Сергей сменил тему. Теперь мы обсуждали отношения студентов и преподавателей, вспомнили массу анекдотов и забавных случаев из жизни. В конце вечера, перед уходом, мы снова вернулись к своей начальнице.

– Да все понятно с ней, личная жизнь не удалась, мужика давно нет, вот и звереет от одиночества, – откровенно высказался про Инну Михайловну Сергей.

Это точно. Я заметила, когда мужчина ей звонит, у неё даже голос меняется, становится низкий, с бархатными нотками.

– Всем от неё достаётся, особенно, новеньким. Но на тебя она уж чересчур сильно взъелась. Ладно, Даша, не бери в голову, потерпи, – ободряюще улыбнулась Лена.

Я и терпела, иногда из последних сил. Но платили мне вполне прилично. Нам с бабушкой хватало и даже оставалось отложить денег на грядущий ремонт.

Мы его планировали начать с кухни и ванной, с труб и сантехники, а начали делать с двери. Внезапно бабушка заявила, что входная дверь – самое необходимое сейчас, что она спать спокойно не может, так как у нас плохие замки и хилая дверь. Я пыталась ей возразить, но поняла, что бесполезно. Стала искать двери в Интернете. Но бабушка забраковала все мои экономичные варианты. Я как-то пожаловалась Ксюше, моей подруге:

– Не могу угодить бабушке! Она хочет какую-то супер-дверь, непонятно почему.

– Ну, у старых людей бывают страхи и капризы.

– А раньше не было.

– Раньше у вас копейки лишней не было. Кстати, про супер-дверь, у нас соседи в подъезде что-то такое-этакое поставили, а фирма называлась, не поверишь, «Супер-дверь». Хочешь, узнаю телефончик?

Ксюша тут же сбегала – и принесла визитку с телефоном «Супер-двери». Ксюша все решает быстро, идет по жизни легко. Ксюша, моя подруга с самой песочницы, она с нашего двора. А еще – из детсада и из класса. Только в ВУЗе мы разошлись, она училась в Педагогическом на журналиста. Бабушка заказала сверхпрочную дорогущую дверь с двумя замками особой надежности, засовом, цепочкой и глазком. В ближайший выходной, пережив грязь, пыль, лязг и грохот, мы обзавелись этим достижением инженерной мысли.

– Ух, ты! – Восхитилась Ксюша, – у вас теперь дверь дороже, чем вся квартира.

– Вот именно!

– Даша, не расстраивайся, ещё накопишь.

– Главное, бабушка теперь довольна, мастер ей сказал, что вскрыть замки можно только автогеном. А накопить можно, конечно, если только начальница не будет премии лишать.

Инна Михайловна продолжала придираться, но премии не лишала, и я смогла снова подкопить вполне приличную сумму.

Деньги эти мне очень пригодились, когда заболела бабушка.

Я вспомнила об этом и заплакала. Бабушка, родная, зачем же ты меня оставила? Как же я буду жить без тебя? Вчера отметили сорок дней, как она умерла. На поминки пришла Ксюша со своей мамой, да три соседки по подъезду. Родственников у нас с бабушкой нет. Тетя Лида, соседка из квартиры напротив, всем распоряжалась, я ничего сама бы не смогла устроить.

Я – сирота. Папа с мамой развелись, когда я была совсем крошкой. Папа уехал в другой город, и умер там. Я не знаю, где его похоронили. А к маме на кладбище мы ходили с бабушкой регулярно, на все поминальные дни. Мама погибла в аварии, когда мне было пять лет. Почему я совсем не помню маму? Должен же пятилетний ребёнок что-то помнить! Как ни стараюсь, ничего не могу вспомнить о маме: ни её рук, ни голоса. Фото мамы, конечно, есть. Но я не знаю этой женщины. У меня осталась от мамы одна её картина. Мама вышила картину крестиком. На картине изображен деревенский дом с синими наличниками, полускрытый густыми кустами цветущей сирени.

Когда мне тяжело, я беру в руки эту вышивку. Мне кажется, я чувствую тепло маминых рук, которые трудились над ней. Я могу поговорить с мамой, посоветоваться с ней, глядя на картину. Я люблю запах сирени. Мамина картина и сейчас у меня в руках. Что же мне делать, мамочка?

Собственно, мне можно ничего не делать: я в отпуске. Сегодня первый день. Когда бабушка заболела, я умоляла Инну Михайловну дать мне отпуск на два месяца раньше положенного по графику. Я плакала и унижалась перед ней. Но начальница была непреклонна: в нашей фирме так не принято. Выручала та же тетя Лида, приходила проведать бабушку, покормить. После похорон бабушки, я не хотела брать этот ненужный отпуск: на людях мне было легче. Но Инна Михайловна не была бы собой, если бы согласилась. «Милочка, тебе непременно следует отдохнуть сейчас, когда у тебя горе», – начальница смахнула невидимую слезинку, как бы сочувствуя мне, и выпроводила меня в отпуск.

Ксюша долго трезвонила в дверь, и как вихрь ворвалась ко мне в квартиру.

– Наконец-то, ты открыла! Что так долго? Пошли на кухню, я пирожных принесла. Садись на табуретку. У меня такая новость, что ты упадешь…

С Ксюшей можно молчать. Она задает кучу вопросов сразу, на которые сама же и потом отвечает. Я наливаю чайник и усаживаюсь напротив своей подруги. Русые волосы Ксюши выбились из заколки, прядками свисают вдоль круглых щек. Серые глаза блестят, коротенький чуть курносый носик подергивается от нетерпения, крупный рот не закрывается, обнажая ровный ряд белых зубов. В этом и есть Ксюша, порывистая, как ветерок, сияющая, как лучик солнца в ненастный день.

– Что случилось? Пожар, землетрясение или наводнение? – я с трудом втискиваю свою фразу в непрерывный поток слов подруги.

– Дашка! У меня на нашем телевидении будет своя программа! – Ксюша сделала эффектную паузу, чтобы я успела поахать от восторга.

Но я не ахнула, а спросила подругу «в лоб».

– И с кем же ты переспала?

– Охренела! У меня же парень есть!

– Ксюша, ты же мне сама говорила, чтобы пробиться на нашем телевидении, надо переспать с главным редактором или владельцем канала.

Тогда, как я позже догадалась, наш разговор случайно услышала моя бабушка. И всерьез обеспокоилась за Ксюшину (и мою) нравственность. Некоторое время она тактично заводила с ней разговоры о других подходящих направлениях деятельности: «С педагогическим образованием можно устроиться в частный детский сад. Группы маленькие, а платят прилично». И часто спрашивала меня, как успехи Ксюши? Продвинулась ли она? Услышав, что карьерный рост на нуле, облегченно вздыхала и успокаивалась.

– Ну, ты и вспомнила! Да, говорила, но это не про меня. Во-первых, это не совсем программа, а вести села в новостях. А во-вторых, повезло, что у меня типаж подходящий, что-то вроде Глаши с сеновала. Наш главный сказал.

– Так прямо и сказал про Глашу и сеновал?

– Нет, про Глашу я сама додумала, он лишь про типаж говорил, не раскрывая деталей. Я сейчас уезжаю на две недели в область, готовить репортажи о фермерах.

– Как-то не ко времени твои репортажи, посевная закончилась, а уборочная еще не началась.

– Дашка, ну какая ты занудная! А коровы, куры, гуси? Или что там еще есть у фермеров?

– Ксюха, а ты хоть раз в деревне была? У вас даже дачи нет!

– Не была! И что с того? Я же журналист, найду что снимать, и текст напишу. Сам Глеб Кормилов, наш генеральный, одобрил проект! Он с областной и районной администрацией все порешал, есть и список объектов. Нашей группе будет «зеленый свет». Со мной Костя-оператор едет. Он классный! Я и мечтать не могла о такой работе. Год проработала на телевидении «младшим помощником младшего повара». И заметили! Оценили!

– Я очень рада за тебя. А Валера твой тебя отпускает? Не завидует тебе? Он больше тебя на телевидении трется, а программу тебе дали.

– Валера? Он талантливый, я считаю, у него все впереди. И как бы он не отпустил? Он мне жених пока, не муж.

– Вы уже три года «женихаетесь». Свадьбу-то собираетесь играть?

– Не до свадьбы. Слушай, Даш, а может, и ты со мной съездишь в деревню?

– В качестве консультанта?

– Не смейся. Отдохнешь, развеешься, сменишь обстановку. Не хочется мне тебя сейчас одну оставлять.

Ксюша после похорон несколько дней ночевала у меня, мне тяжело и тоскливо было одной в пустой квартире. Потом я почувствовала, что привыкаю жить без бабушки, и отправила подругу домой. Но она всё равно часто звонила и забегала проведать меня.

– Не поеду я с тобой, я лучше дома, по телевизору буду на тебя смотреть. Отосплюсь, по музеям похожу, по выставкам. Сезон не закончился в филармонии, успею еще хорошую музыку послушать. Обо мне не беспокойся.

– Если надумаешь, то всегда можешь ко мне приехать на своей машине. Дорога хорошая, мы остановимся в Павлово. Гостиница там одна, найдешь.

– Ксюша, у меня машина в ремонте. Представляешь, тормозной шланг перетерся. Мастер сказал, что еще немного и в аварию попала бы. Хорошо, что на СТО заехала фару поменять, и тормоза попутно проверила.

– Что значит, шланг перетерся? Сам? Или кто-то твоему шлангу помог?

– Ой, не спрашивала. И кому надо?

– Не нравится мне это. Даша, я звонить тебе буду каждый день. Кстати, телефон включи. Сорок дней прошло. И занавески с зеркал убрать можно.

Ксюха тут же взялась их сдергивать, пару раз пронеслась по квартире и упорхнула.

Ничего делать в этот день я не стала, завалилась с книгой Агаты Кристи на диван, и заснула на этом же диване. Утром я занялась уборкой в квартире. Убрала все занавески с зеркал, помыла окна. Я домывала пол в коридоре, когда ко мне явился Валерка, как говорят, «при параде»: приодет, причесан, выбрит. И сияет, как новенький пятак.

– Шел мимо, решил зайти, – начал с порога свою речь Валера. – Погода хорошая стоит, тепло, лето. Может, погуляем? В центральном парке новые аттракционы открыли. Ты любишь качаться на качелях? Или на каруселях? Не хочешь в парк, пойдем на набережную, в кафе посидим. И в филармонии сегодня концерт будет, большой симфонический оркестр Моцарта играет. Тебе нравится Моцарт?

Я стояла, выпрямившись, перед Валеркой. С мокрой тряпки вода капала на недомытой пол.

– Тебе Ксюша поручила меня опекать?

– Ну, как бы тебе сказать… – Валерка замялся. – Давай я пол домою, а ты чайник поставь, я конфет принес, «Коркунов». Ты любишь конфеты?

Моя милая Ксюша! Она позаботилась обо мне и поручила Валерке развлечь меня. Стало тепло на душе. Я оставила Валерия в коридоре домывать пол, а сама заварила свежий чай, высыпав последнюю заварку. Я поставила на стол красивые чашки из сервиза. Какой-никакой, а гость в доме. Я заглянула в холодильник – и захлопнула дверцу. «Надо бы купить продукты. Ладно, и с одними конфетами можно чай пить».

Я разворачивала, наверно, седьмую конфету, а Валерка глупо пялился на меня и улыбался. На его смазливом лице не было заметно никаких следов