Белый парус на синей лазури
Виден каждому издалека.
Он рожден плеском моря из бури,
Он рожден как из капли река.
 
 
Белый парус ты виден любому,
Тебя гонит таинственный бриз,
Ты несёшься по морю седому
В ореоле сверкающих брызг.
 
 
Ты летишь полный ветром мечтаний,
Озарённый сиянием дня,
Пред тобою дорога исканий,
Не возьмёшь ли с собою меня…
 

 
Воздух сегодня особенно свежий,
Пахнет сиренью и новой листвой,
Нежный рассвет на востоке забрезжил,
Раннее утро деревни родной.
 
 
Резво взметнулся петух над забором,
Криком горластым разрезав покой,
Древняя мельница старым мотором
Тихо урчит предрассветной порой.
 
 
Скрипнула дверь, замычала корова,
Сиплой волынкой проблеял пастух,
День начинается с доброго слова,
«Доброе утро!» – промолвлю я вслух.
 
 
Солнце метнёт первый луч по окошкам,
Вмиг разбивая туманный рассвет,
Утро бежит по росистым дорожкам,
Щедро даря прибывающий свет.
 
 
Запах ржаной магазинного хлеба
Вкусно поплыл, аппетитно маня,
Ввысь он летит в бесконечное небо,
Чтоб указать, где деревня моя…
 

 
Дождь непрошенный и стылый
Разогнал остатки сна,
Я природы вид унылый
Наблюдаю из окна.
 
 
Струи прыгают к окошку,
Барабанят по стеклу,
Будто ветхую сторожку
Разнести хотят к утру.
 
 
Дождь стучится в двери, в крышу,
В гости просится на чай.
Ты такого гостя, слышишь,
Никогда не привечай.
 
 
Постучится он немного
И уйдёт, стихая, в даль,
Унося с собой в дорогу
Затаённую печаль…
 

 
Утро… церковь… у входа старушка,
Взгляд с надеждой и полон тоски,
Держат руки помятую кружку,
В кружке… мелочь… одни медяки.
 
 
«Ради Бога!» – промолвили губы,
(Холод лютый проник до костей,
Режет шею овчины край грубый)
Смотрит с грустью она на людей.
 
 
Сердце… настежь, любовью открыто,
С верой твёрдой, почти до краёв,
Светит нам и звучит, как молитва,
Будто пенье в душе соловьёв.
 
 
Мы, старушка, увы, виноваты,
Сердце грешное стонет, болит,
Ты, молись за грехи в день расплаты,
Бог, очисти всех нас от обид.
 
 
Утро… церковь… у входа старушка,
Взгляд лучистый и полон любви,
Паперть… руки… помятая кружка,
В кружке… мелочь… одни медяки.
 

 
Подари мне далёкое небо,
Подари камышовый закат,
Подари путь туда, где я не был,
Чтобы не было бед и утрат.
 
 
Подари васильковые степи,
Подари бриллианты росы,
Подари свет, который не слепит,
Подари мне спокойные сны.
 
 
Подари водопад откровений,
Подари чистый взгляд твоих глаз,
Подари мир прекрасных мгновений,
Что с тобою встречал я не раз.
 
 
Подари мне любовь и улыбку,
Подари мне частичку души,
Подари мне себя, будто скрипку
И о чувствах скорее скажи.
 
 
Я в ответ подарю тебе лето,
Колыбельную песню души,
Наши чувства ласкают рассветы,
Заставляя мгновенья спешить…
 

 
Сверкнула молния, как вспышка
Над головой,
И слёзы с неба… ждём передышку,
Перед другой…
Вся ярость неба и гнева вскрики,
На диссонанс…
В глазницах окон неона блики
Пугают нас…
Душа, как арфа… свежо и сладко
Поёт струна…
А слёзы смыли грозы остатки,
И тишина…
Сверкнула молния нам напоследок,
Ушла дугой,
Озоном пахнет, июньским летом…
И вновь грозой…
 

 
Я думал о тебе, я слушал тишину,
И сосны на холме кокетливо шумели,
Качались на ветру, вонзаясь в вышину,
А рядышком внизу – растрёпанные ели.
 
 
Я часто приходил из города сюда,
Здесь чувствуешь душой созвучие с природой,
Здесь голова-хрусталь и свежая всегда,
И дышится легко пьянящею свободой.
 
 
Я часто уставал, усталость брал с собой
В знакомые места, знакомые мне с детства,
И отступала боль и приходил покой,
Они живут всегда как будто по соседству.
 
 
И с ясной головой я шёл к себе домой,
Опять бродил душой по дебрям лабиринтов,
И в каменном мешке удушливой волной
Вновь город наступал проблемами инстинктов.
 
 
Я шёл опять сюда, я слушал тишину,
И сосны на холме кокетливо шумели,
Лишь здесь я понимал мгновений глубину,
И суетность всего, что сделать не успели.
 

 
Костёр потрескивает жадно,
Огонь тепла и жизни нить,
Он дышит страстью беспощадной,
А может угли погасить,
То режет ночи безмятежность,
Подбросив искры, как салют,
То окунает в бесконечность,
Давая странникам приют.
А как приятно под гитару
Попеть здесь песни, гимн костру,
Подкинув дров, отдаться жару,
Смотря на звёзды, в темноту.
В костре покой и вдохновенье,
Порою буйство и игра,
Костёр огня с теплом рожденье,
А также света и добра…
 

 
Если ты, хотя бы в жизни раз,
Посмотрел в глаза любой собаке,
Там увидел: радость, боль, и страхи,
В беспокойном взгляде её глаз.
Не предаст, друзей не предают,
Это философия собаки,
Мы другие, как же ей, бедняге
Рассказать, за что так больно бьют…
Эти люди, что её щенком
Отнимали у родившей суки,
А потом пинали, так, от скуки
Кованым тяжёлым сапогом…
И бедняга уползала в угол
Тихо по-животному скуля,
Бил хозяин, а она любя,
Всё прощала, он считался другом…
 
 
Очень странно, чаще бьют таких,
Кто не может сам ответить сдачей,
Бьют собак, детей, кто тоже плачет,
Их душа страдает за двоих…
Мы черствеем сердцем и душой,
И, увы, встречаются подонки,
Души утопивших в самогонке
И считавших ближнего слугой…
 
 
Ты поймай собачий добрый взгляд,
Просто покорми, ну дай краюху,
Ты подаришь слабым силу духа
Приласкав, они Вам всё простят…
 

 
В шёлковых берёзах
Сонный шёпот кедра,
В летних бурных грозах
Завыванья ветра.
С дальнего пролесья
Начались раскаты,
Будто с поднебесья
Грохот канонады.
Всё залилось блеском
Молока и стали,
Над притихшим лесом
Молнии блистали.
Быстротечны летом
Непогоды слёзы,
Любим мы за это
И дожди, и грозы.
 

 
Река, простор, песок,
Кустарник и лесок…
Пейзаж, окрестный вид,
Лишь только пляж закрыт…
 
 
Забор, сарай, овин
И старый магазин
Почти всегда пустой
На улице простой…
 
 
Родные всё места,
Ни ямки, ни куста
Не пропустили тут,
Лес, поле, клуб и пруд…
 
 
А детство, как рентген,
В нем нет, как в жизни «стен»,
Что могут удержать
От фальши и измен…
 
 
Родные и друзья
Все в сердце у меня.
Традиции добра
Не гаснут никогда…
 

 
Поляна земляничная,
Дорожка до ручья,
Стремнина фееричная
Зовёт к воде меня.
 
 
Журчащими порогами,
Звенящим серебром
Он стал реки истоками,
А попросту – ручьём.
 
 
Хрустальною, целебною
Умоюсь я водой,
Пойду своей дорогою,
Своею стороной.
 
 
А мысли возвращаются,
Опять к ручью маня,
Водою очищаются,
Очисти и меня.
 

 
Глазёнки горят и душа нараспашку —
Такой я запомнил соседку Наташку,
Готовность умчаться по первому зову,
Ведь кто не попросит – поможет любому.
Наташка – два бантика, чудо-косички
И голос-звонок, как у радужной птички,
Жалеет и лечит собачек и кошек,
Ведь ей отдыхать-расслабляться не гоже.
Порядок у нас во дворе и беседке,
Спасибо Наташке, девчонке-соседке.
 

 
Деревенька моя, покосившейся стайкой дворы,
Между ними колодец, застывший в тоске журавлиной,
Мне, действительно, жаль время той улетевшей поры,
Когда с нашей деревни писать можно было картины.
 
 
Вспоминаю приглядность добротных красивых домов
В разрисованных ярких и ладных наличниках окон,
А за клубом в лугах запестревшее стадо коров
И пастух задремавший под стогом во сне одиноком.
 
 
Безвозвратно ушли в дальний путь вереницей года,
Унося всё в былое и яркие эти картины,
Очень жаль, что мир детства назад не вернуть никогда,
За спиною остались прошедших дорог серпантины.
 
 
Уж деревня не та, покосились, поблёкли дома,
Молодёжь разлетелась, как те перелётные птицы,
Только прежней осталась высоких небес синева
И всё также пылают в грозу беспокойно зарницы.
 
 
Деревенька моя, вспоминаю с любовью тебя,
Воздух чистый, родной, мне всё здесь так до боли знакомо,
Вспоминаю тебя, деревенька родная моя,
Возвращаясь в мир детства забытого мыслями снова…
 

 
Вот в вышине плывут по небу одиноко
Большие облака, как стая журавлей.
Пред ними растянулась дальняя дорога,
Они спешат туда, где синь небес светлей…
 
 
Где в мареве дневном сияет солнце жарче,
Где воздух потеплее и красней закат,
В тех странах и природы краски ярче,
И волны моря от прибоя шелестят…
 
 
Летят по небу, отрешившись от земного,
Как иней облака в заветной тишине,
То исчезая, то вдруг появившись снова,
Замысловатое ваяя в вышине…
 
 
Они меняют быстро образы чудные,
Из яхты превращаясь в лепесток,
Спешат, как странники, такие неземные
И путь их бесконечен и далёк…
 

 
Гладь речная отражает небо
Синее бездонное от слёз,
Золото червонное берёз,
На осинах оторочку крепом.
 
 
В вышине застыли облака,
Будто их повесили на нитке,
И как овцы ждут пойти в калитку,
Что хозяин гонит на луга.
 
 
Отразился ветер и закат,
Ярко-красный от негодованья,
Оставляет нам воспоминанья
Красоты вечерней в листопад.
 
 
В зеркале преломлены все чувства,
В мире заозёрья пополам,
Всё это похоже на искусство
С патиной какого-то безумства,
С бликом отраженья тут и там.
 

 
Вечер клонится к закату,
Слышен тихий стон струны,
Ты возьми свою награду
У склонившейся сосны,
У разлапистого вяза
В окружении берёз
И у клёна долговяза,
Что пролил так много слёз…
Шепчет ветер недотрога,
Заблудившийся в лесу,
Ты возьми себе немного:
Разноцветную листву,
Свежий и хрустальный воздух,
Радуг ярких перелив
И дождливых капель отзвук,
Что слагаются в мотив
Той мелодии осенней
Мне подаренной судьбой
Здесь, в лесу, среди деревьев
Нахожу душе покой…
Пусть поёт тихонько ветер,
Шелестит трава о нём,
Нет прекраснее на свете,
Где с природою вдвоём…
И не надо модных клубов
Развращённых городов,
Мне милей под старым дубом,
Где живёт в душе любовь…
 

 
Давит небо… всё в дождливых облаках лилово-сизых,
Их гоняет дерзкий ветер, всех выстраивая в ряд,
Вольный ветер – он художник, пишет сам свои эскизы,
В них и небо, и равнины, и берёзовый наряд.
 
 
Больше всех он любит небо, он же там живёт и дышит,
Безграничные просторы – это близко всё ему,
А последняя картина – «Осень. Городские крыши»,
Так, как ветер там гуляет, неподвластно никому.
 
 
Ветер сам мешает краски, создаёт пейзаж и тему,
А натурщицей у ветра часто осень предстаёт,
Я люблю картины ветра – настоящие поэмы,
Все они звучат стихами, а частенько и поют.
 
 
Вы прислушайтесь, порою, ветер груб, силён и гулок,
Часто в окна, щели дует или крышею гремит,
А бывает тих и нежен, заберётся в переулок
Создавать свои картины, рисовать красивый вид.
 
 
Так и знай, бродяга-ветер – просто мастерский художник,
Айвазовский море пишет, ну а ветер – небеса,
В эту осень он рисует облака и серый дождик,
В каждой… ветреной… картине… тоже есть… своя душа…