Глава 5

Кое-что Виктория ему все же подсказала. Менее чем через час он уже подъезжал на бежевом «Вольво» к заднему двору исполкома. У решетчатых ворот взрыкивала чья-то «Волга, и ему пришлось немного подождать. Кучерявый водитель о чем-то сердито переговаривался с охранником. Нервничая, страж высунулся из своей будки чуть ли не по пояс. Казалось, еще немного, и он кувыркнется через низенькие перильца вниз, на исчерченный шинами асфальт.

Двое ребятишек неспешно приблизились к «Вольво». Валентин скосил глаза в зеркальце заднего обзора. Опустившись на корточки, юные любители выхлопных газов внимательно изучали оранжевые мигалки. Поднявшись, один из них пнул кедиком по скату и загадочно произнес:

– Волга-Волга, жди меня долго.

Малолетний приятель тут же откликнулся.

– Камаз-камаз, жди меня один час.

Сказано это было с задумчивой серьезностью, чуть ли не торжественно. Дети разглядывали машину с такими лицами, как если бы перед ними рухнул с небес диковинный механизм. Упрямый кедик еще раз ударил по рифленому скату.

– Нива-нива, ездит криво.

И дружеское эхо тут же отозвалось.

– Москвич-москвич, заедешь под кирпич…

Кашлянув дымом, «Волга» урчащей черной рыбиной отплыла от ворот. Попрощавшись мысленно с автолюбителями-рифмоплетами, Валентин тронул машину вперед. Охранник неторопливо обернулся. Скуластое нерусское лицо, медный загар. Валентин уже встречал этого человека. По короткому кивку понял, что и его узнали. Миновав ворота, «Вольво» оказалось в ухоженной заводи, заполненной благоуханием сирени и глянцем выстроившихся машин. Валентин скромно пристроился к шеренге «Тойот», «Саабов» и «Ниссанов», заглушив мотор, выбрался наружу. Обычно он приезжал сюда вечерами, и здание, опоясанное фигурными башнями, увенчанное стремительным шпилем, казалось ему мрачной готической тенью. Сейчас же в свете полуденного солнца, оно выглядело совершенно иначе. Свежепобеленное, украшенное барабанно-знаменным барельефом, оно походило на Дворец пионеров. Молодцеватый улыбчивый оскал архитектуры, славно-могуче-унылое прошлое…

Вволю налюбовавшись зданием, Валентин вернулся к воротам, на ходу бросил охраннику ключи от машины. Тот небрежно поймал звякнувшую связку, равнодушно поинтересовался:

– Все в порядке? – глаза его, два мокрых холодных камешка, глянули тускло и неопределенно.

– Более или менее, – Валентин поправил на плече сумку и вышел на улицу. Ртутные столбики городских термометров неукротимо ползли вверх, обувь липла к разогретому тротуару. Валентин часто утирал лоб платком. Вчерашняя гулянка не прошла бесследно.

Только в третьей кабинке телефон оказался исправным. Скормив автомату двушку, Валентин набрал номер. Трубку подняли после пятого гудка. Подняли молча, без привычного «але» или «слушаю вас».

– Музей искусств?

Глуховатый голос радушно ответил.

– Он самый, дорогой. По какому вопросу звонишь?

– Вопросы старые. Продавец-товар-покупатель, слыхал о такой формуле? Говорят, в Европе придумали.

– Не понимаю, дорогой. О чем ты?

– Хватит, Наиль. Я хочу знать, сколько дашь на этот раз?

Голос не ответил.

– Тебя что, не предупредили еще? Странно… Обычно ты узнаешь о товаре первым, – Валентин почувствовал, что правая щека у него задергалась. Он нервно погладил ее ладонью. – Не тяни резину, Наиль. Я жду обещанного подарка.

– Но мы просили «Волгу», дорогой.

– Неужели «Вольво» хуже?

– Очень большой человек спрашивал про похожую машину. Опасный товар. Громкий.

– Не хочешь, могу себе забрать, – Валентин поглядел в грязное стекло кабинки и с отвращением убедился, что щека в самом деле дергается. – Ну так как, Наиль? Или испугался большого человека?

– Не спеши, – абонент что-то прикидывал про себя. А возможно, просто выдерживал паузу. – Пятнадцать – цифра вроде неплохая?

– Мне она не нравится – это во-первых. А во-вторых, это не цифра, а число, – Валентин ощутил внезапное желание зевнуть. Что-то из той же породы, что и нервный тик. Еще раз с силой провел по щеке ладонью. – тридцать за «Волгу», двадцать за все прочее. Это твои слова.

Трубка вновь примолкла.

– Ты плохой продавец, Валя. Не любишь торговаться, – в голосе покупателя звучало осуждение.

– Послушай, Наиль. Машина в первоклассном состоянии. На юге за нее дом целый можно купить.

– Не забывай, ее будут искать.

– Можно подумать, это единственное на весь союз «Вольво».

– Хорошо, я беру машину. Пусть будет двадцать, – собеседник произнес это без энтузиазма. – И все-таки ты плохой продавец.

– Знаю, – Валентин потер нос. Рожденный не на Востоке торговать не может.

– Ты сам придумал?

– Сам, Наиль, конечно сам. И еще один попутный вопрос: ты имел дела с Люмиком?

Валентин стиснул пальцами трубку. Он бы не удивился, если бы связь прервалась, но Наиль отреагировал иначе.

– Откуда звонишь?

– Не волнуйся, это телефон-автомат,

– Почему спрашиваешь о Люмике?

– Чистое любопытство.

– Плохое любопытство… Очень плохое. Ты понял, что я имею в виду?

– Честно говоря, не очень.

– Не играй с огнем, дорогой. И не спрашивай о тех, кого уже больше нет. Это мой тебе хороший совет.

– Ты что-то знаешь о нем?

– Ничего не знаю. Совсем ничего. У него свое дело, у меня свое. Зачем тебе Люмик? Разве я забываю о подарках? Ты не знаешь, кто он такой, я не знаю, – что тут плохого?

– Кажется, начинаю понимать.

– Вот видишь, дорогой! Так всегда бывает: начинаешь думать, начинаешь понимать. Тоже формула – и тоже мудрая!

– Спасибо, Наиль. Я тебя понял.

– Мне спасибо – тебе спасибо. А подарок я сегодня же пришлю. В то же самое место. Договорились?

– Договорились, – Валентин повесил трубку и вышел из кабинки. Гадая, на чем сегодня придется ехать, зашагал вверх по улице в сторону кольца. Мысленно назвал троллейбус и не угадал. Первым, громыхая рельсовыми октавами, к остановке подкатил трамвай. Чертыхнувшись, Валентин вскочил на подножку.

***

Свои «пентагоны» имеются везде, и никто не объяснит вам, за что припечатывают подобное клеймо тому или иному сооружению. Во всяком случае ничем выдающимся, кроме размеров и удивительного отсутствия пропорций, спорткомплекс «Энергия» не отличался. Серое нагромождение кубов с крышами, залитыми битумом, с обилием окон, широких и узких, местами напоминающих монастырские бойницы. С одной стороны к спорткомплексу примыкал стадион с площадками для волейбольных секций и беговыми дорожками, с другой тянулась неровная цепочка складских помещений, крытых брезентом автостоянок. Плетеный из проволоки ячеистый забор надежно охранял коротенькое слово «спорт» от окружающего мира. За входящими и выходящими с территории комплекса оловянными глазами следил угрюмый вохровец.

Приближаясь к главному корпусу, Валентин отметил про себя, что занятия давно начались. Секции, летние лагеря и личный состав «пентагона» носились по беговым дорожкам, прыгали в длину и высоту, стреляли по мишеням из духовушек и луков, гремели тренажерами. Как известно, день – время тренировок, ночь – время заработка. Здесь по крайней мере дела обстояли именно так.

Очутившись в вестибюле, он облегченно перевел дух. Жары и лета в этом месте не существовало. Три или четыре кондиционера исправно наполняли помещение прохладным воздухом и размеренным гудением. Валентин двинулся было дальше, но сидящий за столом коротышка со значением кашлянул. Палец его изобразил в воздухе некое подобие прямоугольника. Валентин полез в карман за документами. Охранник был из новеньких и в лицо его еще не знал. Молодой, коротко стриженный, с торсом борца и ногами штангиста-тяжеловеса, он чувствовал себя не слишком уверенно на этом месте и, приняв от Валентина пропуск, взялся за дело с медлительной сосредоточенностью. Тщательно сличил фотографию с оригиналом, с мучительным выражением на лице вгляделся в буковки на фиолетовой печати.

– Милый мой! – взмолился Валентин. – Здесь же не по-английски написано! Не по-китайски! Ты в школе-то учился?

Коротышка незлобиво посмотрел на него, кинул пропуск на стол.

– Топай.

– Вот спасибочки! – Валентин спрятал пропуск. – Прямо затюкал вас Дрофа, ей Богу!

Взлетев на пару этажей, он промчался ветвистым коридором, сокращая путь, заглянул в атлетический зал.

Здесь уже вовсю громыхало железо, потея и охая, тузили по мешкам, «гнули» на матах шпагаты. На расположенном в середине зала двойном ринге петушками подскакивали обряженные в трусы-шаровары раскрасневшиеся парнишки. Еще совсем юные и, тем не менее, непоправимо повзрослевшие. Жизнь еще не отняла у них мальчишечьих лиц, но уже наделила недетскими мышцами. В движениях рук, спины, в скользящем угрожающем шаге угадывался опыт мастеров.

Кто-то ткнул Валентина в плечо. Обернувшись, он увидел Сазика. Конечно! Кто же еще!.. Не проходило и недели, чтобы Сазик не уговаривал его на полновесный трехминутный спарринг. Вечно улыбающийся, подвижный, Сазик принадлежал к породе живчиков, в любую минуту готовых сорваться с места, ринуться в самое сумасшедшее предприятие. Он и сейчас нетерпеливо переминался с ноги на ногу, ноздри его широкого приплюснутого носа возбужденно подрагивали.

– Перепихнемся? – он весело стукнул перчаткой о перчатку. – Или слабо?

– С Яшей перепихивайся, – на всякий случай Валентин поправил на плече сумку. – Чапа сюда не забегал?

– А что ему здесь делать? Как всегда на месте. Или дрыхнет где-нибудь в уборной. Дождется, что выгонят в три шеи, – Сазик сделал выпад, но Валентин отбил перчатку ладонью.

– Что? Кто-то об этом уже говорил?

– Слушай, старик, я не отдел кадров и в эти дела не лезу, – Сазик изобразил серию ударов снизу и сбоку. – И, честно говоря, на Чапу твоего мне чихать.

– Зато мне не чихать, – Валентин отвернулся.

– Эй! Так как насчет пары раундов?

– Считай, что договорились.

Спустившись по винтовой лестнице, он задержался, осматривая коридор. Крадучись приблизился к двери кладовой, приоткрыл ее на ширину ладони. В нос ударил запах тряпок и размокшего дерева – тусклое царство кастелянш и уборщиц.

– Гоша, ты здесь?

Из темноты не донеслось ни звука. Еще раз осмотрев коридор, Валентин аккуратно прикрыл дверь. А через пару минут он уже входил в комнату сторожей.

На широком потускневшем столе валялась знакомая широкополая шляпа – отзвук ковбойской молодости Чапы. Сам Чеплугин сидел в кресле и остекляневшими глазами смотрел прямо перед собой. Как выглядит роскошная медвежья шуба, изъеденная молью, так приблизительно выглядел и этот подточенный многочисленными страстями великан. Скинув сумку, Валентин присел напротив сторожа, осторожно коснулся огромной безжизненной кисти. Взор Чапы ожил, медленно обратился к вошедшему.

– Узнал меня? – спросил Валентин.

Чапа открыл рот, хрипло простонал.

– Какого черта?.. Гады вы подколодные! Неужели нельзя найти кого-нибудь другого?!

– Так ты узнал меня?

– А чего тебя узнавать. Ты не генсек и не Сулик, – Чеплугин повернулся сначала в одну, потом в другую сторону.

– Что потерял? Случайно не это? – Валентин подцепил с пола клочок таблеточной упаковки. – Санапакс? Опять за свое?

– А кому какое дело? Ты же не побежишь закладывать коллегу?

– Уже побежал, – Валентин скомкал остатки упаковки, швырнул в корзину для мусора. – Если уж Сазик об этом знает, стало быть, знают все. Помяни мое слово, за эту самую наркоту тебя и выпрут.

– Да плевать, – Чапа перегнулся через ручку кресла и действительно плюнул в сторону корзины. – Может, я сам хочу, чтобы меня выперли.

– Действительно этого хочешь?

– А почему нет? – Чапа хрипло закудахтал, что означало у него приступ смеха. – Выйду на пенсию, буду рыбачить, заведу кур, свиней.

– По-моему, ты их уже завел, – поднявшись, Валентин приблизился к окну, распахнул створки. Обернувшись, пояснил: – Ароматы, во всяком случае, как в хлеву, это точно.

Засопев, Чапа выставил на стол бутылку недопитого коньяка и грязный с пожелтевшими стенками стакан.

– Еще ты мне будешь это говорить!

– А что? Кто-то еще говорил? – Валентин скрестил на груди руки. – Так, может, мы правы, Чапа? Может, стоит прислушаться? Извини, но от тебя пахнет немытыми женщинами…

Желтый стакан, как из пращи, вылетел из руки сторожа, ударившись в стену справа от Валентина. Лицо Чапы побагровело.

– Ладно, не пыхти – не паровоз, – Валентин усмехнулся. – Допивай свой коньяк, а то, вижу, ты и впрямь не в себе. С двух шагов промазать в человека стаканом!

Чапа послушно припал к бутылке. Было слышно, как с бульканьем жидкость перетекает из посудины в человеческое чрево. Капельки пота, двинувшись от виска пьющего, медленно поползли к небритому подбородку. Черные спутанные волосы, сосульками свисающие до плеч, обрюзгшее лицо шестидесятилетнего пропойцы. Но до шестидесяти Чапе было еще далеко. Насколько Валентин помнил, сторожу спорткомплекса едва перевалило за сорок.

– Кстати, о немытых женщинах, – Чапа перевел дух и с недоумением воззрился на опустевшую бутылку. – Вчера их сюда навели не меньше роты. Наверное, согнали из подшефных гостиниц. Такой табор устроили! До семи утра кочевряжились, так что санапакс мне пришелся в самый раз.

– Надеюсь, в оргиях ты не принимал участия?

– Что я – вольтанутый? Этих болячек мне больше не надо, – Чапа передернул плечами. – Но одним глазком взглянул, само собой. Из интереса. Все наши шмурики и кодланы там были – Степчик, Сулик, эта обезьяна Мартыныч… Кто в трусах, кто в галстуке, кто нагишом… Это у них юмор такой, значит, – нацепить на шее бабочку и разгуливать без штанов. Жирные, как боровы, и по десятку девиц на каждого. Зойка там тоже задом вертела. Про тебя между прочим выспрашивала.

– С чего бы?

– Известно, с чего. Ты у нас здесь один, считай, ее не трахал. А это уже, сам понимаешь, западло. Обидно дамочке.

– Переживет.