VIII

Проснулись мы от наглого звонка в дверь. Я взвилась от неожиданности и, чертыхаясь, понеслась открывать. На площадке с безмятежной улыбкой и жвачкой во рту стоял еще один сосед – студент второго курса факультета психологии Пашка. Его нахальная физиономия пыталась изобразить детскую невинность.

– Теть Зин, – скороговоркой забасил он, – у вас кофейку не найдется?

И, предвидя отказ, пустил в ход шантаж:

– Я до утра не спал, у вас так шумно было!

Я вздохнула и поплелась на кухню.

Пашка проник в комнату, сходу стащил две конфеты и запихал за щеку. Потом, критически оглядел обстановку, остановил взор на разбитом стекле, и восхищенно воскликнул:

– Ух, ты! А хорошо погуляли! Вы что, бутылками в окно швырялись?

– Заткнись! – посоветовала я. – Тебе куда кофе сыпать?

– А вы мне в банке отдайте, – предложил Пашка, заглянув внутрь, – у вас там чуть-чуть на донышке осталось.

Я потрясла банку. Кофе оставалось не менее половины. Но препираться не хотелось, я плюнула и отдала ему банку.

– Вот, спасибо! – обрадовался парень. – Можно я еще рыбки возьму?

Пашкины родители обретались по делам где-то на Дальнем Востоке, оставленную на месяц сумму он прокутил с друзьями за три дня, и теперь регулярно подъедался у Натальи.

– Бери, – великодушно разрешила я, – вот тебе и колбаска в довесок, но только харч отработать придется.

Пашка застыл с продуктами в руках. Он был патологически ленив и лихорадочно соображал, что ему придется делать: грузить вагоны или же стеклить окна?

Я принесла сумку, достала бумаги с рекламным текстом, которые передал Лавринович, протянула Пашке, многозначительно прищурилась и зашептала:

– Строго конфиденциально, никому ни слова! Нужен квалифицированный анализ текста! За два дня сделаешь?

– Сделаю, – прошептал польщенный Пашка и гордо удалился, прихватив по дороге кусок торта.

На пороге появилась заспанная Наталья, зевнула и объявила категорическим тоном:

– Я поеду с тобой!

– А окно? – попыталась я урезонить подругу.

С одной стороны, она была полноценной боевой единицей, и не стоило отказываться от ее помощи. Но, с другой стороны, мы не знали, как сложится ситуация, а у Натальи было не очень здоровое сердце.

– А окно постережет Пашка. Я позвоню мастеру, а студент проследит, чтобы все было в порядке. Может, за это время лишних глупостей не наделает.

– Зато ты сделаешь свою самую большую глупость, он же тебя обожрет! Эта саранча сегодня за каких-то пару минут ополовинила твои припасы!

– Да пускай ест! Он, бедняжка, оголодал без родителей.

Мы собрались, выпили кофе, а через пару минут появился «бедняжка» и сразу же исчез на кухне. Хлопнула дверь холодильника.

– Ты не лопнешь? – ласково поинтересовалась я из комнаты. В ответ послышалось невразумительное мычание. Я поняла, что уничтожение Наташкиных припасов началось.

В дверь позвонили. Это были Виталий с Чипом, которые проводили нас до электрички.

В вагоне мы решили сначала отправиться в редакцию, выяснить новости, а потом поехать на Монпарнас.

– Вот черт! – с досадой воскликнула я, доставая из сумки вместе с сотовым выпавший из еженедельника рисунок Соломона. Наталья вопросительно взглянула на меня.

– Не догадалась фотографию Полторанина у Виталия стащить!

С виртуозностью фокусника Наталья извлекла откуда-то фото загадочного Глеба и торжествующе протянула мне. Я не удивилась. Еще в юности она слыла одним из самых удачливых шулеров в студенческой среде, и садиться за карточный стол с ней остерегались даже опытные игроки.

Я набрала номер редакции. Ответила секретарша Лена.

– Зинаида, – возбужденно закричала она, – ты когда появишься? Тут такое творится! И Жукова с Ромкой нет!

– А что творится-то? – прервала я поток эмоций.

– Скандал по поводу твоей публикации!

– Про художника? – догадалась я. – Дирижабль появился?

– Дирижабль не появлялся, звонила его супруга и устроила скандал!

– Курица Стася? А ей-то до этого что за дело?!

– Она сказала, что Дирижабль заболел, что у него инфаркт будет от нашего самоуправства, что учредители журнал закроют, и все мы пойдем на улицу! А Лавринович ее послал, как Сталин Крупскую, и она сказала, что этого так не оставит!

– При встрече с этой клушей я переплюну и Лавриновича, и Иосифа Виссарионовича, – раздраженно пообещала я. – Появлюсь, когда смогу, так начальству и передай.

Не успела я выпустить пар, телефон позвонил снова. Это был Соломон.

– Федор пропал, – мрачно сообщил он, не поздоровавшись.

– Как пропал?! Когда пропал?

– А я знаю? Он еще вчера на Монпарнасе не появился, я думал, – на пленэр уехал. А сегодня из Интуриста к нам клиентов должны привести, и он в любом случае обязан быть здесь. Ему деньги нужны.

– А ты его адрес знаешь?

– Адрес знаю, пил там. Но ехать не могу, клиентов дожидаться буду. А ты съезди! Только возьми с собой кого-нибудь, на всякий случай, – заботливо предупредил осторожный Соломон. – Кстати, Лешка тоже не появлялся.

Я передала разговор Наталье, и было решено вначале посетить Монпарнас.

Ночью прошла гроза, в тепле первых лучей над сохнущим асфальтом стлалась легкая дымка. Мы поднялись на холм. Внизу сновал транспорт, и сияла на солнце золотая маковка старинной церкви. А на краю пятачка стояли «скорая помощь» и милицейский фургон. Возле них сгрудился народ, все жестикулировали и что-то оживленно обсуждали. У меня сдавило горло.

Мы ускорили шаг и в раскрытую дверь «скорой» увидели профиль сидящего там Соломона. Возле него суетился медбрат.

Приблизившись, мы увидели, что один глаз Соломона заплыл, а под другим красовался кровоподтек. Он стоически переносил манипуляции медперсонала и, судя по выражению лиц работников силовых структур, так же стоически переносил их вопросы. Милиционеры нервничали. Соломон вперил в меня единственный функционирующий глаз, моргнул им и показал жестом, чтобы подождала в сторонке. Пока я любовалась живописным видом художника, куда-то исчезла Наталья.

Рядом остановилась стайка женщин. Из их возбужденного щебетанья я поняла, что этот «здоровенный, с бородой» прогуливался по тротуару, когда рядом остановилась роскошная машина. Из нее вышли двое респектабельных джентльменов, и бородач, ни с того, ни с сего, начал их бить. Из автомобиля выскочили еще двое, но Соломон, зверски рыча на весь квартал, побил их тоже. Мимо ехал милицейский патруль, пострадавшие почему-то ретировались, а стражи порядка, заставшие финал сражения, кинулись за объяснениями к Соломону. Тот, как тореадор, в горячке боя пошел и на них. Милиционеры спрятались за машину, выбросили белый флаг и вызвали «скорую помощь». И вот сейчас Соломону латали раны, а патруль безуспешно пытался восстановить картину происшествия. Пострадавшие сбежали, претензий к Соломону никто не предъявлял, а сам он в ответ на все вопросы только свирепо сопел. Более того, многие граждане утверждали, что нападала другая сторона.

Милиционерам все это надоело, они зафиксировали паспортные данные художника, имена свидетелей и поехали разыскивать более благодарную жертву. «Скорая» тоже отчалила.

Подошел истерзанный Соломон. Чалма из бинтов, патриаршая борода, следы побоев и кроткий, но горящий взор делали его похожим на первого христианина, потерпевшего за веру от рук римлян. С другой стороны подплыла Наталья. Я представила их друг другу.

Конец ознакомительного фрагмента.