– Знаешь, ваше высочество, – говорю. – Какая-то логика в твоих рассуждениях есть… наверное. Только… может, все дело в том, что про остальных, тех, кто в первом бою головы сложил… про них-то как раз легенды сочинить забыли?

Судя по тому, как Дарсолана после этих слов на меня уставилась, до сегодняшней ночи ей подобные мысли в головку не забредали. А ее учителям-советникам если и забредали, то явно не озвучивались.

– Но… Пророчество…

– Во-первых, – напоминаю, – в подробности всей этой прорицательной истории меня так никто посвятить и не удосужился. Или не пожелал: секретность и все такое, я ж не дурак, понимаю. Ну а во-вторых… поскольку, как уже сказал, дураком себя не числю… мы ведь к эльфам едем как раз затем, чтобы насчет этого самого Пророчества уточняющие справочки навести?

– Да… но…

Осеклась, нахмурилась, задумалась.

Я тем временем привстал, по сторонам огляделся. Никого не видно, даже храбрый мустанг больше не маячит. И тени не мельтешат. А звуков всех: фургон скрипит, да кони изредка всхрапывают… ну и, – если хорошенько прислушаться, – ветер в кронах слегка шумит.

Само собой, в идею, что волкодлаки нас решили в покое оставить, я и на секунду не поверил. Оттянулись метров на двести-триста – это да, это запросто. Только – зачем? Что эти тварюки выдумать могли?

Ох, думаю, не нравится мне эта тишина. Нехорошая она… подлая.

– Эй, – Дару окликаю, – ваше высочество. Тут в президиум из зала предложение поступило, насчет ведения. Предлагают мысли о богах да пророчествах куда-нибудь подальше отложить, а вот сиюминутными проблемами, в лице оборотней, наоборот – озаботиться.

Сказанул и понимаю – а ведь меня сейчас за нервы тоже пощипывает, и неплохо. В обычном-то состоянии я подобные перлы раз в месяц выдаю, да и то по спецзаказу или в порядке отоваривания карточек. А тут… да уж, думаю, если Дара поймет, чего я сказать хотел, – первый удивлюсь.

– Я их не чувствую, – удивленно, почти растерянно произносит Дарсолана. – Едва-едва… они не ушли совсем, держатся неподалеку.

– Мысли, идеи, – спрашиваю, – по этому поводу будут?

– Сергей, я никогда прежде не слышала о таком. Чтоб волкодлаки отступили, бросив верную добычу… словно…

– Словно что?

– Словно их спугнул кто-то, – медленно, будто нехотя, говорит Дара. – Кто-то много страшнее их самих.

– Ну, положим, – улыбаюсь, – быть страшнее стаи красноглазых волко-неуделков – это дело нехитрое. Зондеркоманда, к примеру… да и сам я тоже не лыком шит. Кстати, – добавляю, – а не могли они твою истинную сущность разглядеть? Или Эскаландер под слоем тряпья унюхать?

– Не знаю, Сергей. Не должны были… защитные покровы в порядке. И потом, волкодлаки слабы в магии, они привыкли больше полагаться на другое.

– Так ведь, – поясняю, – я как раз об этом. Магия магией… а как насчет обычного запаха? Я вот табачный дым в лесу метров за триста почую… а капитан наш, то и вовсе за полкилометра ловил.

– Какой дым?

– Обычный, табачный… а-а, нету же у вас этой дряни… ну, та гадость, которую его сиятельство герцог комбриг Клименко в столе держит, чтобы дым изо рта пускать. Или ни разу не видела?

Спросил – а сам чуть не взвыл, почище любого волкодлака. У меня ж в кармане полный мешочек «кайенской смеси» лежит, в брезент для вящей надежности завернутый. Махра с перцем – лучше против собачек, пожалуй что, только натяжная мина. Сейчас-то, конечно, уже поздно, а вот раньше, когда они по следу шли… эх-ма, ну и лопух же я!

Хотя, думаю, на самом деле не такой уж и лопух – нюх у оборотней, может, и волчий, а мозги в голове человечьи… или, по крайней мере, чего-то наподобие. Ну и допустим: чутье им мой волшебный порошок отобьет, а как со следами от фургона быть? Это не заостряя внимания на том факте, что дорога сквозь лес идет одна и кони наши на Пегасов не похожи.

Ладно. Зато вот если полезут, глядишь, пару-тройку магистровых патронов мне этот мешочек сэкономит.

– Видела, – кивает Дара, – запах и в самом деле омерзительный.

– Ну, это кому как…

– В Дакире есть схожий порок. Там жгут в курильницах траву шен-ол, дым которой дарит отдых телу и сладкие грезы душе… пока не высосет ее всю, оставив от человека лишь дряблую оболочку. Потому шен-ол еще называют травой-вампиром… и пойманных торговцев ею казнят так же, как тех, кто продает вампирам пищу.

Вампирами, вспоминаю, местные упырей называют… и жрут эти люди-комары, точнее, пьют они кровь. А поскольку местная медицинская наука консервировать эту, как говорит старший лейтенант Светлов, жизненно необходимую организму субстанцию… он, правда, про спирт это говорил, но про кровь – правильнее… так вот, поскольку хранить эту субстанцию местные вряд ли умеют, следовательно, торговали они людьми. Живыми. Одни нелюди с другими… торговали.

И даже не хочется у Дары спрашивать: много ли такой мрази отыскивается? Потому что и в нашем мире подобной нечисти нашлось куда больше, чем хотелось бы. С гордым арийским профилем… а кто и без него, но все равно бежит впереди хозяев, язык от усердия набок вывалив!

– Сергей… смотри, справа от дороги… чернеет…

– Вижу.

Я, правда, в первый миг не сообразил, чего именно вижу. Потом только дошло – забор. Хороший такой забор, высокий, дом из-за него едва виднеется – труба да часть крыши. И ворота широкие – танки, если что, запросто разъедутся.

В общем-то, ничего странного – в таком вот лесу без доброй ограды обитать как-то скучновато. Только… не понравился мне чем-то этот теремок придорожный.

– Что за дом такой? – шепотом у Дары интересуюсь. – Слышала когда-нибудь про него?

– Нет. Никогда прежде не бывала на этом тракте.

– А предположить?

– Сколько угодно. Таверна, постоялый двор для купцов. С пограничьем торгуют многие – большой риск, но и большая прибыль. Здешним жителям есть, что предложить тем, кто прячется за их спинами.

– Это что же?

– Ну, – Дара сделала вид, что задумалась. – Например, мертвых оборотней.

– Да уж…

Я не удержался – на наш трофей оглянулся. Слава уж не знаю кому, богам здешним или магистру с его пулями, но лежит товарищ бывший волкодлак смирно, как и подобает добропорядочному трупу. Что не может не радовать.

– Ценный товар, ничего не скажешь…

Дарсолана плечиками пожала.

– Телеги с товаром двигаются медленно, а деревни редки. Если близится ночь, а ты все еще на тракте, лучше развязать кошель, чем ждать, пока вскроют пузо.

Война на самоокупаемости… ну-ну.

Я сразу представил: стоит наш старшина Раткевич на каком-нибудь базаре и трофеями вовсю торгует. Кому, мол, панталоны офицерские, парижской работы… а вот каток «тигра» подбитого, счастье в дом приносит лучше любой подковы… налетай, честной народ, не скупись…

Нет, бывают, конечно, и у нас затыки, когда без подходящего презента и свое законное не выбьешь, а уж штатно не положенное тем более. Но это все так, мелкая самодеятельность, а тут… одно слово – феодализм. Им до приличного централизованного государства еще пилить и пилить.

– Ага, – киваю. – Место вроде как и в глуши, на отшибе, но вполне себе доходное. Понял.

– Но только, – добавляю, – кажется мне, что у здешнего хозяина дела идут не так чтобы очень.

– Почему ты так решил?

– Дымом не пахнет.

Освещения, к слову сказать, тоже не заметно, но этот факт можно на жадность списать. К чему, мол, керосин со свечами зазря палить, когда над лесом дармовой фонарь маячит? А вот дымок… ужин они должны были не так давно сготовить… да и ночь совсем уж теплой назвать язык не повернется.

– Как там, – вполголоса интересуюсь, – друзья наши серые поживают? Все еще в отдалении крутятся?

– Да.

Странно.

– Странно. – Дара словно мои мысли прочитала. – Таверна заброшена.

– Таверна?

Переспросил и тут же сам на ветке дуба рядом с дорогой вывеску увидел: таверна «Старый олень». Причем, похоже, сам олень ее и вешал… в юности – надпись потемнела так, что пока различишь, глаз три раза сломаешь. Вдобавок висит криво, а одна доска снизу и вовсе отвалилась.

– Я только теперь, когда прочла название, – говорит принцесса, – вспомнила, что слышала о ней. Не лучшая таверна на тракте, нет, но единственная на два дня пути.

– Ну может, кто-нибудь взял да и открыл поблизости общественную столовую, – усмехаюсь. – А здешний хозяин из-за этого, соответственно, прогорел.

– Могло сложиться и так. По крайней мере, – озабоченно говорит Дара, – я не чувствую за этим забором Зла.

С учетом того, что мы уже почти вплотную подкатили, – новость утешающая. Особенно же по той причине, что домик этот, несмотря на первоначальное, как говорит старший лейтенант Светлов, негативное впечатление, интерес у меня вызывал. Если он и вправду брошен… коней внутрь завести, дверь привалить хорошенько чем-нибудь тяжелым, а пару окон оборонять куда легче, чем вкруговую отмахиваться. И до рассвета… если не полезут, так хоть отоспимся по очереди. Днем всяко веселее…

Фургон, правда, при таком раскладе без присмотра остается, ну да он-то деревянный, в смысле несъедобный.

Только вот, думаю, мнение принцессы тоже неплохо бы узнать. Во-первых, потому что принцесса. Во-вторых, из нас двоих в оборотнях только она чего-то понимает. А то вдруг они по подкопам мастера или с огнем обращаться умеют не хуже керосинщиков из фойеркоманд? Запалят с трех концов и даже фамилий не спросят.

– Считаешь, стоит заглянуть? – спрашиваю.

Дара вместо ответа то ли хмыкнула, то ли хихикнула… нервно так.

Ворота у «Старого оленя» оказались почти не запертые. Почти – потому как в землю они, судя по всему, корни пустили, ну а петли последний раз смазывал тот самый олень… в тот же день, когда вывеску вешал. Скрип ошеломляющей чистоты звука… волкодлаки от него, наверное, еще дальше в лес удрали, километра на полтора минимум.

Попытался было доску от забора вместо рычага приспособить – получил в итоге груду щепок, прореху в куртке и пяток заноз в предплечье. Стою, на дыру любуюсь… слова всякие соответствующие припоминаю… и тут принцесса руки вытянула, пальцы как-то хитро переплела – ворота дрогнули и плавненько, не спеша, во двор шлепнулись.

Я как стоял, так и замер – хорошо хоть, челюсть не отвисла.

– Руку покажи.

– А?

– Покажи рану.

Я повернулся, сунул принцессе под нос раненую конечность – Дара над ней ладонью провела – и боль как ветром сдуло. Глянул: от царапины и следа не осталось, чистая гладкая кожа. А ведь порвался-то здорово: гимнастерка вокруг дыры вся от крови темная.

Ловко. До этого меня так только поп один местный врачевал, отец Иллирий. Я тогда стаю Призраков Ужаса изничтожил… тараном… пешим, а кровь у них, как мне рыжая тогда сказала, ядовитая до невозможности, вот и… ну а если говорить проще, то есть по-нашему, исцелил меня товарищ поп от чего-то вроде иприта. А заодно и последствия второго ранения ликвидировал, подчистую. Почти как сейчас – был шрам и пропал, словно и не дырявил меня насквозь пулеметчик фрицевский.

– Здорово, – говорю. – Слушай, а куртку с гимнастеркой так же заштопать можешь?

– Нет.

– Жаль, – вздыхаю. – А… ворота ты чем так здорово приложила?

– Знаком Силы. И, – насмешливо говорит Дарсолана, – если ты не догадался, «приложила» я их вовсе не для того, чтобы мы топтались перед ними до рассвета, а совсем с противоположной целью.

Замечание верное – и не возразишь.

– Теперь догадался. Заводи фургон во двор, а я пока в доме осмотрюсь.

И пока ее высочество мою наглую выходку переварить пыталась – запрыгнул на козлы, выдернул автомат из-под сена и медленно, не торопясь… побежал.

Только на крыльце остановился, затвор взвести. Пнул дверь – двери, понятное дело, хоть бы хны, она к открыванию внутрь не предназначалась. Так, думаю, спокойно, Малахов, без нервов… вспомни, чему тебя товарищ капитан учил. Ремень через плечо, палец на спуск, левой рукой осторожно берем дверную ручку… интересная такая ручка, массивная, сплошные финтифлюшки с завитушками. Первый раз здесь такую ручку вижу, совершенно нехарактерный для местных стиль… ее бы к нам на какое-нибудь присутственное место николашкиных времен… ну или хотя бы на особняк купчины первогильдейского… бронзовая, судя по цвету. Хотя при лунном освещении леший чего уверенно разберешь… берем эту ручку, поворачиваем, тянем на себя… выбрасываем! И тупо смотрим на дверь, которая теперь без ручки.

Вот ведь! Ну хорошо, мы люди не гордые, мы и через окно можем – благо ставен не предусмотрено, а стекол и след простыл… если они вообще были. Со стекольным производством в этом мире даже у гномов пока туго, гобеленом ручной работы занавесить, и то дешевле выйдет… даже в три слоя.

Бросили дом не очень давно. Полгода, а то и меньше, это я мог уверенно сказать – нагляделся. До чертиков в глазах – и на брошенные и на сожженные, снарядами и бомбами разваленные… каких только мне за три года войны повидать не пришлось. Одно время казалось: я забывать начал, что такое дом… сооружение из четырех стен и крыши, в котором люди живут. Не в окопах, в шинели завернувшись, не в палатках или землянках, а в домах. И строят дома вовсе не за тем, чтобы оборону в них держать, потому и амбразуры в них такие неправильные – большие.

Этот конкретный дом бросали второпях, спешили…

Первая комната, как я понял, и была таверной – в смысле места для питья, закусывания этого питья и последующего битья морд.

Пыль. Мебель – перевернутая, а кое-где и поломанная. Хотя мебель – это, конечно, громко сказано… откуда в захудалой таверне спальный гарнитур с витыми ножками? Столы да стулья… пара лавок. По углам – груды мусора: битая посуда в виде глиняных черепков, тряпки какие-то, листья, ветки.

Дальше – кухня. Очаг с жаровней, разделочный стол, котлы… три штуки, один большой и два поменьше. Котлы-то меня и озадачили. Ценная ведь вещь по здешним меркам эдакий чугунок. Даже если прохудился, прогорел – все равно металлолому в нем на пару монет. А тут сразу три… непонятно.

Поднялся по лестнице – ну и скрипучая же дрянь, хуже давешних воротных петель! – на второй этаж. Здесь, как я понимаю, комнаты для постояльцев были. Особого шика, понятно, тоже не обнаружилось: лежак из досок, на нем тюфяк соломенный, и все это предметом роскоши в виде дырявого одеяла прикрыто.

Всего комнат было пять, из них первые три были одинаково пустые, зато в четвертой на полу у стены лежали какие-то мешки. Рыться в них я не стал, просто прикинул, что набиты плотно и явно не чем-то однородным – больно разнообразно выпирает. В пятой же у окна стоял сундук, большой, весь в железных полосах…

Я такой сундук уже видел. У графа Леммита. Даже поднять пытался… безрезультатно. Потому как сундук тот у графа казной работал, а золото – оно тяжелое.

Это я к тому, что сундучки эти, типа сейф походно-полевой, сто́ят у местных изрядно дороже котлов кухонных. И возят их обычно не порожняком.

Впрочем, этот тоже не пустой был. Наверное. А потом его взломали – грубо, торопливо, – выпотрошили на манер барашка и бросили.

Чем дальше, тем больше мне здесь не нравилось.

Присел на корточки, мусор на полу поворошил… гляжу, тряпка одна поблескивает. Поднял, развернул – платье. Я, хоть и при королевском дворе последнее время ошивался, большим спецом по здешней моде не стал, но думаю – не стала бы здешняя хозяйка такую вот обновку каждый вечер надевать… раз в год… да и то не каждый.

Ох, как мне все это не нравится… кто бы знал.

Нет, не второпях домик бросали. Вернее – не просто в спешке. Они отсюда сломя голову бежали, спасались. Похватали ценное, что полегче, – и ходу.

Спасались… а успели?

Вернулся к лестнице, смотрю: Дара посреди разгромленного зала стоит и осматривается… напряженно так, чуть прищурясь. И рукой при этом, что характерно, за кинжал на поясе держится.

– Что там?

– Пусто.

Я примерился – прямо подо мной пол сравнительно чистый был – и прыгнул. В полете уже, правда, сообразил, что доски-то могут только выглядеть крепкими… но повезло.

– Сергей! Ума лишился!?

– Один бум лучше дюжины скрипов. Кони где?

– Завела в конюшню. Там сено и вода в поилке.

Ну, сено-то еще ладно, а…

– Вода?

– Дождевая, над поилкой сток устроен.

– А оборотни их не того? – спрашиваю. – Красотка, конечно, лошадь боевая во всех смыслах, спору нет, но…

– Им нужны мы, – обрывает меня Дара. – Наша кровь, наши жизни. Конями они займутся потом, без помех, если захотят.

– Захотят. Конина – штука вкусная, тем более с голодухи.

Впрочем, припоминаю, оборотень, которого я подстрелил, тощим вовсе не выглядел. Ну да волк не только для еды горло перегрызть может – слышали, знаем.

– Пойдем, – говорю, – задние комнаты проверим.

Я, честно говоря, и сам не знал, что там найти можно будет. Опасался только… хотя за полгода от тел запросто могло и костей не остаться – дом-то посреди леса, а зверье даром время не теряет.

С другой стороны – чего я дергаюсь? Не кисейная барышня ведь в напарниках – девчонка только что с живыми оборотнями дралась! Что ей костяшки?

Да и не было там никаких костей с черепами. Все почти то же самое, что и наверху. Только вместо лежаков – кровать и матрас на ней набит чем-то посерьезней сена. Даже подушки лежали, четыре целых и пятая по углам в виде перьев.

– Почти королевское ложе, не так ли? – Голос у Дарсоланы странно-ломкий, не понять, то ли всерьез говорит, то ли шуткует на почве нервного мандража.

– Тебе виднее, – отвечаю, – из нас двоих только ты королевских кровей.

– Чтобы спать в королевской кровати, вовсе не обязательно быть королем самому. Достаточно и того, чтобы король… или хотя бы принцесса оказались рядом.

Ага. Вот так, запросто…

Интересно, думаю, а высокохудожественно падать на кровать и на ней вытягиваться – этому принцесс тоже особо учат?

– Спать, – говорю, – дело хорошее, не спорю. Только, может, для начала стоит распорядок караулов установить?

– Можно, – улыбается Дара. – Это просто. Заклятье хранимого круга и сторожевые талисманы будут сторожить, а мы с тобой будем спать.

– Звучит заманчиво. А не боишься, – спрашиваю, – что сигнализацию твою обойти сумеют?

– Кто? Оборотни слабы в магии, я же говорила тебе об этом.

– Люди, конечно же. Что один человек соорудит, другой всегда…

– Сотворенный магом сторожевой талисман, – перебивает меня принцесса, – обмануть имеет шанс лишь маг следующей ступени. А мои талисманы… Сергей, окажись темный подобного уровня по эту сторону Границы, он принужден был бы почти все силы тратить лишь на поддержание Отсекающей Сферы. Иначе любой послушник… и уж подавно этот темный не решился бы творить столь сложную и длительную волшбу в приграничье, где ловчие заклятья магов Света…