***

Следующий день был исполнен трудов и забот. Я облазил свой сарайчик с рулеткой, выверяя размеры необходимых деревянных деталей, съездил в бургаду к плотнику и в лавку, выяснил, что за водой не обязательно ехать через луговину – можно спуститься от бывшего источника по нижней дороге, там в полутора километрах мостик через ту же речушку, а на велосипеде это сущий пустяк; потом мне привезли вещи, я их выгружал, распаковывал и расставлял. Умаялся и уснул без задних ног на своей старой походной койке.

Наутро я изладил из привезенной чертежной доски стол и немного поработал – хозяйственные удовольствия бесконечны, а деньги все равно понадобятся. К полудню я сделал перерыв, наскоро перекусил и решил еще раз оглядеть участок. Если я собираюсь остаться тут еще хотя бы несколько дней – а я собирался жить гораздо дольше, – то следовало оборудовать отхожее место. Притом по возможности сразу так, чтобы не переносить, если я решу когда-нибудь перебраться из сарая в более капитальное сооружение. Поскольку справа был источник, то логично было искать место где-то слева. Однако за моим сараем склон поднимался, и прямо за стенкой устраивать нужник не хотелось – нехватало еще, чтобы его содержимое просачивалось ко мне обратно. Таким образом я снова оказался на юго-западном углу участка. Сегодня там действительно паслись козы.

Пожалуй, если где-то и ставить дом, то почти посередине, ближе к верхней границе. Тогда сарай и въезд окажутся справа внизу, а бугор посредине дает мне выступающую вперед террасу, расположенную чуть ниже первого этажа… о, как меня понесло! Сколько-сколько этажей будет у виллы? – я рассмеялся вслух. Впрочем, отчего не помечтать? Я подошел поверху поближе к дороге. Действительно, здесь определено была лучшая точка для того, чтобы сидеть и любоваться на закат. И, похоже, кто-то здесь сидел совсем недавно.

Почему же я его не видел? Потому что он меня тоже не видел – крыша сарая перекрывала мой очаг и пятачок у входа. Вот откуда долетали до меня ноты его мелодии! Кто бы это мог быть? Да еще на моей, черт возьми, земле?!

И что теперь делать? Я человек не суеверный, много чего повидал, но идти ночью в сортир мимо музыкального незнакомца почему-то очень не хотелось.

Ну, придется познакомиться, вот и все. Дождемся ночи.

***

Я еще поработал, съездил за водой и набрал хвороста. Заодно благоустроил земляную скамейку у очажка, выбрав несколько лопат грунта со склона и приладив на это место две короткие широкие доски. Все лучше, чем прямо на земле сидеть. И долго смотреть на горы.

Я развел очаг, вынес стол и кресло, открыл первую бутылку и поставил два бокала. Солнце садилось, справа над горами показался Марс. Летучая мышь прошла так близко, что, кажется, дуновение воздуха от ее крыльев дошло до моей щеки. Наконец, я услышал первые ноты.

Минуты три я импровизировал приглашение. К гримуарам я отношусь с большим недоверием – слишком часто меня и в прозе-то понимали превратно даже вполне грамотные и вменяемые люди – но сформулировать свою мысль учтиво и отчетливо никогда не помешает. Как обратиться к ночному соседу, ведь не назовешь его просто незнакомцем – «эн инкогно»? назвать музыкантом? чревато. В голову почему-то лезло слово «певец». Наконец, формула нашлась. Я встал и по возможности звучно произнес:

Кто б ни был ты, мой гость ночной,
Садись со мной и пей со мной.
Тут за беседой и вином
Мы славно время проведем.

Кажется, терпимо. Я сел на скамейку и, как пишут в романах, весь превратился в слух. Нет, получить чем-нибудь тяжелым по затылку вероятность была минимальная. Но если бы я умел раздваиваться, а еще лучше – учетверяться, мы бы уже заключили пари о том, кто именно ко мне выйдет. В качестве пятого варианта я предполагал фавна.

Звук шагов я услышал, они были широкие, хотя и очень легкие. Я начал разливать вино.

– Доброй ночи. Я пришел по твоему приглашению, – голос был мелодичный и почти без акцента.

– Добрый гость – к доброй ночи, – ответил я, оборачиваясь и указывая на кресло. Мужчина был высок и строен, на вид ненамного старше меня. Капюшона у плаща не было.

Он сел, и цепочка на правом бедре все-таки звякнула о ножны. Да-да, складные кресла коварны, и быстро вскочить из них трудно, почти как из гамака.

– Вино ждет нас, – я театральным жестом повел рукой над столом. – Не голоден ли ты?

Он помотал головой. Я представился и добавил, что недавно купил эту землю. Потом спросил:

– Можешь ли ты назвать свое имя?

– Меня зовут Ардиваль. Я… я незаконный мигрант, – терпкая, хорошо настоявшаяся горечь прозвучала в этих словах.

– Сегодня ночью ты мой гость, я пригласил тебя к столу. Попробуй вино.

Мы подняли бокалы. Сквозь вино Марса видно не было. Блики от огня делали его еще темнее.

– Неплохое, – вежливо сказал Ардиваль.

– Местное. Говорят, до Виноградной Чумы оно было лучше.

– Местное? – на его тонком лице отразилось легкое недоумение. – Не сильно оно было лучше. Разве чуть слаще было когда-то… но это когда было!

– Bene te!

– И тебе всех благ, гостеприимный хозяин. – Да, дергать тигра за усы дальше не стоило. Разве что очень незаметно. Я подвинул гостю миску, где лежали сушеные фрукты. Разумеется, он взял дольку яблока.

– Не сердись, я просто гадал, кто ты. Теперь я думаю, что ты сид. И зовут тебя… Ардиваль – это здешнее произношение, а исходная форма…

– Эрдуил.

– Тогда, – я поднял бокал, – пусть эта встреча будет доброй для нас обоих, благородный Эрдуил.

Во всяком случае, она уже была по-своему чудесной. Встретить тут, в глуши южных виноградников, да еще посреди лета – Белтейн давно прошел, а до Самайна еще как до Китая пешком – благородного воителя из высших эльфов было редкой удачей… или редкой опасностью, это как поглядеть. Никогда в жизни я еще не сидел вот так с бокалом вина напротив сида.

Я болтал о том и о сем, аккуратно обходя неприятные темы. Эрдуил постепенно оттаял и даже стал немного разговорчивее. Выходило, что он уже достаточно давно путешествует – вернее, скитается – почти по всем благоприятным для него местам. Там, где хоть когда-то ступала нога его народа. Я осторожничал и тщательно избегал прямых расспросов, хотя просто сгорал от любопытства. Наконец, когда мы стали подбираться к третьей бутылке, я осмелился:

– Что же заставило тебя пуститься в такое долгое путешествие?

Эрдуил зябко повел плечами.

– Война и поражение, эн. Когда некуда вернуться, путешествие получается длинным.

– Кто это был – римляне, германцы?

– Ни те, ни другие. Они всего лишь люди, и их победы часто не имеют никакого значения. Самых страшных битв человеческая история вообще не замечает.

– Но твой противник…

– О, их судьба еще печальней. От них вообще не осталось никакой памяти, и народ их исчез без остатка. Хотя это было гораздо позже, и мы тут ни при чем.

– Подожди… А люди… народа, с которым ты связан?

– Они остались, а я должен был уйти. Это я проиграл, а не они.