То ли со временем фантасмагоричность ситуации стала казаться Софронову более обыденной, то ли всему виной был безучастный шум древнего бора и первые проблески утренней зари, но Софронов уже без прежнего леденящего ужаса воспринимал слова новой знакомой. Он даже попытался поиронизировать:

– А ничего, что я уже неделю голову не мыл? Не побрезгует твой Черный таким скальпом?

Знакомая тему охотно поддержала:

– Лишь бы в нем блох не было! Ты себе даже не представляешь, какая это гадость!

Похоже, ей понравилась реакция собеседника, и она ободряюще похлопала его хоботком по щеке. Софронов передернулся.

Меж тем нахальная мамонтиха продолжила свои не в меру назойливые нравоучения:

– Ты главное раньше смерти-то не помирай! Глядишь, и прорвемся. Если повезет, конечно. Все-таки наш Знающий – зверь злобный и сильный.

– Зверь?! А разве он не человек?

– Между прочим, чтобы стать шаманом, надо сосчитать хвою на семидесяти семи елях, ртом натаскать воды и наполнить ею овраг, а потом сплясать на натянутом оленьем сухожилии. Как думаешь, человеку такое под силу?

Софронов глубокомысленно заметил:

– Ты знаешь, я раньше об этом как-то не задумывался. Теоретически иголки посчитать можно, а вот чтобы овраг водой наполнить, для этого надо пасть иметь побольше, чем у взрослого мамонта…

И в тот же миг Софронов получил хоботом чувствительный подзатыльник.

– Если будешь обзываться, то я тебе на ногу наступлю, – сообщила подруга и тут же посерьезнела.

– А теперь слушай внимательно. Опасность со стороны Знающего исходит настоящая и смертельная, но ее можно попытаться отвести. Если хочешь спастись, то собери снаряжение для недельного перехода по тайге и приезжай сюда, на это самое место. Только я тебя умоляю, давай без соплей – работа там, отчет, некормленные домашние рыбки.

Она помолчала и тихо добавила:

– Надеюсь, ты уже понял, что все это – никакие не шутки? Езжай, готовься, а вечером встретимся здесь же.

Когда Софронов уже завел машину и собрался тронуться в путь, мамонтиха опустила голову и смущенно попросила:

– И это… Привези, пожалуйста, пару килограммов сушеной черемухи…

Глава третья

Реальность всех происходящих событий больше не вызывала сомнений в душе Софронова. Он и прежде никогда не отличался склонностью к долгим сопливым рассуждениям вообще и философским – в частности. Да и когда ему было философствовать? За плечами имелось солнечное и беззаботное поселковое детство, суровое студенческое отрочество в городе у тетки – главбуха промкомбината, достаточно спокойная – «через день на ремень» – служба на погранзаставе, потом постылая должность юриста в одном из управлений районного масштаба и пятилетнее супружество, не оставившее после себя ни детей, ни особого сожаления.

Если бы рядом сейчас оказался Самохин, он наверняка смог бы тут же препарировать все подсознательные причины, позволившие – или заставившие? – Софронову поверить рассказам старика и мамонтихи, и очертя голову кинуться куда-то и зачем-то. Скорее всего, психиатр выдел бы две основные причины такого легкомыслия: опостылевшее многолетнее существование в качестве офисного планктона и слишком большое количество приключенческих книг, прочитанных в детстве…

Во всяком случае, вернувшись в город, Софронов «рубил хвосты» легко и безжалостно. Первым делом заехал в аптеку и под недоуменные улыбочки фармацевтов скупил всю имевшуюся там сушеную черемуху. Потом явился на работу, куда только-только начали подтягиваться сотрудники. Написал заявление на двухнедельный отпуск без содержания, приложил к нему недоделанный отчет (а будь что будет!), оставил все это в приемной, и побыстрее сдернул из офиса. Улыбнулся мстительно: «Представляю, как начнет истерить наш толстопуз, когда увидит мою заяву!».

Начальника управления господина Льва Вальцмана ненавидел весь дружный коллектив и втихомолку над ним потешался. В полном составе бросали работу и бежали к окнам, чтобы понаблюдать за тем, как их маленький, упитанный и лысый босс карабкается в салон своего служебного «лендкрузера». Мстительный, недалекий и злобный, получивший свой пост только благодаря папе-олигарху местного разлива, он к тому же отличался редкостным интеллектом.

Весь район бурно обсуждал случай, когда в бухгалтерию управления однажды позвонил один из глав поселковых администраций и долго благодарил за внезапно свалившуюся на поселок крупную субсидию, о которой они даже не просили. А потом глава поинтересовался:

– А деньги-то лучше перечислять или наличными привозить? Как «какие деньги»? Так ведь Лев Васильевич предупредил, что десять процентов от субсидии надо вернуть ему…

Дома Софронов отнес соседям аквариум с рыбками, обильно полил цветы, позвонил маме и предупредил, что уходит в отпуск. А так как уже несколько лет все свои отпуска он проводил в тайге, то мама известию нисколько не удивилась, лишь привычно попросила быть осторожнее. Заодно поделилась новостью:

– Представляешь, сынуля, вчера у меня с котом такой конфликт произошел – до сих пор стыдно. Началось с того, что он раздурился и порвал когтями новые обои на кухне, хотя прежде такого за ним отродясь не водилось. Ну, я его отругала и – не ударила даже! – а так, легонько шлепнула по заду. И, оказывается, тем самым с грохотом опрокинула все его шаткое мироздание…

Кот был просто потрясен моим вероломством, ведь я его прежде в жизни пальцем не тронула! Ты бы видел: вскочил, очертя голову бросился бежать, да этой же самой головой треснулся о стену и выбежал из комнаты. Я стала его искать и обнаружила за шторой: сидит, смотрит на меня – и плачет! Никогда в жизни предположить не могла, что коты на такое способны, а тут вижу, как у него слезы из глаз катятся. Представляешь?! Он плачет, я тоже реву и прошу у него прощения…

Только ночью он меня простил и под утро забрался на кровать. Лежу я, глажу его и думаю: пропади они пропадом, эти обои, если живому существу из-за них так страдать приходится!..

Посмеявшись и пообещав надевать только сухие носки, Софронов попрощался с мамой, свалился на диван и мгновенно заснул.

Обратно к реальности его с большим трудом вернул хриплый треск старенького будильника, который вопреки сложившемуся мнению о недолговечности китайских товаров исправно трудился вот уже больше двадцати лет. От бесчисленных ночных падений он давно потерял одну из ножек, корпус потрескался и покрылся паутиной царапин, но, тем не менее, заслуженный китаеза продолжал усердно отстукивать мгновения хозяйской жизни.

Следовало поторапливаться. В потрепанный объемистый рюкзак аккуратно легли банки тушенки и «бичпакеты» с лапшой, теплый свитер, бинокль и куча других крайне важных в лесу предметов. Из абсолютно бесполезного захватил с собой брелок-флешку в металлическом корпусе, на которую записал несколько выпусков «Битвы экстрасенсов» – вдруг выпадет свободная минутка и удастся посмотреть на проигрывателе в машине.

Открыв оружейный сейф, Софронов на несколько секунд задумался – какой ствол лучше взять на этот раз? Вообще-то в надежде на свежий приварок к котлу следовало отдать предпочтение безотказной «вертикалке», но ведь по словам новых знакомых впереди вроде бы маячила встреча с неведомым и лютым ворогом. А потому он все-таки решил отдать предпочтение «Егерю» – карабину ОЦ-25.

Этот почти раритет, являвшийся конверсионной переделкой «калаша», несмотря на приличный возраст, до сих пор оставался «невинным». Прежний хозяин, старый таежник, купил его на заре перестройки, но поохотиться с ним не успел в силу обострения своих многочисленных болячек.

Андрианыч был фигурой колоритнейшей и весьма непосредственной. Однажды он очень эмоционально рассказывал Софронову о том, что вернулся с поминок родственника, который умер в тридцать лет:

– Чо деется! Поди, экология щас виновата – как исполнится мужику тридцать лет, так он помират! Знашь, сколь знакомых аккурат в тридцать-то померло – у-у-у! Тебе, кстати, сколь?

Внутренне усмехаясь, Софронов ответил:

– Ты не поверишь, Андрианыч, мне через неделю как раз тридцать исполняется…

С минуту старик не мог вымолвить ни слова, потом смачно сплюнул:

– Тьфу-тьфу, не дай Бог!

Однажды старик показал приятелю свой внушительный арсенал, и Софронова буквально заворожила строгость линий и особая аура «Егеря». А потому после недолгих переговоров с Андрианычем он и сторговал этот ствол за вполне божескую цену. «Вот и проверим его в деле» – решил Софронов, бережно укладывая в рюкзак одну за другой пачки патронов.

Его сборы прервал мелодичный сигнал мобильника – пришла СМСка. Опять спам – какая-то пиццерия извещала о расширении своего ассортимента. Чертыхнувшись и удалив сообщение, Софронов вспомнил одного из своих приятелей, обладателя гигантской комплекции, который умудрился превратить борьбу с назойливым спамом в нешуточное развлечение.

Как только к нему приходило очередное сообщение о «новом поступлении джинсов, все размеры!», он тут же отправлялся в указанный магазин и начинал требовать, чтобы ему продали джинсы. Робкие попытки продавцов объяснить, что такую одежду шьют только по спецзаказу, пресекались убойным аргументом – демонстрацией телефонной рекламы. Мол, раз вы написали «все размеры», значит, предъявите товар на меня, а не то я щас вызову весь отдел по защите прав потребителей и прокурора с уполномоченным по правам человека впридачу!

В последний раз СМСку приятелю отправил, на свою беду, салон женского нижнего белья… Приятель тут же явился в это царство боди, панталон и стрингов, и с порога потребовал себе «трусы 72-го размера». Пока девушки-продавщицы медленно сползали по стеночке и хватали ртами воздух, он прочитал им лекцию о вреде рекламы и с торжеством удалился. Кстати, после таких визитов повторные СМСки ему никогда не приходили…

Вновь пришлось взять в руки мобильник – кто-то звонил. Надпись на мерцающем экранчике услужливо оповестила, что на контакт пытается выйти старый приятель – Колька Сайнахов, мутный и хитроглазый тип. Когда-то на заре туманной юности они жили в одном доме и даже дружили, а потом их пути разошлись, когда мать увезла Кольку в маленький приобский поселок. Повзрослев, Сайнахов время от времени появлялся в городе вместе с явно браконьерскими муксунами или партией «левой» лосятины, которые сбывал через верных людей. Судя по некоторым данным, он пользовался непререкаемым авторитетом среди своих сородичей, но при посторонних всегда держался в тени.

– Привет, Софрон! Как жизнь?

– Пока жив, почти здоров, бодр и весел, суставы ноют, сердечко пошаливает, в кишечнике что-то булькает – короче, все как всегда. Но в последнее время стал замечать, что еще, похоже, и маразм… Привет, Колян. Надо чего? Извини, я тороплюсь.

– Ты ведь давно просил взять тебя на медвежью охоту. Так вот – приглашаю. Я тут прикормил на падали одного косолапого из крупных, он на Архиерейском уже который день пасется. Так что собирайся, завтра утром выедем, послезавтра зверя возьмем, через день – обратно. Ага?

Еще накануне от такого предложения у Софронова захватило бы дух и он сломя голову кинулся бы на охоту. А сегодня… Сегодня его ждало куда более увлекательное приключение.

– Извини, Колян, не могу. Срочные дела образовались. Давай как-нибудь в следующий раз!

В трубке помолчали.

– Дела, говоришь… Софрон, мой тебе совет – не езди сегодня туда. Просто поверь старому товарищу – и не езди, если тебе дорога собственная шкура.

Софронов очень удивился и даже слегка растерялся:

– Колян, да ты никак меня попугать вздумал?

Казалось, друг детства даже обрадовался такому предположению:

– Именно, братка, именно! Мы же с тобой на один горшок какать ходили, поэтому не буду танцевать вокруг да около. Я тебя и вправду пугаю. И мои пугалки верные, как скажу, так оно и будет. Расклад такой: если ты сегодня в тайгу поедешь, то обратно не вернешься. И у тебя даже могилы не будет. Согласись, поганая перспектива для православного человека. И умирать ты будешь мучительно и долго. Ты же знаешь, у меня к тебе претензий нет, поэтому я не просто стращаю, я точно рисую твое скорое будущее.

И страх действительно стал понемногу заползать в душу Софронова. Сайнахов прежде слов на ветер не бросал и чужой крови никогда не боялся. Однажды в детстве Колька наловил в ближайшем пруду целое ведерко лягушек, всех по очереди перецеловал, а потом прикончил, с размаху шмякая о бетонную стену. Объяснил свои действия просто: они оказались не царевнами…

– Слушай, но почему? Кому я чего сделал плохого?

Сайнахов помолчал несколько секунд, а потом искренне расхохотался:

– Ой, не могу, держите меня семеро! Прикол в том, что ты действительно никому ничего плохого не делал, а одно только хорошее!

Потом он посерьезнел:

– Понимаешь, кое-кто опасается, что ты по глупости можешь натворить неприятностей, а потому никто из-за тебя рисковать не собирается. Слушай сюда: Он на тебя не в обиде, более того, Он тебе благодарен. Поэтому сиди дома и не рыпайся. Тебя завтра же отблагодарят: хочешь – большими бабками, хочешь – муксунами, хочешь – вечной удачей на охоте. Только сегодня никуда не езди, не надо. Ну, мы договорились?

По всем канонам жанра положительный благородный герой должен был с негодованием отвергнуть дурно пахнущее предложение. Но Софронов ни капельки не ощущал себя благородным, и даже к категории положительных относил постольку-поскольку. А потому на предложение ответил полным согласием:

– А не обманешь?

Колька облегченно выдохнул:

– Когда я кого кидал? Часиков в восемь вечера будь дома, тебе подвезут полмешка свежей стерлядки да ведерко черной икры, так сказать, в качестве жеста доброй воли. Ну все, а завтра с утра рванем за топтыгиным. Шкура – твоя, мясо – пополам. Все будет о-кей! Веришь?

«Верю всякому зверю, а тебе, ежу, погожу… Ну, и зачем? Ради чего я все это делаю? Скоро вон стерлядь привезут, икорочку. Мать угощу. Завтра на охоту двинем…» – рассуждал Софронов, выруливая со двора на улицу…

Глава четвертая

Что двигало им, Софронов и сам толком не смог бы объяснить. Прислушиваясь к собственным чувствам, ощущал жгучее любопытство, какую-то абсолютно нерациональную, глупую удаль и браваду. Наверное, скромный юрисконсульт в глубине души всегда мечтал о том, чтоб – на вражью пику, да под одобрительный рев толпы, да под ласковым взглядом прекрасной дамы… Впрочем, он был достаточно самокритичен, чтобы тут же себя уконтропупить: врага пока не видно, толпы зевак – тоже, зато прекрасная волосатая дама – вот она, получите и распишитесь.

Мамонтиха ждала его на том же самом месте у приметного поворота дороги. Едва «Нива» остановилась на обочине, она своим хоботком ловко открыла пассажирскую дверь и скомандовала:

– Живо выкидывай второе кресло и освобождай багажник.

– Это еще зачем? – удивился Софронов.

– А что я, по-твоему, пешком должна за тобой бежать? Вприпрыжку? Давай-давай, не задерживай! – и сама потащила из салона «запаску».

Делать нечего, пришлось подчиняться. Скрепя сердце, Софронов снял и спрятал в кустах кресло, переложил весь груз на одну сторону багажника – за своей спиной – и стал с любопытством смотреть, как его новая подружка неуклюже карабкается внутрь «Нивы». Наконец, ей это удалось, правда, при этом автомобиль заметно накренился. «Хана ходовой» – грустно констатировал Софронов, садясь за руль.

Через несколько километров первой нарушила молчание лохматая пассажирка:

– Ротару.

Софронов недоуменно уставился на нее.

– В смысле? Где?

Мамонтиха невозмутимо пояснила:

– Это я представилась. Меня так зовут. Конечно, на самом деле имя звучит несколько иначе, но тебе его все равно не выговорить. Наиболее близкое к человеческому языку сочетание звуков звучит как «Ротару». Ты, кстати, черемуху захватил?

Получив требуемое, Ротару тут же аппетитно захрустела сушеными ягодками, а Софронов задумался над тем, что сказала бы настоящая Софья Михайловна, если бы узнала о существовании такой вот однофамилицы с хоботом…

Вспомнилась забавная история пятилетней давности. Тогда еще женатый Софронов поехал в далекий Саратов продавать квартиру, доставшуюся ему по наследству от дядьки. Наслушавшись криминальных историй о «черных риелторах», боялся жутко, пугался каждого шороха, но, тем не менее, операцию по продаже недвижимости провел быстро и четко. Получив от покупателя тоненькую пачку стодолларовых купюр, Софронов грамотно ушел от потенциальной слежки, менял маршрут передвижения и внешность, принимал все мыслимые меры предосторожности и к исходу вторых суток путешествия прибыл в родной город. И тут же побежал в ближайшую сберкассу избавляться от наличных.

Наконец, Софронов явился домой и самодовольно хлопнул на стол перед женой новенькую сберкнижку – смотри, мол, какой у тебя умный и талантливый муж, обдурил всю российскую мафию и сохранил семейный капитал! Жена поощрительно погладила его по голове, чмокнула в щечку, развернула сберкнижку – и тут же влепила супругу оглушительную пощечину.

Оказывается, оператор банка ошиблась и все столь тщательно оберегаемые софроновские капиталы зачислила на счет его именитого земляка и однофамильца, олимпийского чемпиона Эдуарда Софронова…

Между тем пассажирка доела свое лекарство и плотоядно облизнулась. Язык у нее, кстати, оказался странного синего цвета. Она удобно положила свою башку на вытянутые вперед ноги и заговорила.

– А теперь краткий курс по борьбе с ожившими шаманами. Ты знаешь, что аборигены Северной Азии значительно опередили всех этих ацтеков, тибетцев и прочих египтян в изучении магии? Их шаманы гораздо раньше нашли способ взаимовыгодного сотрудничества с обитателями Верхнего и Нижнего миров. Много веков сами племена чукчей, ханты, эвенков, алеутов, якутов находились на довольно низкой ступени развития, зато их Знающие далеко опередили жрецов Кетцалькоатля, Ра и Будды.

Честно говоря, я уверена, что объединившись, они легко могли бы подчинить себе всю Землю. Только, к счастью, не берет их мир. Тысячи лет воюют меж собой Темные и Светлые Знающие, причем, воюют в самом прямом смысле. Сидит, скажем, черный шаман где-нибудь у себя в чуме на Рангетуре, а потом вдруг вскочит, швырнет топор в очаг, а через секунду этот топор уже торчит из груди белого шамана, что камлал на Стариковом мысе в Согоме за двести верст от него.

Не вытерпев, Софронов перебил соседку по салону:

– Знаешь, мне как-то с трудом во все это верится. Шаманы, топоры, ацтеки… Ты все это точно всерьез?

– И это спрашивает человек, который в своей машине болтает с живым мамонтом… – похоже, что Ротару получала от происходящего большое удовольствие…