый, но совершенно точно другой. Я готов поспорить на все, что угодно.

– Ты как, Баха? – Голос жены прерывает мой поток мыслей. Она садится на край кровати. Ее взгляд заботливый, слишком заботливый. Словно накрывает меня одеялом своего внимания, но я не могу избавиться от ощущения, что под этим одеялом что-то скрыто.

– Нормально, – отвечаю глухо, чувствуя, как внутри все переворачивается. – Уже гораздо лучше.

Она улыбается. Улыбка теплая, но словно выгравирована, слишком идеальная. Эта выверенность раздражает, как заноза, которую не видно, но чувствуешь каждый раз, когда пытаешься сдвинуть руку.

– Я принесла тебе сок, – ставит стакан на прикроватный столик. – Апельсиновый.

Почему апельсиновый? Я всегда любил манго.

– Другого не было, – словно оправдывается, но эта мелочь застревает в голове, как крючок. Я не подаю виду, но внутри все сильнее скребет.

– Спасибо, – отвечаю, но даже не дотрагиваюсь до стакана. – Ты так внимательна, – добавляю после короткой паузы, прищуриваясь. – Слишком.

– Разве это плохо? – Рада тихо смеется и поправляет подушку за моей спиной, ее движения плавные, почти профессиональные. Они больше напоминают заботу медсестры, чем жены. Моей жены.

Я молчу. Мой взгляд задерживается на ее руках. Они всегда были мягкими, теплыми, а сейчас холодные, будто стекло. Что случилось? Когда? Почему я этого не заметил раньше?

– Просто… не похоже на тебя. – Слова даются тяжело, словно пробиваюсь сквозь толщу воды. – Ты раньше так не старалась.

Она смеется. Звонкий, легкий смех. Слишком звонкий, слишком легкий для этой ситуации. Этот смех – не ее. Он звучит, как будто кто-то другой надел ее голос. И меня это бесит, потому что все это лишь в моей голове. Я уверен.

– Может, я просто хочу стать лучше для тебя? – отвечает она, ее глаза задерживаются на мне чуть дольше, чем нужно. – Ты заслуживаешь этого, Баха.

– Где твое кольцо? – Ловлю ее левую руку и переворачиваю.

– Оно… – запинается Рада, а глаза тревожно бегают. – Оно смялось в аварии, я отдала мастеру на восстановление…

Странно, мое кольцо на месте. И ни грамма не помялось.

Врет. Однозначно. Но сил разбираться нет. Просто отворачиваюсь к окну. За стеклом снежная метель кружится в свете фонарей. Я пытаюсь сосредоточиться на этом зрелище, но ее слова снова и снова прокручиваются в моей голове. Какая-то херня происходит вокруг. Да и Рада сама. Она не такая. Бунтарка в шкуре ангела! Я люблю ее вздорный характер и жгучий темперамент, а не кроткость и послушание.