© Анна Артюшкевич, 2018

ISBN 978-5-4483-0924-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

I

Липкая влажная ночь. Пахнет рекой. Много других запахов, резких и непривычных. Острые иглы страха покалывают затылок. Иглы такие холодные, что замирает сердце.

Мелкие капли дождя. Тихо, темно и пусто. Очень хочется пить. Пытаюсь понять, где я?

Размеренный стук подков. Гулкий и очень близкий. Темно-багровый свет растекается по мостовой… Черные тени коней. Фонарь на цепочке сзади высвечивает мокрый, поблескивающий экипаж.

Я прижимаюсь спиной к холодной скользкой стене, и в экипаже вижу бледный застывший профиль. Но профиль – не человеческий… И я изо всех сил стараюсь не закричать…

Шелест дождя, мягко шуршат шины. От красного света лужи – как пятна крови… И я понимаю, что это совсем не карета, а черный, похожий на катафалк джип. Белеет лицо за стеклом, нечеткое, словно размытое… Бросаюсь к машине… И обмираю: там, за рулем тоже не человек…

***

Пронзительный вой сирены вонзается в мозг, и разбивает кошмар на сотни мелких осколков. Я открываю глаза и вижу синюю бабочку на тонком стеклянном плафоне под потолком. Хлопаю по будильнику и наблюдаю за бабочкой минуту, другую, третью, стараясь уловить вибрации душевной гармонии. Но гармония, видимо, плутает в переплетениях улиц, надеясь разобраться за кисеей дождя в номерах мокрых домов… Вздыхаю и поднимаюсь.

…Я всегда видела странные яркие сны, и почему-то считала, что так и должно быть. И лишь повзрослев, изумилась тому, что нормальное большинство видит их, как гравюры: в черно-белых тонах. А некоторым вообще ничего не снится. Я жалела несчастное большинство, благоразумно помалкивая, что путаю сны с явью. И не распространялась о том, что нередко со мною случается что-то сначала во сне, и только потом – наяву. Я понимала: нормальность – понятие относительное. Если бы человечество состояло из психов, то самым нормальным считался бы тот, чьи показатели ни на йоту бы не откланялись от средних. Но в глазах здорового он так и остался бы психом. Впрочем, для этого не нужно быть сумасшедшим. Когда ослепительные фантазии и поступки перехлестывают через рамки, они тоже опасны в глазах обывателя. И я вдруг подумала: а кто эти рамки, собственно, устанавливал? И если бы я научилась летать, меня изолировали бы от общества?

Под философские размышления достала сыр, и сварила кофе. И, наливая его, заметила, как дрожат руки. Ночные кошмары вонзились в мое подсознание: там продолжали метаться красные всполохи на черном фоне, и маячило блеклое пятно безликого как наволочка лица. Я без лишних эмоций относилась ко всему непонятному, но прежде, чем спрятать событие или сон в условную резную шкатулку, пыталась его разгадать при помощи логики. На сей раз мне это удалось. Правда, не полностью.

Вчера я уснула, не выключив телевизор, где крутили документальную ленту о неразгаданных преступлениях. Говорили о Лондоне позапрошлого века. Темные улицы, тела «ночных бабочек», таинственный серийный убийца, и ворох идиотских догадок на эту тему. Итак, с экипажем все ясно. Но откуда джип? И что за странное существо сидело в транспорте, перенесясь сквозь столетия из кареты в автомобиль?

Я допила кофе, поколебалась мгновенье и бережно поместила неразгаданную часть сна в раздел «непонятное». Может, появится новая информация и сметет с нее золотистую пыльцу тайны?

За окном повисла тонкая сеть дождя, в которой путались сорванные ветром листья. Отяжелев, как намокшие бабочки, они описывали полукруг, падали вниз и прилипали к асфальту. Очередной порыв изгибал струи, и, ударившись о стекло, те расплескивались по нему, снова сливались, и по узким извилистым руслам стекали вниз.

Я любила дождь. Как ни странно, но его хрупкая внешне конструкция из невесомых капель создавала иллюзию защиты. Может, оттого, что даже отпетые злодеи, по моему мнению, не рискуют нападать на граждан, когда им некомфортно и мокро. И мне нравился звук дождя. Он был разный, в зависимости от интенсивности. Сейчас дождь ударялся о линолеум на балконе, и мне чудилось, что там лихо отбивает чечетку стая крошечных и отчаянно веселых птиц. Я даже представила их: голубых, золотистых, зеленых, – очень похожих на колибри.

Стрелки на часах перевалили за допустимый рубеж, пора было отдавать трудовой долг обществу, перед которым, если честно, я никаких обязательств не испытывала. Вызвала такси, и, потягивая кофе, снова приблизилась к окну: не было смысла мокнуть у подъезда. Наблюдая за аркой, чтобы не пропустить машину, краем глаза заметила качнувшуюся в сумраке проема тень. Пригляделась: крупный мужчина, прислонившись к стене и засунув руки в карманы, стоял у самого входа и неотрывно смотрел на наш дом.

Это было странно: струи разбивались и брызгали на него, светлая куртка вымокла на плечах, но он, не реагировал на непогоду. Слегка склонив голову к плечу, незнакомец, не сводил глаз с одной точки. И эта точка совпадала… с моим кухонным окном, на котором вот уже месяц не было занавесок, – гости случайно их прожгли.

Я отшатнулась, хотя мужчина не мог меня видеть сквозь льняное кружево шторы в гостиной. Но тут он медленно перевел взгляд в мою сторону, и я отскочила вглубь комнаты. Ничего себе! Неужели какой-то субъект следит за мной? Лица его толком не разглядела, но смутные ассоциации возникли. Только вот с чем? Или с кем? Я напрягла извилины, но ничего путного в голову не пришло. Подкравшись к балкону, осторожно глянула вниз: во двор въезжало такси, мальчишки носились по лужам, мужчины на прежнем месте не было.

«И, слава Богу! – подумала я. – Видно, появился тот или та, кого этот тип ждал!» Версия была неубедительной: незнакомец явно за кем-то следил, потому что друзей в таких экстремальных условиях не ждут. Может, изменницу-жену, уединившуюся в одной из квартир с любовником? Но мне-то что до них? Однако облегчения я не почувствовала, – в сердце кольнула жалость, что к моей персоне это никакого отношения не имеет. «Извели под корень романтику, – мелькнула мрачная мысль, – ни тебе серенад во дворе, ни „миллиона роз“ на бабки от „проданного крова“, ни долгих ожиданий под ливнем без зонтика… В лучшем случае – три цветочка и бутылка шампанского…»

Впрочем, материальным эквивалентом любовь я не измеряла, тут главным была готовность к жертве. А зачем нужно мокнуть во имя пылкого чувства без зонтика, и сама себе объяснить не могла. Мрачность же моя объяснялась тем, что на данном этапе я не выдержала испытаний «серьезным чувством» и трусливо бежала от фундаментально настроенного поклонника. Тот обиделся, пытался выяснить отношения, но я сделала все, чтобы любимый поверил, что это он во мне разочаровался, и, слегка поскорбев, мой поклонник рванул за рубеж. Там какая-то фирма заключила с ним выгодный контракт, и я очень надеялась, что трудовые будни вытравят из его памяти горькую печаль обо мне.

Многочисленные знакомые меня осуждали, зато близкие друзья сразу все поняли, заявив хором: «Опять дурью маешься? Пошто хорошего человека обидела?» Вопрос был риторический, и отвечать на него я не стала. Тем более, что и ответа у меня не было. Так что сердце мое было свободно, и широкоплечий мужчина – любитель экстремальной погоды, вполне мог попробовать его завоевать.

Рассуждая таким романтическим образом, я выкатилась на улицу и сходу попала туфлей в выбоину возле подъезда. Галантный блондин-водитель заохал, подал такси назад и окатил меня водопадом холодной воды. Запричитав еще горестней, открыл дверцу, и я плюхнулась на сиденье, не обращая внимания на новую обивку, которая сразу же стала мокрой. Машина тронулась, рассекая, как дредноут, волны, вырулила через арку и пристроилась к каравану мокрых разноцветных автомобилей, степенно плывущих вдоль улицы.

Налетал ветер, полотнище дождя хлестало парусом по стеклу, мир расплывался и становился призрачным. «Дворники» слизывали прилипшую влагу, и он снова приобретал резкость. Мне нравилось смотреть в боковое окно. Город казался акваримумом, который медленно заполнялся водой. Она должна была литься день, ночь, и еще день, и еще одну ночь… И на третье утро люди и машины поднялись бы выше крыш, и закружились там без всяких светофоров и правил… И это походило бы на безумный, но очень красивый танец. Или полет…

И вдруг дождь иссяк. Лишь мелкие, как бисер, капли повисли в воздухе, рассеивая и отражая свет бледных лучей, прикрытых облаками.

Я очнулась и глянула на машину, застывшую рядом на перекрестке. Оттуда в упор на меня смотрел мужчина. Это длилось мгновенье. Включился зеленый свет, и машина ринулась прочь. Следом мелькнул черный джип. Я вздрогнула, вспомнив ночной кошмар.

– Они давно рядом с нами кружат, – сообщил водитель, бросив на меня пристальный взгляд в зеркало заднего вида.

– Ну, уж так прямо и кружат, – растерянно пробормотала я.

– Я ведь бывший милиционер, – медленно сказал парень. – У вас проблемы?

Машина плавно тронулась с места.

– Какие могут быть у меня проблемы? – разозлилась я. – Что вы выдумываете? Вчера с продавщицей в булочной поругалась, – та несвежий батон подсунула! И что, из-за этого двое идиотов будут бензин жечь и гонки устраивать? Да и где они сейчас? Я, скорее, поверю, что это у них проблемы, – вон как рванул джип за тойотой!

Таксист с сомнением покачал головой: – Хотите, – верьте, хотите, – нет, но мужчина в тойоте специально уводил джип от нас.

– Значит, это у вас проблемы, – сообразила я. – И нечего их на меня спихивать!

Водитель искоса глянул на меня, но промолчал. А я снова уставилась в окно. Неясные очертания мощных плеч и лицо мужчины в автомобиле показались смутно знакомыми. А главное – поворот головы! Я стала лихорадочно перебирать варианты, но размытые контуры незнакомца не монтировались с какими-либо событиями, обстановкой или далеким прошлым. Парень просто вынырнул в машине ниоткуда и начал таращиться в упор сквозь забрызганные дождем стекла. Из-за этих дождевых потеков я его толком разглядеть не сумела! У меня зубы заныли от раздражения, и вдруг, как на старой фотографии, в памяти стал проявляться дом, сумрачный проем арки, и крепкая фигура в светлой куртке, облокотившаяся о стену.

Мне стало нехорошо. Выходит, он действительно следит за мной? Но зачем?! И кто в черном джипе? Неужели соперник? Мысль показалась приятной, но нереальной. Не потому что я не нравилась противоположному полу, – просто носиться по городу с неясной для дамы сердца целью – верх идиотизма! Дама в таких условиях чувствует себя полной дурой, и, конечно же, победитель остается без награды.

– Опять! – вскрикнул таксист. Я вздрогнула и посмотрела в окошко. По встречной полосе машины неслись обратно. Но теперь ситуация поменялась: впереди резво мчался рено, за ним – джип, а замыкал кортеж замызганный сивый опель.

– Психи! – авторитетно заявила я. Водитель неопределенно дернул плечом, но ничего не сказал. Мне показалось, что он остался при своем мнении.

Я опустила стекло и глянула вверх. Пенящиеся облака наплывали друг на друга, орошая слабым дождиком чисто вымытые тротуары. В темных блестящих витринах дрожало небо, на его фоне мелькали прохожие, и манекены смотрели сквозь них, бесстрастно храня тайну изломанных и перевернутых плоскостей. Я представила, что это стражи пересекающихся миров, тени которых возникают и тают в огромных, до земли, стеклах. И никто не догадывается об этом, кроме меня.

Машина свернула на тихую улицу, стекающую к шумному перекрестку, развернулась и затормозила возле девятиэтажного дома. Я рассчиталась с водителем и приоткрыла дверцу, чтобы определить, вымокну или нет? Ветер добродушно хлопал крыльями по зонтам, пытаясь заглянуть в лица людей, но те хмурились и отгораживались ими, словно цветными шелковыми щитами. Тогда он взмывал в небо, задевая ветви застывших в трансе деревьев, и растворялся среди капель и облаков. Очнувшись, каштаны встряхивались, как собаки, разбрызгивая скопившийся в листьях дождь, и снова застывали в сомнамбулическом сне.

Утро плыло в пространстве, заполняя собою мельчайшие щели. И несло ароматы кофе, мокрых цветов и наступающего дня. Мне нужно было многое успеть, и я не стала раскрывать зонтик.

Темный вестибюль пах старым деревом и шоколадом, который постоянно жевали обитатели разных контор, приткнувшихся под гостеприимной крышей. Он продавался в киоске на первом этаже, и был величайшим благом, поскольку ленивый народ, ссылаясь на занятость, предпочитал не высовываться в непогоду за пределы, отведенные служебным долгом.

Поколебавшись, я купила шоколадную плитку и двинулась к лифту. Мне всегда казалось, что я обитаю внутри тонкого шара, о чем не догадывались даже близкие люди. Они тоже жили в шарах разных оттенков, и тоже не догадывались об этом! Я знала, что мы видим мир иначе, чем остальные, потому что свет, преломляясь сквозь хрустальные грани, позволяет рассмотреть его самые крошечные крупицы. Остальные же предпочитали полупрозрачные кубы из материала, похожего на пластик. Там было практично, уютно и просто: плоские грани притирались друг к другу, и получалась пирамида вроде панельного дома. Его обитатели гармонично сливались в один организм с одним восприятием, одним желанием и одинаковым углом обзора.