Глава восьмая

Не одно токмо исполнение, не сама ремесленная умелость о достоинстве меча ведьмачьего рекут. Подобно таинным эльфьим альбо же краснолюдским клинкам, секрет коих утрачен, меч ведьмачий удивительной силою связан с рукою и разумом ведьмака, коий им владеет. И лишь благодаря арканам оной магии в сраженье супротив Темных Сил он и силен.

Пандольфо Фортегуэрра.

Трактат о благородном оружии

Открою я вам кое-какой секрет. О ведьмачьих мечах. Это ерунда, что, мол, мечи обладают некоей тайной силою. И что, дескать, чудесное они оружие, что будто бы нет их лучше. Это все обман, измышленный для видимости. Знаю я это из абсолютно доверенного источника.

Лютик. Полвека поэзии

Скалу, называемую Грифом, они узнали сразу: была видна издалека.

* * *

Место, куда они направлялись, лежало менее чем на полдороге между Кераком и Цидарисом, чуть в стороне от соединяющего оба города тракта, что вился меж лесов и скалистых пустошей. Дорога заняла какое-то время, которое заполнили они болтовней. Главным образом – стараниями Лютика.

– Народная молва гласит, – говорил поэт, – что используемые ведьмаками мечи обладают магическими способностями. Опуская придумки о половом бессилии, что-то здесь да должно быть. Ваши мечи ведь не просто мечи. Прокомментируешь это?

Геральт придержал лошадку. Застоявшейся в конюшне Плотве всё хотелось пуститься в галоп.

– А как же, прокомментирую. Наши мечи – это не просто мечи.

– Говорят, – Лютик сделал вид, что не услышал насмешки, – будто магическая сила ведьмачьего оружия, губительная для чудищ, с каковыми вы сражаетесь, пребывает в самой стали, из которой мечи кованы. В самом сырье, сиречь в рудах, что происходят из падающих с неба метеоритов. Как так? Метеориты ведь – не магичны, они явление природное и научно объясненное. Тогда откуда магия?

Геральт глянул на небо, на севере мрачневшее. Похоже, собиралась очередная гроза. И приуготовлялось промокание.

– Если я верно помню, – ответил он вопросом, – ты изучал семь свободных искусств?

– И диплом получил summa cum laude^[22].

– В рамках входящей в состав quadrivium^[23] астрономии ты слушал лекции профессора Линденброга?

– Старого Линденброга, прозванного Головешкой? – засмеялся Лютик. – Ну конечно! Прям словно наяву вижу, как он почесывает задницу и постукивает указкой по картам и глобусам, бормоча монотонно: Sphera Mundi, э-э-э, subdividitur^[24] на четыре Элементарных Плана: План Земли, План Воды, План Воздуха и План Огня. Земля, купно с Водою, формирует земной шар, коий отовсюду, э-э-э, окружает Воздух, или же Aer. Над Воздухом, э-э-э, раскидывается Aether, Воздух Огнистый vel^[25] Огонь. Над Огнем же находятся Тонкие Сидеральные Небеса, Firmamentum^[26] сферичной природы. На оных расположены Erratica Sydera, звезды блуждающие, и Fixa Sydera, звезды недвижимые…

– Уж не знаю, – фыркнул Геральт, – что более удивительно: твои способности к обезьянничанью или твоя память. Возвращаясь же к интересующему нас предмету: метеориты, которые наш уважаемый Головешка определял как звезды падающие, Sydera Cadens или как-то так, отрываются от фирмамента и рушатся вниз, чтоб зарыться в нашу старую добрую землю. По дороге они пронзают все прочие планы, стало быть – планы как стихий, так и парастихий, поскольку таковые, говорят, тоже существуют. Стихии и парастихии насыщены, как известно, мощной энергией из источника всяческой магии и сверхъестественной силы, а пронзающий их метеорит оную энергию поглощает и сохраняет. Сталь, которую удается из метеорита выплавить, как и клинок, который удается из такой стали отковать, содержит в себе силу стихий. Он магичен. Весь меч – магичен. Quod erat demonstrandum^[27]. Понял?

– Естественно.

– Ну так забудь. Поскольку это ерунда.

– Что?

– Ерунда. Выдумка. Метеориты не валяются под каждым кустом. Больше половины мечей, которые используют ведьмаки, выкованы из стали магнетитовых руд. Я сам таким сражался. Они настолько же хороши, как и те, из падающих с неба и пронзающих стихии сидеритов. Нет абсолютно никакой разницы. Но сохрани это в тайне, Лютик, очень тебя прошу. Не говори никому.

– Как это? Я должен молчать? Зачем же было рассказывать? Какой смысл знать о чем-то, если знанием нельзя похвастаться?

– Прошу тебя. Я предпочел бы, чтобы меня считали сверхъестественным существом, вооруженным сверхъестественным же оружием. Таким меня нанимают и такому платят. «Обычный» равен «никакому», а никакой – стало быть, дешевый. Поэтому прошу тебя – рот на замок. Обещаешь?

– Да пожалуйста. Обещаю.

* * *

Скалу, называемую Грифом, они узнали сразу: была видна издалека.

И вправду, даже при крохах воображения она напоминала сидевшую на длинной шее голову грифа. Однако куда больше – как заметил Лютик – напоминала она гриф лютни или другого струнного инструмента.

Гриф, как оказалось, был останцем, вздымавшимся над гигантским карстовым провалом. Карстовый провал – как помнил Геральт – называли Эльфийской Твердыней из-за его довольно правильной формы, напоминавшей руины древних строений, со стенами, башнями, барбаканами и подобной всячиной. Никакой твердыни, эльфийской или иной, здесь, однако, никогда не существовало, формы карстового провала были делом рук Природы, делом, следовало признать, впечатляющим.

– Там, внизу, – указал Лютик, привстав в стременах. – Видишь? Это, собственно, наша цель. Равелин.

И название сие было исключительно точным. Карстовые останцы формировали удивительно правильные абрисы огромного треугольника, выдвинутого, словно бастион, перед Эльфийской Твердыней. Внутри оного треугольника возносилась постройка, напоминавшая форт. Окруженный чем-то вроде огороженного укрепленного лагеря.

Геральт вспомнил слухи, ходившие о Равелине. И о персоне, которая сделала Равелин своей резиденцией.

Они свернули с тракта.

За первую ограду вело несколько входов, все их стерегли вооруженные до зубов стражники, в которых по пестрой и разнородной одежке легко было опознать наемных солдат. На первом же посту путников остановили. Хотя Лютик громко взывал к договоренностям об аудиенции и особенно напирал на добрые отношения с шефом, приказано им было сойти с лошадей и ждать. Довольно долго. Геральт начал уже слегка терять терпение, когда наконец явился верзила с внешностью галерника и велел идти следом. Вскоре оказалось, что верзила ведет их кружным путем, задворками комплекса, из центра которого доносился гомон и звуки музыки.

Они миновали мостик. Сразу за ним лежал человек, бессознательно шаря вокруг себя руками. Лицо его было окровавленным и распухшим: вместо глаз остались щелочки. Дышал тяжело, и при каждом выдохе из разбитого носа выдувались кровавые пузыри. Ведший их верзила не обратил на лежавшего никакого внимания, потому и Геральт с Лютиком сделали вид, будто его не заметили. Они пребывали на территории, где не следовало выказывать излишний интерес. В дела Равелина не стоило совать свой нос – любопытствующий нос, по слухам, с владельцем немедленно расставался и оставался там, куда его сунули.

Верзила вел их через кухню, где, словно ошпаренные, вертелись повара. Булькали котлы, в которых, как приметил Геральт, варились крабы, омары и лангусты. В кастрюлях вились угри и мурены, тушились в горшках моллюски и омули. Шкворчали на огромных сковородах куски мяса. Слуги подхватывали уставленные готовой едой подносы и миски, чтобы унести в коридоры.

Следующее помещение наполнял, для разнообразия, запах дамских парфюмов и косметики. Перед рядами зеркал, неустанно щебеча, наводил красоту десяток-другой женщин различной степени неглиже, включая и абсолютную. Геральт с Лютиком и здесь хранили каменные выражения на лицах, не давая воли глазам.

В очередном помещении их подвергли тщательному досмотру. Осуществлявшие его люди были серьезны с виду, вели себя профессионально и действовали скрупулезно. Кинжал Геральта конфисковали. У Лютика, который оружия никогда не носил, отобрали гребень и штопор. Но – по размышлению – оставили лютню.

– Перед его преподобием стоят стулья, – поучали. – На них – сесть. Сидеть и не вставать, пока его преподобие не прикажет. Не прерывать, когда его преподобие говорит. Не говорить, пока его преподобие не подаст знак. А теперь – вперед. В те двери.

– Его преподобие? – проворчал Геральт.

– Некогда он был священником, – пробормотал в ответ поэт. – Но не бойся, вредных привычек не понахватался. Однако подданным нужно его как-то титуловать, а он не выносит, когда его зовут шефом. Нам титулатурой можно пренебречь.

Когда они вошли, нечто тотчас заступило им дорогу. Нечто было огромно, словно гора, и изрядно смердело мускусом.

– Привет, Микита, – поприветствовал гору Лютик.

Названный Микитой великан, наверняка телохранитель его преподобия шефа, был метисом, результатом скрещивания огра и краснолюда. Результатом стал лысый краснолюд ростом порядком выше семи футов, совершенно без шеи, с кудрявой бородой, с выпиравшими, словно у секача, зубами и с руками, свисавшими до колен. Подобные помеси встречались нечасто, считалось, что виды эти абсолютно различны генетически – нечто вроде Микиты не могло возникнуть естественным путем. Видимо, не обошлось здесь без исключительно сильной магии. Магии, кстати сказать, запретной. Ходили слухи, что многие волшебники на этот запрет внимания не обращают. И доказательство истинности подобных слухов было у Геральта прямо перед глазами.

Уселись, согласно с обязывающим здесь протоколом, на двух плетеных стульях. Геральт осмотрелся. В дальнем углу, на большом шезлонге, две полуобнаженные дамы были заняты друг дружкой. Поглядывал на них, одновременно кормя пса, маленький, невзрачный, сгорбленный и совершенно никакой мужчина в свободных, цветных, вышитых одеждах и феске с кисточкой. Скормив псу последний кусочек омара, мужчина вытер руки и развернулся.

– Приветствую, Лютик, – сказал он, присаживаясь перед ними на что-то, что слегка напоминало трон, пусть даже из ивняка. – Мое почтение, господин Геральт из Ривии.

Преподобный Пираль Пратт, считающийся – и не без причин – шефом организованной преступности целого региона, выглядел мануфактурным купцом на покое. На пикнике бывших мануфактурных купцов он непременно сошел бы за своего. По крайней мере издалека. Осмотр вблизи позволял разглядеть в Пирале Пратте то, чего у мануфактурных купцов не бывает. Старый, бледный шрам на скуле, след от пореза ножом. Кривая и зловещая усмешка на узких губах. Светлые, желтоватые глаза, неподвижные, словно у питона.

Долго никто не прерывал молчания. Откуда-то из-за стены доносилась музыка, слышался гомон.

– Я рад видеть и приветствовать вас обоих, господа, – отозвался наконец Пираль Пратт. В его голосе явственно звучала давняя, нержавеющая любовь к дешевому, плохо дистиллированному алкоголю.

– Особенно я рад видеть тебя, певец, – преподобный улыбнулся Лютику. – Мы не встречались со свадьбы моей внучки, каковую ты украсил своим выступлением. И я недавно вспоминал о тебе, поскольку еще одной моей внучке что-то слишком чешется замуж. Полагаю, по старой дружбе ты не откажешь и на сей раз. Что? Споешь на свадебке? Не заставишь себя упрашивать как тогда? Не придется мне тебя… переубеждать?

– Спою, спою, – поспешил с уверениями Лютик, слегка побледнев.