Глава 3

Владимир Коротков с раннего детства усвоил правильные истины. Его родители служили на благо Отечеству, как того и требовала коммунистическая идеология. Но это для официальной версии, а если говорить по-житейски, то Владимир Коротков, сын крупного партийного чиновника, жил в изобилии и не знал никакого горя, с детства кушая столовыми ложками дефицитную, но такую желанную черную икру.

Потом грянула перестройка, и все в обществе полетело вверх тормашками. Начались волнения и бурления общественной мысли. Коротков не дергался и шел своим путем, благо связи отца очень помогали в его карьере. Для начала отец пристроил его в исполком.

Коротков прекрасно понимал, что для того, чтобы быть богатым, нужно иметь власть. Она была для него превыше всего. Кстати, о власти проповедовал Ницше, чья философия пришлась Короткову по душе. Он понимал, что взобравшись на верхушку, сможет иметь все, что душа пожелает, причем для этого не придется так натужно пыхтеть и нервничать, как это делают коммерсанты. Зачем суетиться, если им понадобится какое-то разрешение или бумажка, а все дороги ведут к Короткову, под управлением которого вся Москва. Пост президента, по мнению Короткова, открывал перед ним грандиозные перспективы. И он стремился к нему, не щадя сил и конкурентов. Ему казалось, что он сможет пройти через все, что попадется на пути к власти, только бы в итоге стать президентом. Он тогда быстро наведет здесь порядок. Все будут по струнке ходить и смотреть на него снизу вверх. Он будет всем править, потому что одна Москва стоит всей России. Здесь смыкаются все финансовые потоки, здесь сосредоточен весь бизнес. Нет, вы что, он, Коротков, такое провернет здесь, что его надолго запомнят!

Короткову на вид можно было дать лет сорок пять, хотя по паспорту ему едва исполнилось сорок. Возможно, на его внешности сказывались бессонные ночи и переживания по поводу предвыборной гонки. Все-таки это ответственное мероприятие, которое он не может проиграть, ведь это смысл всей его жизни. Одет он был в костюм, поверх которого носил наглухо застегнутое пальто или плащ. Коротков уже давно жил в Москве, но все не мог привыкнуть к холодной осени и тем более к зиме, поэтому даже в машине он не расстегивал пальто и не снимал перчаток.

Сейчас шофер вез его на служебной машине в офис, где у него должна была состояться важная встреча со спонсором.

Ясное дело, что никакая предвыборная кампания не обходится без крупных финансовых вливаний, и также понятно то, что впоследствии эти деньги придется отрабатывать. Никто просто так финансировать не возьмется. Все эти спонсоры хотят одного и того же: чтобы каждый доллар, который они вложили, обернулся впоследствии тремя. Коротков не испытывал никаких иллюзий, понимая, что в свое время будет вынужден пролоббировать те или иные решения своего покровителя, но его это не пугало, потому что ему была нужна власть.

Коротков каждый день педантично брился, надевал туфли, начищенные до блеска, а перед выходом из дома брызгался парфюмом, чтобы выглядеть солидно и внушать избирателям почтительный трепет, как и положено настоящему политику. Не то что там всякие выскочки, которые и костюм не могут подобрать со вкусом, а уже лезут в политику.

Коротков устало откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза. Пока будут стоять в пробке, он хоть немного подремлет. Голова просто раскалывалась от головной боли. Постоянные звонки и какие-то сообщения. Он уже путался в событиях и датах и часто не узнавал голосов звонивших, настолько его одолевала усталость.

А сейчас есть время подремать и привести мысли в порядок. Придет Орбели. У него, наверно, что-то важное. Обычно он сам не звонит. А тут позвонил вчера около двенадцати и сказал, что ему нужно кое-что обсудить, касающееся обоих. Ничего, пускай Орбели думает, что он главный, пускай, пускай, вот возьмет Коротков власть, тогда покажет ему, где раки зимуют. А пока можно и подыграть. Чего не сделаешь ради того, чтобы стать президентом, чтобы все смотрели на тебя с придыханием и стыдливо молчали, когда ты кричишь? Он выберет себе самый лучший кабинет и найдет красивую секретаршу. Лучшие годы жены позади, потому надо как-то обустраивать свою интимную жизнь. Раньше ведь получалось, за руку она его ни разу не ловила, вот и сейчас пускай думает, что он блюдет ей верность до гроба. Все эти понятия, рассуждения о добре и зле не имеют никакой ценности по сравнению с властью. Он будет командовать, а ему будут все подчиняться. Все важные вопросы решаются в тишине, и незачем привлекать к себе лишнее внимание. Замечтавшись, Коротков уснул.

Шофер хотел задать вопрос, но, повернув голову, осекся и замолчал. Не дай бог разбудишь шефа, тем более, если он не в духе. Такой разгоняй получишь, что на всю жизнь запомнишь и еще месяц будешь лечиться от нервного тика. Нет уж, спасибо, ему такое не надо.

Доехав до высокого здания, шофер плавно остановил «мерседес», мучительно раздумывая, то ли будить Короткова, то ли нет. С одной стороны, он боялся, что шеф может проспать важную встречу, и тогда, в первую очередь, полетит его голова за то, что не разбудил, а с другой стороны, если шеф никуда не торопится и он прервет его сон, то и за это влетит. Решив, что с какой стороны ни поверни, все равно плохо, водитель рискнул.

– Владимир Петрович…

Коротков разлепил веки и сонно уставился на водителя.

– Уже приехали, – осторожно сказал водитель.

– Жди меня здесь.

Обрадовавшись, что Коротков совершенно не разозлился, водитель выскочил из машины и открыл шефу дверцу. Тот неспешно выбрался из «мерседеса» и поморщился. Дул холодный ветер, причем не откуда-то сбоку, а прямо в лицо. Ряды деревьев перед офисным зданием пожелтели. Кружились хороводом жухлые кленовые листья. Коротков раздраженно подумал, что скоро начнутся заморозки, и тогда ему придется носить шапку, которую он жутко не любил, хотя бы потому, что каждый раз приходилось снимать ее в помещении и смотреться в зеркало, не испортил ли он себе прическу.

– Смотри, если я выйду, а тебя здесь не будет, пеняй на себя, – пригрозил напоследок Коротков, хотя этот водитель, в общем-то, зарекомендовал себя с лучшей стороны.

Но это он специально, в качестве воспитательной меры, чтобы шофер не расслаблялся и знал свое место.

– Что вы, Владимир Петрович!

С чувством превосходства, тяжело поднявшись по ступенькам, Коротков зашел в офисное здание. В холле с ним тут же подобострастно поздоровались охранник и гардеробщица. Коротков небрежно кивнул. Со всеми здороваться времени не хватит, да и чего, он, Коротков, будущий президент, должен здороваться со всякой швалью?

Коротков прошел к лифтам и нажал кнопку вызова. Офис находился на шестом этаже, а пешком ему подниматься неохота. Раз лифты сломались, и Короткову пришлось тащиться на своих двоих. Он хорошо запомнил этот подъем. Коротков любил вкусно поесть, поэтому, как и полагается, отрастил брюшко, каждый шаг ему был за два, ноги не слушались и тяжелели. К тому же он все не мог отказаться от курения, и уже в пролете между третьим и четвертым этажом начал задыхаться. Нет, с него хватит таких «прогулок».

Прибывший лифт приветливо дзинькнул, и створки плавно разъехались в стороны. Коротков хотел пройти в лифт, но его «подрезал» какой-то суетливый служащий, чей плохо завязанный галстук съехал набок. Служащий, прижимая к себе папку, рассеянно посмотрел на Короткова, но так и не извинился.

«Идиот! – возмутился Коротков, смерив служащего презрительным взглядом. – Ты хоть знаешь, с кем имеешь дело? Или все твои мозги остались в этих бумагах? Как жаль, что я пока не президент, но в будущем я не потерплю к себе подобного отношения. Меня должны все бояться и относиться ко мне с уважением».

Служащий словно испытывал терпение Короткова. Он, не спросив, какой Короткову нужен этаж, уже нажал кнопку. Лифт тронулся. Коротков, в свою очередь, нажал кнопку седьмого этажа.

«Наглец! – покосился Коротков на служащего. – Не бойся, я твою рожу запомнил, и если ты еще раз попадешься на моем пути, то я с тобой поквитаюсь. На то и дается человеку власть, чтобы он мог разобраться с любыми мерзавцами, которые мешают ему жить и не умеют вести себя в обществе, с такими, как этот осел».

У Короткова было плохое настроение, поэтому его раздражала любая мелочь. Его плохое настроение объяснялось тем, что ночью к нему приставала растолстевшая жена, требуя полового акта. Он брезгливо от нее отстранялся, так как еще днем, за обедом, словно отрезвев, заметил, насколько же у нее волосатые руки. Его едва не вытошнило от отвращения. К тому же, сравнивая свою жену с любовницей, он приходил к однозначному выводу, что последняя выигрывает со значительным отрывом как по внешним характеристикам, так и по своей покладистости в постели.

Жена не поняла его и устроила истерику с плачем и слезами. Больше всего Коротков не любил ее слезы. Естественно, разнервничался и он, пил коньяк в гостиной и спал на диване. Какой там был сон! Снились кошмары, как ему не хватило всего двух голосов, чтобы стать президентом. Он не любил эти сны, но они посещали его достаточно часто, по этой причине он тоже тревожился. Кто его знает, а если сны все-таки вещие? Как он будет жить, если умудрится проиграть? Его спонсору палец в рот не клади, откусит по локоть. Он уж точно, вложив столько денег, не рассчитывает на поражение.

Пройдя по длинному коридору, Коротков зашел в предпоследнюю дверь по левой стороне. В приемной сидела любимая секретарша Танечка. Танечка была русоволосой девушкой, с пронзительно-грустным взглядом и пухлыми губами. Коротков ценил ее не столько за умение с третьей попытки правильно набрать текст или отправить факс, сколько за выпуклую попу и выдающуюся грудь, которые Танечка всячески подчеркивала. Для секретарши она одевалась слишком откровенно. Например, сегодня она одела сиреневую мини-юбку и такого же цвета кофточку и сидела на стуле, закинув ногу на ногу, словно задержанная проститутка в отделении милиции.

Коротков довольно крякнул.

– Владимир Петрович, вам звонил Орбели. Просил, чтобы вы ему перезвонили.

– Танюша, сделай мне кофе, – на ходу скомандовал Коротков и прошел в свой кабинет. Стол был девственно чистым. Необходимые документы лежали аккуратной стопочкой. Папки лежали в двух шкафах за спиной. В третьем шкафу у двери висела одежда. Помимо стола и шкафов в кабинете был диван из коричневой кожи. Под ногами – персидский ковер, подарок одного приятеля, которому он помог «выбить» хороший участок в Подмосковье под строительство дома. Понятное дело, что, помимо подарка, приятель заплатил ему сто тысяч долларов. Но деньги деньгами, а получить подарок все равно приятно.

Коротков только сейчас расстегнул пальто и снял перчатки. Открыв шкаф, повесил на плечики пальто и вернулся за стол. Он хотел ознакомиться с кое-какими документами, но его не отпускала тревога. Чего хочет этот Орбели? Они же недавно виделись и, кажется, все обсудили. Что на этот раз?

Орбели раздражал Короткова, возможно, потому что Коротков осознавал зависимость своего положения от воли Орбели. Тот мог спокойно в любой момент вывести Короткова из игры. Просто достаточно убрать финансирование. Для Короткова это было смерти подобно. Несмотря на то что у него были деньги, которые он вовремя успел перевести в Швейцарию, на всю предвыборную кампанию их все равно не хватило бы.

Его мысли прервало появление Танечки с подносом в руках. Она поставила его на стол, нагнувшись так, – то ли ненароком, то ли специально, – что Владимир Петрович увидел ее грудь. Этого ему хватило, чтобы в следующее мгновение похлопать Танечку ниже талии. Он собрался было продолжить в том же духе, но в дверь приемной постучали. Танечка вздрогнула.

– Хреновы посетители! Закрой дверь в мой кабинет и скажи, что я занят!

Танечка послушно кивнула и побежала в приемную, закрыв за собой дверь. Через тридцать секунд она заглянула в кабинет Короткова.

– Это Артур Орбели. Он хочет с вами поговорить.

– Ладно, пускай заходит, – небрежно сказал Коротков, чтобы не показывать Танечке, что Орбели имеет для него какую-то значимость.

Если и было у Орбели какое-то выдающееся качество, то, несомненно, это настойчивость. Если ему было что-то надо, то он мог человека хоть из-под земли достать, не задумываясь о том, причиняет ли он кому-то своим поведением неудобство или нет. Ему было на это плевать.

Артур Орбели выглядел респектабельно, следил за собой и не позволял себе никаких вольностей, за исключением женщин и алкоголя. Он был высоким сорокалетним мужчиной с подтянутой фигурой и выразительным лицом. Таких женщины называют «сердцеедами». Никакого горбатого носа, уверенный взгляд, правильные черты лица, всегда подстрижен и причесан. Иногда Короткову казалось, что Орбели только и занимается тем, что каждый день околачивается в салонах красоты.

– Здравствуй, Артур, – ласково приветствовал Коротков гостя, подчеркнуто энергично пожимая руку Орбели.

– Здравствуй, – Орбели, не спрашивая позволения, по-хозяйски уселся за стол напротив Короткова и посмотрел по сторонам, словно за диваном или в шкафах мог кто-то спрятаться.

– Что будешь, дорогой Артур? Коньяк, чай, кофе?

– С другом можно выпить и коньяк. У нас же нет друг от друга секретов?

– Что верно, то верно, – довольно улыбаясь, подтвердил Коротков и зычно позвал: – Танечка.

Тут же пришла секретарша, которой Коротков изложил что к чему. Он заметил, как Орбели проводил его Танечку жадным взглядом.

«Хрен с два ты ее получишь! – злобно подумал он. – Еще и секретаршу тебе дай!»

– Как только ты будешь баллотироваться в президенты, необходимо будет предоставить полную финансовую отчетность.

– Знание того, кто нас поддерживает, я в народ не несу. Их пожертвования могут быть использованы против нас.

– У нас все получится, – доверительно улыбнулся Орбели.

– Если этому помочь, – подчеркнул Коротков.

Танечка принесла на подносе коньяк и тут же удалилась.

– Проблемы с электоратом Северного округа. Симпатизируют другому кандидату.

– Любые выборы можно выиграть по принципу «разделяй и властвуй».

Орбели пригубил коньяк из бокала.

– Ты говоришь о переделе избирательных округов?

– Разобьем Северный округ и соединим его с другими.

Коротков, выпив коньяк, налил себе еще. В присутствии Орбели, несмотря на напускную радость, он чувствовал себя крайне некомфортно. Ему представлялось, что с такой вот лощеной улыбочкой Орбели сейчас достанет пистолет и застрелит его прямо в кабинете.

– Ты предлагаешь сконцентрироваться на получении голосов из центра?

Орбели кивнул.

– Именно. Самое лучшее, что можно сделать – это изменить границы твоего будущего округа. Даже сейчас. Эти изменения предполагают немалые денежные вливания.

«Еще и намекает, урод, что без него я не протяну, – подумал Коротков. – Если он думает, что будет манипулировать мной, когда я получу пост, то глубоко заблуждается. Я с ним как-нибудь разберусь».

– Деньги – это основа любой политики.

Артур Орбели, понимающе улыбнувшись, открыл черный кожаный портфель, который был доверху забит пачками долларов.

– Спасибо, Артур.

Орбели бесцеремонно вытряс содержимое портфеля на стол Короткова. Со стороны могло показаться, что они два ловких афериста, которые поймали «дичь» и теперь приступили к разделу добычи.

Коротков, когда дело шло о деньгах, не стеснялся их пересчитать.

– Артур, здесь всего сто тысяч, – осторожно заметил Коротков.

– Вторую половину получишь, когда люди ответят за убийство на моем объекте и предстанут перед судом, – спокойно ответил Орбели.

– Артур, ты знаешь мое слово. Обещаю тебе, что эти ублюдки будут найдены – с политическим пафосом ответил Коротков, про себя подумав, что готов пообещать и продать все что угодно, хоть свою душу, только бы получить заветный пост президента.

– Прежде чем я вложу деньги, мне нужно видеть силу закона, но не закона улиц.

И Орбели, многозначительно посмотрев на Короткова, поднялся из-за стола.

«Что за грязные намеки? – оскорбился Коротков, глядя вслед удаляющемуся Орбели. – Он хочет сказать, что если я не разберусь с этим делом, то он перестанет финансировать мою предвыборную кампанию? Это что, проверка на вшивость? Нет, в любом случае у меня нет выбора, и я должен найти виновных, иначе моим политическим амбициям наступит конец».

Коротков, посмотрев на бутылку с коньяком, убедился, что там практически ничего не осталось, и, взяв ее, допил остатки прямо из горла.