VI

О невидимом свистуне я сдуру рассказала ребятам и почти сразу же пожалела об этом. Те переполошились и установили негласный контроль за каждым моим шагом. Сначала я это терпела. Но когда, направляясь за водой для кофе, увидала Шантера, дежурившего возле двери с табличкой Ж, пригрозила, что в целях собственной безопасности буду ходить с ним в мужской туалет. И мужики от меня отстали.

Жизнь продолжалась, творческий процесс развивался. Придумывались новые рубрики, популярность журнала росла, но для полного счастья нужна была «бомба». После общения с художниками не исключалось, что она зарыта в Житовичах. Правда, мы не могли использовать всю информацию, которую добывали: во-первых, это было опасно, во-вторых, ее следовало осмыслить, что до завершения полного расследования представлялось невозможным. Но поклевать с ладони судьбы для журнальной сенсации было реально.

И мы решили навестить дозор, зорко несущий добровольную службу в глубинах отечественных лесов. Красин находился в командировке, рассчитывать на халявный транспорт не приходилось, поэтому отправлялись на Борькином форде. С нами напрашивались художники, мы выбрали Федора, так как его коллега был слишком приметен. Был и еще один довод в его пользу: Федор умел водить машину и очень просил порулить на обратном пути, что Жукову было на руку.

Утром по тротуару скребла шершавым языком поземка, и любой нормальный человек предпочел бы осесть на даче, смакуя коньяк под тихую музыку и всполохи пламени в уютном камине. Но долг призывно затрубил сигналом Борькиного форда, и я, чертыхаясь и тоскуя по осиротевшей постели, спустилась вниз. На заспанных физиономиях любимых коллег читалось недовольство, и я злорадно подумала, что не одинока в своем пессимизме. А затем согнала Шантера с переднего сиденья, и мы отравились за Федором. Ромка всю дорогу ныл, что его сзади укачивает, что мне впереди сидеть опасно, и он согласен подвергнуться смертельной опасности вместо меня. Но я шикнула, и он успокоился.

Федор ожидал нас возле подъезда с большой спортивной сумкой и тяжелой тростью в руке. Жуков запихнул сумку в багажник, взвесил на ладони трость и покачал головой:

– Не слабо!

Художник забрал палку и сделал несколько выпадов, как в голливудском фильме. В отличие от киношных, они представляли реальную опасность.

– Откуда навыки? – удивилась я.

– Так жизнь за спиной большая, – пожал он плечами, – всякое бывало!

И я подумала: «Как же плохо мы все-таки знаем друг друга!»

Когда проезжали мимо универсама, Жуков притормозил:

– Нужно купить водки для нас и вина для дамы, а то снова придется пить спирт!

– А без этого никак? – осторожно спросил трезвенник Федор: до полной очистки организма оставались сутки, и ему не хотелось раньше времени подвергнуться искушению.

– Никак! – вздохнул Борька. – Единственный источник информации в Житовичах – дозор, а он предпочитает общаться во время застолья

Кроме спиртного, прихватили деликатесов, конфет и фруктов. Когда выруливали на шоссе, дорогу перебежала черная кошка. Заговорили о суевериях и животных. Мое детство прошло среди разной живности, и я могла написать книгу, которая полностью опровергла бы все привычные представления о них. Я убедилась, к примеру, что животные, в частности, кошки, понимают абсолютно все, о чем мы говорим. Скорее всего, не на уровне разговорной речи, а на уровне наших мыслей.

– Выходит, что кошки – телепаты? – недоверчиво спросил Шантер.

– Думаю, что не только кошки, – обнадежила я. – А еще они предвидят будущее, и я в этом сама убедилась. Может, предчувствие землетрясений и прочих катастроф обусловлено не какими-то колебаниями земной коры, а особым ощущением времени? И кошки, падая с высоты, умеют его замедлять, принимать нужное положение и не разбиваться? То есть, чувствуют прошлое, настоящее и будущее одновременно!

– А при чем тут суеверия? – не унимался Ромка.

– Представь, что кошки, особенно черные, предвидят опасность, которая может случиться с тобой в ближайшее время, поэтому и перебегают дорогу.

– Чтобы предупредить?

– Может быть. А, может, по какой-то другой причине. Вообще, на мой взгляд, лучше всех животных чувствовал Есенин. Думаю, он многое мог бы о них рассказать.

– Выходит, нам сейчас следует поостеречься?

– Ты имеешь в виду черную кошку? Не уверена, что в городе, где столько всего понатыкано на каждом квадратном месте, эта примета срабатывает.

– А пустые ведра? – спросил заинтригованный Федор.

– Возможно, внутри них концентрируется отрицательная энергия, которая выплескивается на встречного. Особенно в металлических, представляющих собою сферические зеркала. А в таких зеркалах происходят невероятные процессы со временем и пространством. И наши предки, наверное, знали об этом. Не зря один умный человек сказал, что суеверия – это разрозненные остатки великих знаний. Но нам проще их отрицать, чем пытаться понять, потому что в противном случае теорию эволюции, твердящую, что развитие происходит от низшего к высшему, придется заменить теорией катастроф.

– И признать, что до нас были великие цивилизации? – уточнил Ромка. – Тогда выходит, что фрагменты предыдущих знаний действительно могли где-то аккумулироваться? А, может, не только фрагменты?

Продолжить познавательный разговор мы не успели: с правой стороны с проселочной дороги навстречу выскочил грузовик. Водитель был, видимо, пьян, пытался вырулить на соседнюю полосу, но не справился с управлением, машину занесло и нам предстояло врезаться ей в бок. Никто, кроме Борьки, не смог бы совершить фигуру высшего пилотажа, позволившую в считанные мгновенья обогнуть ее, проскочить под носом у встречной тойоты и прижаться к обочине. Автомобиль, ехавший за нами, задел грузовик, остановился, оттуда выскочили дюжие пассажиры и выволокли алкаша из кабины. Один стал по сотовому звонить в ГАИ, – до нас донеслись обрывки разговора. Потом он направился в нашу сторону, видимо, за моральной поддержкой. Заметив удивление и восторг на его лице, Борька предпочел ретироваться: нам хватило и одной публикации в газете.

Когда немного отъехали, Жуков подал голос:

– Кажется, ты что-то рассказывала о черных кошках?

Федор запоздало перекрестился, а Ромка снова стал ныть:

– Я же говорил, что впереди опасно сидеть! Зинаида, я готов пожертвовать собой ради тебя!

Я цыкнула, и он отстал. Федор с любопытством спросил:

– Так это правда про летающий форд?

Жуков застонал, а я приложила палец к губам. Художник понимающе кивнул, но всю дорогу с интересом поглядывал на Борьку.

Когда подъезжали к деревне, на улице вовсю мело. Жуков затормозил у дома старого эскулапа, вышел из форда и подергал калитку. Она была заперта.

– Никого дома нет, – сказал он, – на входной двери замок висит.

Подъехали к дому Саши, посигналили. На крыльцо вышла женщина, поздоровалась и крикнула, что супруг пошел на рыбалку. А, может быть, в лес. В общем, у него выходной и он не докладывал, где будет шляться.

– Правильный подход к супружеской жизни, – одобрил Федор. – Мужчина сам должен распоряжаться своим временем!

Я скептически хмыкнула, а Жуков предложил ехать в лес – любимое место отдыха наших недавних знакомых. В отличие от меня, он прекрасно ориентировался в пространстве, и еще в прошлый раз присмотрел место, где можно оставить машину. Оттуда до поляны – рукой подать.

Дорога подмерзла, машину слегка потряхивало. Доехали до нужной площадки, припарковали форд, взяли припасы и двинулись на запах костра. Вокруг заветного пня в полном составе нес вахту дозор, а немного поодаль незнакомый мужик поджаривал над пламенем сало и колбасу. Куски провианта были нанизаны на прутья, словно шашлык, и дразнили присутствующих неповторимым ароматом. Завидев нас, дозор обрадовался.

– А мы ожидали вас, – сказал главврач, пожимая Жукову руку. – Только не знали, в какой день приедете.

Я не стала расспрашивать, откуда снизошло на них прозрение, все было ясно и так: Стасевич, передавая картины художникам, был абсолютно уверен в реакции, которая за этим последует. Но это означало, что дозор с ним поддерживает связь.

Федор выставил на пенек припасы, мужики одобрительно покосились на деликатесы и насмешливо переглянулись при виде спиртного.

– Вино пить на холоде, – одна дурь в голове и никакого сугрева, – рассудительно сказал дед. – Водка хуже, чем спирт, но для парня и женщины сгодится. А тебе, Борис, сам Бог велел чистый напиток употреблять. Ты мужик здоровый и крепкий, тебе он только на пользу, как лекарство для профилактики гриппа.

Нам с Ромкой налили водки, Федор плеснул в стакан чаю из термоса, отговорившись тем, что он за рулем, а Борька безропотно принял профилактический медпрепарат. На холоде, да еще под сало, пахнущее дымком, захмелеть было трудно. Братья-цыгане извлекли откуда-то овчинные полушубки и торжественно вручили нам. Потом представили нового члена команды.

– Олег! – пожал всем по очереди руку кашевар. Тыльная сторона кисти была татуирована, на безымянном пальце и мизинце не хватало фаланг.

– Отморозил, – добродушно признался парень, перехватив мой взгляд. По наколкам можно было проследить основные этапы его жизненного пути. Два из них, несомненно, прошли на флоте и в лагерях.

Трещал костер, пахло хвоей, мы наслаждались моментом. Ромка облизывал пальцы и не скрывал восторга, навеянного партизанской романтикой. Сразу информацию добывать было неприлично, поэтому общение началось со светской беседы. Поговорили о том, о сем, о погоде и радикулите, потом Борька спросил:

– Как машина?

– Бегает! – живо отреагировали братья-цыгане.

– Мы встречались с хозяином, он просил передать, что дарит ее вам. Так что можете владеть спокойно!

Дозор возликовал и предложил за это выпить. А заодно и за бывшего владельца «шестерки» Ферзя, благодаря которому мы познакомились.

– Когда Стасевича видели? – как бы, между прочим, поинтересовалась я. Хозяева переглянулись и с подозрением уставились на Федора.

– Это коллега и друг Алексея, – успокоила я, – ему Стасевич картины передавал.

– Точно! – хлопнул себя по лбу главврач. – Он же рассказывал о своих друзьях!

И поведал, что Алексей, порой, бродит по окрестностям в сопровождении монахов или братьев-цыган, которым безоговорочно доверяет.

Я не удивилась. В свое время мне довелось общаться с цыганами, и я знала: если человек им по сердцу, то более надежных и верных друзей сыскать трудно. В юности у меня был пылкий поклонник цыган по имени Жан. Невероятно красивый, воспитанный и элегантный, он внешне напоминал звезду Болливуда. Только черные шальные глаза, полыхающие огнем, выдавали бешеный нрав, но Жан укрощал его, как дикого скакуна! А с цыганкой Машей судьба свела в больнице. Навещал ее чуть ли не весь табор. И когда шумную толпу медработникам удавалось выдворить, моя тумбочка ломилась от снеди и фруктов. Мы с Машей некоторое время поддерживали знакомство, я бывала в цыганском поселке, и вспоминала потом об его обитателях с большой теплотой. Странно, но представители свободолюбивого народа быстро проникались ко мне доверием.

После второго курса мы с Натальей проходили практику в одной из провинциальных газет. Жили в кемпинге на берегу речки. Однажды там остановился табор молдавских цыган. Они раскинули большие шатры и варили суп в огромных закопченных котлах, подвешенных над кострами. В супе целиком плавали крупные южные помидоры.

Мы с Натальей гуляли по берегу, вдруг из шатра выскочил парень с намыленными для бритья щеками и сходу начал знакомиться. Звали его Трусик. Молодые цыганки бросали ревнивые взгляды: видно, Трусик был в таборе первым парнем. Пожилые женщины, наоборот, отличались радушием и приглашали слушать цыганские песни.

Вспоминая об этом, я вдруг изумленно подумала: а ведь цыганки мне почему-то отказывались гадать! Как я не просила, они лишь отнекивались и отводили глаза!

– А можно нам встретиться со Стасевичем? – услыхала я голос Жукова и очнулась.

Яша покачал головой:

– Пока нет. Это опасно для вас. И для него тоже. Возле монастыря люди странные бродят, об Алексее спрашивают. И о тех, кто с ним встретиться хочет.

– Что же он хотел сказать картинами? – пробормотала я.

– А чего гадать? – услышав мое бормотанье, заявил дед. – Все Олег расскажет! Он уже несколько дней в лесу дежурит, чтобы с вами увидеться.

Выяснилось, что Олег живет в приюте для бомжей, недавно организованном фирмой «Око». Условия там хорошие, кормят нормально, в медицинских кабинетах полно аппаратуры. Приезжают профессора, проводят обследования. В общем, все бы отлично, если б не два момента: во-первых, приют охраняют, как режимный объект, и вырваться на свободу хотя бы на пару часов практически невозможно. А, во-вторых, люди стали болеть и пропадать.

– Как пропадать? – удивился Федор.

– Друг мой пропал, – сказал Олег. – Его лечили, на процедуры водили, а потом исчез.

– А чем болел? – вмешалась я.

– Мудреный диагноз, я не врач и толком не понял. У любого человека можно болезни найти, а у бездомных их целый букет!

– В милицию заявляли? – спросил Жуков.

– А как туда заявишь? – пожал плечами обитатель приюта. – Нас же к телефону не подпускают! Мне удалось найти лазейку, выбраться и сообщить Яше, но толку от этого никакого!

– Я в милицию позвонил, – подтвердил цыган, – наряд приехал, а врачи в приюте сказали, что парень сбежал. У бомжей документов нет, они часто не свои фамилии называют, как их потом найдешь?

– И многие пропали? – поинтересовалась я.

– Человек семь, насколько я знаю, – сказал Олег, – но двое, вроде, взаправду сбежали.

– Так, может, и друг ваш в бега подался?

– Нет, – покачал головою новый знакомый, – мы общие планы строили, он бы предупредил. Да и хворать стал в последнее время, вряд ли рискнул бы далеко отлучаться.

– Подробнее, пожалуйста, – попросил Жуков. – Вспомни, что объединяло пропавших? Возраст, симптомы заболеваний? Может, они из одной местности? Что между ними общего?

– И как исчезали? – подсказала я. – Ложились спать, а утором их не оказывалось в постелях? Или вечером шли на прогулку и не возвращались? И что было до этого: какие-то процедуры? Прием у конкретного врача? Беседы с кем-то?

Олег задумался. Потом стал вспоминать, а мы из разрозненных, скудных фрагментов пытались сложить картину. Получалось, что некоторое время назад обитателей приюта консультировал профессор, очень похожий на Чижевского. Он отобрал несколько человек, беседовал с каждым индивидуально, а потом передал другому специалисту. Тот их тоже обследовал, поставил какие-то диагнозы, назначил процедуры. Процедуры проводились в кабинете, куда доступ посторонним был категорически запрещен. С каждым разом людям становилось все хуже. У них ежедневно брали кровь и мочу на анализы, водили на УЗИ. Больные начали беспокоиться, но врачи успокаивали: это, дескать, временное явление перед процессом выздоровления. А потом люди стали по одному исчезать.

– Сколько человек участвовало в эксперименте? – напрямую спросила я.

– Так это был эксперимент? – вздрогнул Олег. – В процедурный кабинет ходили семеро, как я уже говорил. Двое убежали после первой же процедуры.

– Второй врач тоже приезжий? Как он выглядел?

– Да, он в приюте не работает. Невысокий, с животиком, лысый.

Это был генетик с юбилея Чижевского.

– Ты его знаешь? – насторожился Борька.

– Еще один гость с дачи в Сосновке, – кивнула я. – Олег, постарайтесь вспомнить: сопровождалось ли каждое исчезновение каким-то повторяющимся, не совсем обычным событием?

Парень снова задумался. Потом неуверенно сказал:

– Каждый раз поздно вечером приезжала большая черная машина и останавливалась возле флигеля позади главного корпуса.

– С бледным блондином за рулем?

Олег покачал головой:

– Я не видел водителя. А машины возле приюта утром уже не было. И друга моего в комнате тоже не было.

– Вы в одной комнате жили?

– Да. Но спим мы всегда очень крепко: видно, снотворное в чай или сок подмешивают. Помню, я лег, и сразу же погрузился в дремоту. Костя расстилал постель, но вдруг согнулся и застонал. Я сквозь сон спросил, что с ним и не нужна ли помощь? Но он сказал, что живот прихватило, но боль уже проходит. Я уснул и больше Костю не видел.