Событие второе

Едет наркоман в автобусе зимой и стоит возле открытого окна.

Тут бабуля ему и говорит:

– Молодой человек, закройте, пожалуйста, окно, на улице ведь холодно!

– Ты что думаешь, бабка, если я закрою, то там теплей станет?!

Конструктор Борис Иванович Шавырин – начальник КБ на заводе «Красный Октябрь» в Харькове приехал в Спасск-Дальний уже второй раз. Около года назад он был вызван почему-то в обычный военкомат и военком Харькова – пожилой мужчина с сабельным шрамом на лице и седыми почти будёновскими усами дал ему расписаться в предписании срочно выехать в Хабаровск.

– Меня что в армию забирают? – не понял оружейник.

– Та, ни, трошки покатаетесь по стране, отдохнёте. Горылочки в поезд не забудьте припасти, долгонько ехать. Злякались? – хохотнул будёновец.

– А там что? В Хабаровске? – не поддержал веселья молодой человек.

– А там найдёте штаб командарма Блюхера Василия Константиновича. Он вас ждёт. – На чистейшем русском и совершенно серьёзно закончил разговор военком. – Поторопитесь.

Да, «горылочку» зря не взял, поездка с двумя пересадками продлилась десять дней. Чего только не передумал Борис Иванович за это время. Выспался так точно на пять лет вперёд. А ещё напился несладкого и некрепкого чая. Ну, и поиздержался, так-то и не интересовался, откуда дома продукты берутся, его дело отдать жене карточки и зарплату, а там её женские проблемы. А тут приходилось два раза в день ходить в вагон ресторан, а на крупных станциях, где паровоз стоял подолгу, запасаясь углём и доливая воду, конструктор ходил в вокзальный буфет. Кормили невкусно и дорого. Прикидывая, уже подъезжая к Хабаровску, сколько денег он истратил на дорогу, Шавырин вдруг чётко осознал, что назад придётся ехать на одном хлебе и воде. Тех пятисот рублей, что он взял с собой, практически не осталось. Это хорошо ещё, что у него было предписание воинское и билеты выдавали бесплатно, а так бы вообще до того Хабаровска не доехал. Ну, а если и доехал, то назад бы уже не выбрался.

В небольшом двухэтажном кирпичном здании, куда его отвёз извозчик, оказалось, что всё ещё хуже. Хабаровск только перевалочная база и надо ехать на поезде дальше, почти до самого Владивостока. Блюхер встретил, хлопнул по плечу и отправил дальше. А нет, опять напоил пусть сладким, но невкусным чаем. Городок назывался Спасск-Дальний, а станция, где его обещали встретить, имела другое почему-то название – Евгеньевка. Стояла зима 1934 года. Самое начало. Не зимы – года. Был январь. За окном подъезжающего к этой проклятой Евгеньевке поезда бушевала метель. Густой снег, холодный ветер и температура далеко за минус десять, которые показывал градусник на вокзале в Хабаровске.

– Ну, и кто в такую погоду может меня здесь встретить? – предчувствуя долгое сидение в холодном прокуренном вокзале, проговорил еле слышно конструктор себе под нос, кутаясь в шарф на рыбьем меху.

И неожиданно был услышан. Не иначе кто на небесах за Шавыриным присматривал.

– Товарищ Шавырин? – подошёл к нему красноармеец в большущем белом тулупе. Точно такой же держал под мышкой левой руки.

– Да. Вы меня встречаете? – обрадовался инженер.

– Так точно. Вот тулуп накиньте и пойдёмте в мою таратайку. Ещё полчаса и будете в тепле и уюте. Второй день эдакое светопреставление. – Военный поздоровался, не снимая отлично сшитых кожаных перчаток, накинул на Бориса Ивановича тулуп и увлёк за рукав в сторону небольшого грузовичка.

– Ну, ничего себе?! Что это? – вырвалось у Шавырина, когда они подошли к машине.

– Нравится. Сам красил. Чтобы издали видно было, – пояснил оранжевый цвет машины, встретивший его военный.

– Лыжи? – только и смог проговорить конструктор. И, правда, вместо передних колёс грузовичок был оборудован большими металлическими лыжами, крепящимися на занятную рычажную конструкцию. Но это полбеды, задних колёс у машины тоже не было, вместо них находились гусеницы и катки по образу танковых.

– Да, это «Форд – снегоход». Молодцы американцы, такую полезную технику придумали. Пришлось с ней, конечно, повозиться, почитай американского только название осталось. Всё остальное сами переделывали и приспосабливали. Хлипкая была машина. Но придумана здорово, тут не отнять.

Борис Иванович понял, почему в тулуп его завернули. В машине было холодно, чуть тёплый поток шёл по ногам, но всё равно до рубашки не раздеться. А так в огромном тулупе завернулся и пригрелся. В окно один чёрт ничего не видно, хотя опять удивительная вещь, у водителя перед ним, прямо по ту строну окна, двигалась конструкция, которая сметала снег со стекла. Сама двигалась. Значит, какой-то механизм приспособили американцы.

– Интересная придумка, – ткнул пальцем в неё Шавырин, – молодцы американцы.

– Стеклоочиститель? – заржал почему-то водитель, – В носу у них не кругло такую штуку сделать. Это наши умельцы из механических мастерских собрали. Щётка-то была, а вот двигать её из кабины нужно было, тут такая ручка была, – парень ткнул в место, где виднелась и правда небольшая ручечка.

– И как тогда это работает?

– Звиняйте, не скажу. Не механик, моторчик стоит вот, кнопкой включается, там тросик, колёсики и рычажки разные. Малюсенькие все. Сложно, образование нужно. Я вот отслужу ещё два года и демобилизуюсь, в техникум буду поступать. Так-то у меня четыре класса было. Из деревни я. Из-под Ярославля…

– Так и я ярославский. Отец железнодорожником был. Рабфак окончил в Ярославле, а уж потом в Москве училище имени Баумана, – обрадовался Шавырин, что так далеко от дома встретил земляка.

– Вот и я сейчас на рабфаке своеобразном учусь. У нас три раза в неделю по шесть часов учёба идёт. Два года уже, так что я сейчас за шестой класс буду весной экзамены сдавать, а на демобилизацию пойду уже с полной семилеткой и даже если поступлю, то с первым курсом военно-технического техникума. Есть у нас в части. Там такие зубры преподают. Меньше профессора и нет никого. Технические дисциплины мне легко даются, а вот с языками хуже. Немецкий нормально. Не сложно. А вот китайский с японским и корейским тут хуже, а латынь вообще надоела, сдать бы её быстрей.

Крестьянского парня в армии учат сразу пяти языкам, причём четыре из них куда как экзотические, людей, владеющих ими на европейской части СССР, можно по пальцам одной руки пересчитать, а тут воинская часть и всех учат. Или нет?

– И что у вас в части все изучают пять языков и именно этих? – поинтересовался Шавырин у словоохотливого водителя.

– Все. Ну, языки разные, не все латынь, есть английский, кто учит, есть арабский.

– Арабский? Что же у вас за часть? – всё страньше и страньше, как написано у одного американца.

– А вот сейчас всё увидите, товарищ Шавырин. Приехали. Вон и штаб наш. Окна горят.

Глава 2

Событие третье

Подходит шпион к блокпосту, часовой – наркоман его спрашивает:

– Пароль?

– Пчела.

– Не пчела, а оса, проходи!

На этот раз Шавырин приехал не один. С двумя помощниками, они же грузчики. На вокзале в Евгеньевке сгрузили большие деревянные ящики, что везли с собой в купе от самого Харькова. Втроём ехали и еле поворачивались в купе, всё этими гробами зелёными заставлено. На этот раз приобрели билеты в воинской кассе по предписанию на поезд, что шёл без всяких пересадок. Железнодорожники новый пассажирский поезд пустили Киев – Владивосток. На больших станциях всё одно приходилось стоять по часу и больше, а в Хабаровске, вообще чуть не полдня, но вот добрались.

Вылезли, и оказалось, что приехали сюда они не одни. Первым вагоном в составе был военный штабной вагон, из него вышло почти с десяток командиров в шинелях с ромбами в красных петлицах. Если по старорежимному, то целый десяток генералов. Показалось. Это у первых четверых ромбы, у остальных шпалы, но тоже не малые чины.

На этот раз Шавырина оранжевый снегоход не встречал. Так и снега не было. Стояло около десятка полуторок. Первыми в кабины газонов загрузили начальство военное, и только в последнем грузовике нашлось место для зелёных ящиков, что привезли с собой харьковские оружейники. Шавырина водитель пригласил в кабину, а вот его спутникам пришлось десять километров до части добираться в кузове, сидя на опостылевших зелёных гробах.

Сразу что-то насторожило Бориса Ивановича в кабине. Огляделся, захлопнув дверь. Ну да, есть чему удивиться. Руль у полуторки совершенно необычный. Он был гораздо толще привычного, и обтянут чёрной кожей. Что можно сказать, удобно, интересная придумка и водителю удобно. Вместо фанерных сидений были установлены настоящие кожаные кресла, на спинку можно откинуться и даже предусмотрена специальная подушечка под голову. А ещё в кабине было тепло, да даже жарко. По ногам и в грудь от приборной панели шёл поток тёплого воздуха. Шавырин поднёс озябшие руки к одному из забранных сеточкой отверстий. Точно, тёплый воздух бил ощутимой волной.

– Это печки осенью установили, – улыбнулся водитель, и Борис Иванович узнал земляка с оранжевого снегохода.

– Виктор, ты? – протянул, начавшую согреваться руку, разговорчивому ярославцу конструктор, – Как успехи? Китайский выучил?

– Добрый день, товарищ изобретатель, вас с товарищами Иван Яковлевич дал команду сначала в баню везти. Тут вон начальник штаба ОКДВА в гости с проверкой пожаловал неожиданно, так что до вас не скоро руки у товарища Брехта дойдут. Помоетесь, поужинаете, в офицерском общежитии для вас две комнаты приготовили. А утречком товарищ комбат к вам зайдёт, пока большое начальство почивать будут, – водитель отжал рычаг ручного тормоза, и грузовичок ходко побежал по хорошей, отсыпанной гравием дороге.

Устроились в самом хвосте колонны за автомобилями с проверяющими из штаба. Ехали не быстро, и Шавырин, прикрыв глаза, вспоминал прошлое посещение этой необычной воинской части.

Комбат Брехт Иван Яковлевич, который и организовал через Блюхера и самого Ворошилова его командировку в этот забытый богом городок на противоположном краю СССР, оказался совсем молодым человеком. Коротко стриженные светлые волосы, голубые глаза, оттопыренные уши, которые придавали лицу комбата чуть смешной – клоунский вид, и большой шрам над ухом. Повоевал где-то командир отдельного батальона.

Именно в командирском общежитии Шавырина в прошлый раз и разместили. И тоже в баньку сводили, а потом проводили в столовую, где Брехт ему и составил компанию.

– Борис Иванович, вы знакомы с устройством, что во время русско-японской войны сконструировал Леонид Гобято.

– Минную мортиру имеете в виду? – с набитым ртом поинтересовался конструктор. Пельмени со сметаной сами в рот набивались.

– Да. Давайте называть как немцы – Minenwerfer или миномёт. Чтобы не путаться и не сбиваться.

– Согласен. Хотя у нас больше в ходу бомбомёт, – и ещё пару пелемешков.

– Мы тут спроектировали сам миномёт. Сейчас поедим и сходим, посмотрим. Да, вы не торопитесь, он не на колёсах. Ни куда не денется.

Поели, выпили по соточке интересного напитка. Водка, настоянная на женьшене и ещё каких-то травах. Совсем спиртом, как казёнка, в нос и не шибала. Мягонько шла.

– У нас стоит промышленная установка по перегонке спирта, добавляем его в бензин для увеличения мощности двигателя. Вот, чуть лишку производим, решили лекарство маленькими партиями бодяжить. Экспериментируем. Здесь двадцатилетний корень женьшеня, два веса золота дают за такой корешок и ещё травки разные для здоровья пользительные. Ну, за успех нашего безнадёжного предприятия.

Хряпнули. Тепло даже через набитый пельменями желудок просочилось и потекло по телу.

– В Ленинграде на заводе имени Калинина дивинженер Владимир Иосифович Рдултовский разрабатывает боеприпасы для этого миномёта, а вам нужно всего лишь создать линейку самих миномётов. Пятьдесят миллиметров, восемьдесят, сто и сто двадцать. Последние два меня не интересуют, тут уже вес будет для бойцов неподъёмный. Техника будет нужна, да и не дело батальона разведывательного такие махины тягать. А вот пятидесятимиллиметровый и восьмидесяти, как раз интересует. Давайте для простоты назовём первый, то есть пятидесятимиллиметровый – ротный миномёт «Оса», а восьмидесятимиллиметровый батальонным миномётом – «Шмель». Согласны? – Брехт отодвинул пустую тарелку и улыбнулся разделавшемуся со своей двойной порцией Шавырину.

– Говорите, есть готовые конструкции, тогда зачем я месяц в дороге трясся и буду трястись? – с трудом вылез из-за стола Борис Иванович. Пельмени сместили центр тяжести, «бохато» он их в себя накидал.

– Сейчас поймёте.

Они прошли через метель на небольшой деревянный склад, где конструктор, наконец, и увидел то, что ему необходимо будет доработать.

Стальная массивная плита, прикреплённая к ней на специальном шарнире небольшая трубка и система креплений, позволяющая менять угол наклона ствола.

– Тут только два положения. Сорок пять и семьдесят пять градусов. А как сделать, чтобы можно было регулировать дальность стрельбы и не лишиться главного – навеса и скорострельности? – Брехт хитро прищурился, правое ухо оттопырилось больше левого.

– Подумать надо. Ага, понятно. Можно варьировать мощностью вышибного патрона. Скажем, три расцветки мин в зависимости от дальности.

– Принимается. Можно даже и не три, ещё можно и массой основного заряда поиграть. Цели же разные.

– Можно, – кивнул Борис Иванович, возясь с системой наклона. Да, всё просто. Виден конструкторский подход. Не слесарь на коленке делал.

– А ещё, чтобы более точно прицеливаться, можно регулировать отвод пороховых газов от взрыва вышибного патрона, – подсказал комбат, – И нужно предусмотреть безаварийность. То есть, если выстрел не произведён, то чтобы вторую мину туда, с перепугу или от спешки, засунуть нельзя было.

– Да, это правильно, – вынужден был согласиться Шавырин, – Вижу, тут конструктор уже руки приложил.

– Приложил, но не конструктор, а механик. На вас вся надежда. Мы этот аппарат вам разберём и отдадим. Если нужно, конечно.

– Тяжёлый?

– Характеристики такие должны быть у миномёта «Оса»: вес – 13 кг, 30 выстрелов в минуту, дальность от 200 до 800 метров, вес снаряда или мины – 0,85 килограмма, тип боеприпаса – осколочная мина. Плита вам не нужна. А она это основной вес.

– Точно, кусок железа мы в Харькове сможем вырезать. Чертежи имеются?

– Естественно, и на «Осу», и на «Шмеля». И вот тут мы подошли к главному, из-за чего мне и необходимо было ваше присутствие здесь лично. То, что я сейчас вам покажу и расскажу – строжайшая тайна. И к противнику, особенно к немцам, не должна попасть ни при каких обстоятельствах.

– Разве немцы нам враги, у нас ведь очень тесное сотрудничество во всех военных областях. Особенно в авиации. Да и в артиллерии тоже.

– Вот и хорошо, нужно перенять у них лучшее, но вот гранатомёты, которые я вам сейчас покажу, к немцам попасть не должны. Вообще, до испытания здесь, никак не афишируйте свои разработки. Работаете над мортирами и работайте.

– Гранатомёты? – Вычленил новое слово конструктор.

– Гранатомёты, – Брехт подвёл Шавырина к небольшому столу металлическому, на котором лежало несколько непонятных трубок.

– Что вы знаете о кумулятивном боеприпасе?

– Кумулятивном? Да, конечно, что-то нам на курсах не так давно читали. Там ещё, если память не изменяет, сужение струи происходит, – Борис Иванович покрутил трубки в руках.

– Это заготовки на гранатомёт. Представьте большое ружьё, которое заряжается маленькими минами, такими же, как и в миномёте. Калибр 37 миллиметров. Заряжание и запирание ствола, как и у берданки. Ходом затвора. Потом нажатие на спусковой крючок и удар бойком по небольшому вышибному патрону, сразу загорается и запал, который горит несколько секунд. Упала гранатка, взорвалась, а если выстрелит вверх, то взрыв и разлёт осколков произойдёт в воздухе. Мины в миномётах точно так же можно отградуировать. Таким способом можно добиться взрыва в нескольких метрах от земли. Представляете, взорвать несколько сотен таких гранат или мин над окопами противника. Вот! – комбат погрозил кому-то за стеной кулаком, – Тут вам не там.

– Да уж, в умелых руках страшное и очень эффективное оружие, на самом деле окоп почти не спасает, – сразу согласился Шавырин и, отложив ствол будущего гранатомёта, взял макет следующего оружия, – А это я полагаю и есть гранатомёт, который стреляет кумулятивными снарядами, уж больно специфическая форма снаряда.