Глава 10

Утром в субботу Галя затеяла разговор, наверное, сотый по счету, про кооперативную квартиру, повторила все, что уже было сказано. Провести остаток дней в этой клетушке она не хочет и не может, это даже не квартира, а крысиная нора, темная и душная. Сюда стыдно пригласить приличного человека, невозможно собрать дружеское застолье, места мало, гости натыкаются друг на друга, как слепые щенки, покурить негде, потому что балкона нет. С проспекта Мира днем и ночью слышен гул автомобилей, дышать этой вонью невозможно, Галя мучается бессонницей, но если заснет, ночью разбудят сирены "скорой помощи" или стуки по батарее отопления…

Она уже посоветовалась с одним полезным человеком, он всей душой хочет помочь, это Антон Иванович Быстрицкий – адвокат по гражданским делам, хорошо известный в культурных кругах Москвы, а недавно избран председателем нового жилищного кооператива кинематографистов, строительство дома вот-вот начнется, все документы готовы, списки жильцов составлены. Ну, Борис должен помнить Быстрицкого, в прошлом месяце они встречались в Доме литераторов. Действительно, месяц назад жена затащила Бориса в ресторан, за соседнем столиком ужинал какой-то импозантный мужчина лет сорока пяти в очках с дымчатыми стеклами, модном пиджаке в крупную клетку, при галстуке и золотых запонках.

Еще у него был большой бумажник, плотно набитый деньгами, – эта деталь хорошо запомнилась. Быстрицкий часто вытаскивал бумажник, доставал визитные карточки и совал их всем подряд. Он хотел произвести впечатление утонченной натуры и светского льва, – при таких-то деньгах это нетрудно. Дело портили бегающие темные глазки, запрятанные под густыми бровями и дрожащие влажные руки. Антон называл себя режиссером, хотя не снял ни одного фильма. Видимо, он знал другие, более простые и верные способы скорого обогащения. Рассказывал, будто сам Тарковский, приступая к новому проекту, всегда присылал ему сценарии и спрашивал совета, а с Бондарчуком они друзья детства, хотя в последнее время отношения разладились.

Тогда в ресторане Антон долго шептался с Галей, спустя неделю появился в их доме, осмотрел обе комнаты и кухню, заглянув в туалет и кладовку. Он сокрушенно покачал головой и сказал, что красивая женщине не может жить в таких чудовищных условиях. И еще что-то о женской красоте… А, вот что. Он сказал, что красота – это продукт скоропортящийся, а красивому бриллианту нужна соответствующая оправа. Изрек еще какие-то убогие банальности и ушел.

Галя тогда заявила, что появилась возможность вступить в кооператив кинематографистов, у них есть четырехкомнатная квартира, дорогая, но шикарная, она стоит своих денег. Все абсолютно законно, ведь Борис в каком-то смысле тоже кинематографист. В соавторстве он написал три сценария документальных фильмов об истории комсомольской организации, один сценарий экранизирован, два ждут своего часа. Да, пока Борис не член Союза кинематографистов, но это дело десятое, – так сказал Антон.

Действительно, была такая история, старая, почти забытая – когда-то Борис помогал писать сценарии документальных фильмов об истории комсомола двум парням, профессиональным сценаристам, в титрах фильма "Незабываемые годы" есть его имя. Словом, – можно влезть в кооператив кинематографистов, если быстро раздобыть тридцать тысяч рублей на первый взнос. Сумма астрономическая, но это только на первый взгляд. Надо просто уметь жить, вертеться, – тогда и деньги будут. Галя кое-что соберет у своих друзей. А Борис скоро едет за границу, там купит видеомагнитофон и вещи, которые перепродадут в Москве. Словом, деньги они соберут.

В крайнем случае можно обратиться к отцу, но этот вариант пока лучше даже не обсуждать. Отец не любит помогать детям, – если только бесплатным советом, он старомодный человек и полагает, что деньги людей портят. Вчера вечером звонил Антон, откуда-то он узнал, что на работе Бориса специально для комсомольского начальства распределяют машины: шесть "жигулей" и две "Волги". И Борису ничего не стоит взять любую из этих машин, никакого ажиотажа нет. Все начальники давно купили себе, что хотели. Надо только написать заявление в профсоюзный комитет, – внести деньги и получить "Волгу".

И вот прямо сейчас Антон просит встретиться с Борисом, это займет всего час-другой, есть важный разговор. Кроме того, Антон обещает уже в этом месяце внести их в список кооператива кинематографистов. Надо встретиться и все обтяпать, – важные вопросы по телефону не решают. Борис не стал говорить, что на единственный выходной у него были другие планы, – Галя все равно настоит на своем. Он выругался про себя, набрал номер Антона и договорился о встрече в четыре вечера в пивной на Пушкинской улице. Заведение называли "ямой", – это был старинный подвал под сводчатым потолком, где поставили пивные автоматы и продавали по пятьдесят копеек порции вареных креветок и копченую скумбрию.

* * *

Борис приехал минута в минуту, купил закуску и пиво. Народа было немного, у высоких столов, стояли хмельные мужчины, все курили и громко разговаривали. Антон, одетый в бежевый в светлую клетку пиджак и шелковую бордовую рубашку, забился в темный угол. От него пахло селедкой пряного посола и французским одеколоном. Антон из вежливости поболтал о поездке в Пицунду, – компанию ему составила известная артистка, вскользь затронул женскую тему и перешел к делу.

Сказал, что искренне по-дружески симпатизирует жене Бориса и ему самому, такому молодому и симпатичному, но жизнь, – как это ни банально, всего одна, – и, если есть возможность, надо прожить ее в хорошей квартире, а не в тесной ночлежке, пропахшей мышиным дерьмом. Самое время схватить удачу за теплое место. У Антона есть друг по имени Игорь, очень обеспеченный человек, который хочет купить "Волгу – 24", а она простым гражданам не продается. У нас без очереди только "Москвич" и "Запорожец" – но эти колымаги и машинами не назовешь. Игорь может взять с переплатой "Жигули", но интересуется "Волгой".

Свою он разбил пару месяцев назад, теперь страдает. У Бориса на работе сейчас распределяют машины, можно купить "Волгу" без проблем по государственной цене – девять тысяч рублей. А Игорь с удовольствием возьмет машину за тридцать тысяч. Деньги у него есть, человек он нескупой. Все будущие хлопоты Бориса, – это написать заявление на машину и внести первый взнос на кооператив. А через год, а то и раньше, можно будет въезжать в новую квартиру. Если разобраться – дел всего на пару дней, а чистая прибыль двадцать одна тысяча.

– Как вам перспектива? Нравится?

– А вы когда-нибудь открывали книжку под названием "Уголовный кодекс"? – усмехнулся Борис. – Там есть статья: спекуляция. Реальный срок мне не дадут. Все-таки первый раз, плюс положительная характеристика с места работы. Ну, возьмут на поруки, в крайнем случае дадут условно. Но с должности сгонят. И пойду я наниматься на кирпичный завод, работягой. Короче, мне не нужны неприятности.

– Вы же сами знаете, что это фантазии. С таким-то тестем… За ним вы как за каменной стеной. Подобным бизнесом с машинами все занимаются, ну, у кого есть такая возможность. Факт спекуляции чертовски трудно доказать. Ну, купили вы машину. А вам вдруг срочно понадобились деньги. Вы машину продали. К чему тут придраться? В чем криминал? А Игорь – может вам пригодиться. Он полезный человек. Запросто достанет все, что угодно. Фирменные тряпки, любые продукты, импортные лекарства, Луну с неба. Даже путевку в Болгарию… Единственная его проблема – это "Волга".

– Вы говорите лекарства?

– Любые. Самые дефицитные.

– Чем занимается этот Игорь?

– Это в каком смысла? А-а-а, понял… Профессия? Ну и вопросы у вас. Сразу видно, что на заре туманной юности вы работали в милиции. Игорь – просто хороший человек. В нашей стране – это уже много. Это почти профессия. Он делает добрые дела. Ведь кто-то должен делать добро, а не коммунизм строить.

– Поконкретнее, если можно.

– Половину своего времени он проводит в Средней Азии, в основном в Душанбе, – Антон снял очки и протер стекла голубом платочком. – Наверное, вы знаете тамошние порядки. Магазинов мало, но много рынков, частного сектора. Человеческий труд ничего не стоит. Игорь руководит артелями, которые производят всякий ширпотреб: резиновые коврики для машин, шлепанцы, женские заколки. Они даже в Москве продаются, в любом табачном ларьке – по три с полтиной. Короче, он производит десятки тонн этого хлама, честно платит налоги. Народ все сметает с прилавков. Выручка огромная, потратить ее в Советском Союзе – чертовски трудно. У Игоря квартира в Москве, в Ленинграде… Но наша страна – увы, не самое веселое место для обеспеченного человека.

Мысли Бориса крутились вокруг кооперативной квартиры. Если с ним случится худшее из того, что может случиться, Галя запросто может лишиться государственной квартиры, в которой сейчас прописана. Опишут и конфискуют все имущество, а ее просто вышвырнут на улицу. Если квартира своя, кооперативная, – дело может повернуться иначе. Свою квартиру вряд ли станут отбирать, из Москвы Галю не выселят. Да, квартира наверняка останется, – гэбешники побоятся громкого скандала, который эхом прокатится по всей Москве.

Возможно, этот вариант с кооперативом сам Бог послал. Антон прав: риска почти никакого, факт спекуляции доказать очень трудно, да и кто станет этим заниматься… Борис знаком с парочкой партийных работников среднего звена, которые каждый год получают на работе талон на новые "Жигули", берут машину в Южном порту и в тот же день перепродают за две цены знакомым торгашам. И все об этом знают, но закрывают глаза, потому что… Всем на все плевать. Перепродать "Волгу" денежному мешку из Душанбе – святое дело. Галя всегда и во всем права: видишь шанс – хватай его, а не разевай рот.

Антон нетерпеливо топтался на месте.

– Игорь сейчас в Москве, остановился в гостинице "Центральная", – так ему удобнее. Это буквально два шага отсюда. Давайте, я ему позвоню, мы встретимся и все решим прямо сейчас?

– Ну, попробуем.

Антон помчался к телефону-автомату, что стоял на другой стороне Пушкинской улицы, вернулся через пять минут и сказал, что им везет: Игорь на месте, у себя в номере, он закажет столик в гостиничном ресторане и будет ждать. Взяли еще по кружке, Антон заметно повеселел и рассказал скабрезную историю про известную артистку, которую удалось соблазнить буквально на днях, и ее тупого мужа. А на закуску – пару анекдотов, за которые при Сталине рассказчику и слушателю совали по десять лет лагерей.