© Cавин А.И., Дённингхаус В., 2024

© Фонд поддержки социальных исследований, 2024

© Государственный архив Новосибирской области, иллюстрации, 2024

© Российский государственный архив кинофотодокументов, иллюстрации, 2024

© Российский государственный архив новейшей истории, иллюстрации, 2024

© Политическая энциклопедия, 2024

Введение

Cо времен «Сравнительных жизнеописаний» Плутарха политические биографии являются традиционным жанром исторической литературы. Интерес к биографиям политических деятелей традиционно высок, поскольку именно они позволяют оценить роль личного фактора в истории, придать человеческое лицо безликим историческим процессам и коллективам, почувствовать эпоху.

В XX в. биографический жанр пережил глубокий кризис, который с легкой руки П. Бурдье позволил даже говорить о «биографической иллюзии»^[1]. Критики полагали, что биографии имеют свойство персонализировать исторические события, объясняя случившееся действиями великих людей, что неизменно ведет к морализации акторов и затушевыванию реальных процессов. В результате исторический и политический контексты остаются на втором плане или полностью игнорируются^[2]. Тем не менее, благодаря методологическим новациям последних двух-трех десятилетий, биографическая история возродилась обновленной, как феникс из пепла, и переживает сегодня свой ренессанс^[3].

Советская цивилизация породила целую генерацию политиков, которые заслуживают персонального научного жизнеописания. Парадоксальным образом качественные исследования о «советских вождях», написанные в биографическом жанре, все еще остаются относительно редким «историографическим продуктом»^[4]. На этом фоне Брежневу сравнительно повезло. Кроме первых прижизненных биографий Дж. Дорнберга, М. Морозова и П. Мэрфи, известных сегодня преимущественно специалистам^[5], книги А. Авторханова^[6], постперестроечных биографий авторов Д.А. Волкогонова^[7] и Р.А. Медведева^[8], а также книг спекулятивного жанра^[9], в свет вышли две биографии Брежнева, которые заслуживают к себе самого серьезного отношения. Речь идет о книгах Леонида Млечина^[10] и Сюзанны Шаттенберг^[11]. Обе книги написаны на больших массивах источников, и если бы Л.М. Млечин в свое время снабдил свое исследование сносками на архивные источники и научную литературу, он, возможно, лишил бы С. Шаттенберг лавров автора «первой научной биографии Брежнева». Исследование С. Шаттенберг с полным правом может претендовать на этот титул, поскольку автор постаралась максимально задействовать доступные архивные источники. Особенно следует отметить новые документы, выявленные ею «по следам» Брежнева в региональных архивах Украины, Молдавии и Казахстана.

В этой ситуации перед авторами стояла задача – не написать, вновь обращаясь к фигуре Брежнева, изначально устаревшую и скучную книгу. Более того, учитывая брежневские биографии Млечина и Шаттенберг, существовала опасность впасть в эпигонство: общепринятые суждения и устоявшиеся мнения обладают гипнотическим свойством и порой создают весьма глубокие колеи, из которых тяжело выбраться последователям.

Самостоятельность и новизна данного исследования была обеспечена за счет ряда факторов. Если к моменту, когда авторы опубликовали в 2012 г. свои первые статьи, посвященные Брежневу^[12], книги Млечина о Брежневе уже вышли в свет, то с Шаттенберг авторы работали как конкуренты, причем каждая сторона стремилась найти свою собственную нишу исследования. Мы изначально сделали ставку на новейший массовый источник – рабочие записи Л.И. Брежнева, стремясь поместить их в широкий архивный и литературный контекст. Шаттенберг сравнительно поздно смогла воспользоваться этим источником – трехтомник брежневских «дневников» вышел в свет в конце 2016 г., а книга Шаттенберг на языке оригинала была опубликована в Германии уже в 2017 г. И хотя автор посвятила «дневникам» Брежнева специальный параграф, она мало использовала этот ключевой источник по причине дефицита времени и сложности интерпретации специфических брежневских записей.

Еще одним фактором стало различие в методологии. Книга Шаттенберг, как и книги Млечина, написана в жанре классической позитивистской биографии. При этом оба автора проделали важную работу по введению в научный оборот верифицированных фактов. В результате они продемонстрировали, и, по-видимому, вполне успешно, что задача создания правдивых, основанных на проверенных фактах биографий советских деятелей все еще не выполнена и такие исследования не только имеют полное право на существование, но и по-прежнему необходимы.

И все же авторы рискнули, со всем уважением относясь к позитивизму и будучи сами воспитанниками данной исторической школы, написать другую биографию Брежнева, сделав акцент на «новую культурную историю» и «новую политическую историю», а также «лингвистический поворот» в истории. Однако заявленный методологический посыл не является для авторов догмой, поскольку сегодня уже четко видны границы этих новаций как инструментов исторического познания.

Таким образом, авторы отказались от хронологического нарратива и не преследовали задачу, свойственную классической биографии, – «закрыть» все без исключения периоды в жизни исторического актора, от рождения до смерти, а также охватить все области его деятельности, от «А» до «Я». Ключевая цель книги – охарактеризовать Брежнева как главного героя «эпохи имени Брежнева» – архитектора советского социального государства. Исследователи неоднократно отмечали и анализировали многозначность (эклектичность) и смысловую неустойчивость термина «герой», в том числе в контексте русскоязычного дискурса. Для нас применительно к Брежневу близка интерпретация понятия «герой», которую предложил еще в 1903 г. С.А. Суворов, член РСДРП с 1900 г., близкий друг А.В. Луначарского: «Личность, наиболее ярко, глубоко и творчески-законченно выражающая идеал общественного развития своего времени, называется героем. <…> Так как основа героизма есть богатство человеческой природы и энергия ее выражения, – то герой необходимо есть активная и творческая личность» ^[13].

Как уже упоминалось выше, в основе данного исследования находится уникальный исторический источник – дневники, а точнее – рабочие записи Брежнева, которые он вел самое позднее с 1944 г. и фактически до конца своих дней. Рабочие записи Л.И. Брежнева хранятся в Российском государственном архиве новейшей истории (далее – РГАНИ), фонд 80 (личный фонд Л.И. Брежнева), опись 1, дела 974, 975, 977–990. Отдельные листы записей также включены в состав других дел личного фонда Л.И. Брежнева. Частично данный исторический источник впервые был введен в научный оборот Д.А. Волкогоновым^[14]. Незначительная часть дневниковых записей опубликована А. Хинштейном в беллетризованной биографии Брежнева^[15]. Трехтомное издание рабочих записей Л.И. Брежнева за 1944–1982 гг., а также записей секретарей приемной Брежнева вышло в свет в 2016 г.^[16] Кроме того, авторы активно использовали солидный массив документов из личного фонда Брежнева в РГАНИ, документы из фондов Государственного архива Российской Федерации (далее – ГА РФ), а также ряд документов других архивов.

Важными дополнительными источниками для написания книги послужили опубликованные источники. В первую очередь речь идет о документах из Архива Президента Российской Федерации, вышедших в свет в 2006 г.^[17], а также новейшей публикации записей и рабочих материалов Секретариата ЦК КПСС за 1965–1967^[18], 1968^[19] и 1969^[20] гг., которые представляют собой издание документов одного из двух высших органов руководства коммунистической партии наряду с Политбюро. Важность этих документов трудно переоценить, если принимать во внимание, что протоколы брежневского Президиума – Политбюро ЦК КПСС продолжают оставаться недоступными для историков ^[21].

Также авторы широко использовали дневниковые записи современников Брежнева, начиная от представителей советских партийных, государственных, военных и творческих элит, в том числе из ближайшего окружения Брежнева, и заканчивая дневниками рядовых советских граждан, далеких от власти и ее привилегий^[22]. Кроме того, была привлечена обширная мемуарная литература с учетом ее крайне субъективного характера ^[23].

Общеисторический контекст помогла создать исследовательская литература, посвященная позднему СССР. В частности, речь идет об исследованиях истории повседневности и антропологии^[24], советской социальной политики и экономики^[25], функционирования советского карательного аппарата^[26], а также об обобщающих трудах^[27].

Структурно книга состоит из трех разделов: «Слово», «Дело» и «Тело». Вслед за Жаком Ле Гоффом мы берем фигуру Брежнева как «глобализирующий объект», вокруг которого организуется все исследование^[28]. Учитывая всю любовь постмодернизма к тексту, авторы не смогли устоять перед соблазном начать со «Слова», попытавшись интерпретировать личность Брежнева в свете его собственных текстов, а также процесса коллективного конструирования текстов. Глава «Брежнев как писатель» посвящена анализу стилистических и языковых особенностей так называемых дневников Брежнева. В рамках методологии «лингвистического поворота в истории» предпринимается попытка определить взаимосвязь между спецификой письменной речи Л.И. Брежнева и его личностью. Особое внимание уделяется верификации жанра брежневских записей, который определяется как «бортовой журнал». Анализируется характер записей, проводится их сравнение с устной речью Брежнева. Авторы приходят к выводу о полном усвоении Л.И. Брежневым «советского новояза» – русского языка советской эпохи. Отсутствие в личных брежневских записях следов преднамеренного конструирования текста свидетельствует о том, что данные записи являются действительным отражением личности генсека.

Вслед за этим авторы реконструируют процесс коллективного создания публичных брежневских текстов, где Брежнев выступал преимущественно в качестве главного редактора, руководя командой интеллектуалов. Делается вывод о том, что «придворная» команда спичрайтеров была важным инструментом брежневской политической кухни в течение всех 18 лет его нахождения у власти. Речь шла об обоюдно выгодном симбиозе Брежнева и его помощников. В то время как генсек получал от своих «речевиков» постоянную интеллектуальную подпитку, «теоретики» из академических институтов имели возможность влиять на политику.

Далее авторы переходят к разделу «Дело», сделав акцент на ключевых направлениях социальной и общественно-политической деятельности Брежнева. В главе «Брежнев и советский народ: на встречных курсах к социальному счастью» предпринята попытка рассмотрения периода так называемого брежневского застоя как финальной стадии длительного процесса взаимного приспособления советского политического режима и общества. Авторы приходят к выводу, что в 1960–1980-е гг. адаптация власти и населения имела преимущественно обоюдный и встречный характер. Ее важнейшим условием стал курс в экономике на повышение благосостояния народа, в первую очередь – решение продовольственной проблемы. В ответ население демонстрировало власти свою лояльность и не подвергало открытому сомнению официальные правила и догмы. Большое внимание уделяется роли Л.И. Брежнева как главного архитектора советского социального государства. Глава «Брежнев и мир вещей: личность генсека в свете даров и подношений» продолжает исследовать тему материального благосостояния брежневской эпохи, однако с использованием другой исследовательской оптики: здесь «язык даров» позволяет предельно точно высветить грани личности Брежнева как человека и политика, которые до сего времени оставались в тени.

В главе «Брежнев и советский героизм» анализируется функционирование индустрии массовых награждений как главного инструмента морального стимулирования к труду в СССР в брежневскую эпоху, а также личная роль Брежнева в реформировании государственной наградной политики и раскручивании маховика награждений. Следующая глава в разделе «Дело» посвящена отношению Брежнева к репрессивным механизмам, сложившимся к моменту его прихода к власти, а также к политическим репрессиям в целом. Чтобы детализировать картину, авторы исследуют три кейса, а именно политику Брежнева в отношении религиозных организаций в 1964–1966 гг., еврейской эмиграции начала 1970-х гг, а также движения советских «немцев-автономистов», требовавших восстановления АССР немцев Поволжья. Последняя глава в данном разделе посвящена брежневской внешней политике. Ее главная задача – показать, что Брежнев до сих пор был недооценен как политик международного масштаба. Вся широчайшая палитра внешнеполитических контактов СССР рассматривается в ракурсе взаимосвязанных процессов холодной войны и международной разрядки.

Завершает книгу раздел «Тело», посвященный ритуалам и специфике брежневской репрезентации власти, а также здоровью и работоспособности Брежнева. Авторы приходят к выводу о том, что Брежнев стал самым публичным из советских политиков, в том числе благодаря телевидению. При этом телевидение сыграло роль главного инструмента десакрализации Брежнева как вождя: фиксируя и тиражируя ритуалы власти, телевизор одновременно запечатлевал больного, стремительно дряхлеющего Брежнева, донося этот образ в каждый дом и каждую советскую семью. Именно «телевизионная» публичность ритуалов высшего партийно-государственного слоя заложила одну из самых мощных мин в фундамент власти КПСС. Кроме того, авторы реконструировали состояние здоровья Брежнева в динамике и выявили значительные колебания работоспособности вождя, серьезно воздействовавшие на власть. Несмотря на усилия самого Брежнева, а также на то, что советская бюрократия в целом компенсировала «пробуксовки» и даже временный выход вождя из строя, специфический механизм власти в СССР все чаще давал сбои начиная со второй половины 1970-х гг. Необходимость трудиться «на износ» стала личной трагедией Брежнева. На протяжении всего текста книги авторы старались максимально насытить ее прямой речью, предоставив слово главному герою книги – Л.И. Брежневу^[29].