Заговор был устроен еще неделю назад. Идейными вдохновительницами выступили редакционные дамы. Уговорились твердо стоять на своем и убедить патриарха любыми путями. Но сейчас все рухнуло: патриарх, как всегда, в две минуты подавил всех силой авторитета.

Савелий подождал несколько мгновений и заявил:

– У нас нет других идей. Мы хотим написать о вас, и только о вас. Потому что вы, Михаил Евграфович, и есть настоящий самый-самый. Уступите нам. Позвольте сделать то, что мы задумали.

– Нет, – ответил старик. – Еще одно слово на эту тему, и все присутствующие, кроме юного дарования, будут немедленно уволены.

Тишина стала гулкой, почти невыносимой. Потом Варвара – девушка дерзкая – швырнула на стол карандаш, достала из сумочки зеркало и демонстративно занялась рассматриванием собственных губ.

– Раз других идей нет, – спокойно продолжил Пушков-Рыльцев, снова подъезжая к столу, – слушайте мою идею. Мы найдем героев предыдущих юбилейных номеров, и не только юбилейных – всех наших лучших, ударных номеров, – и напишем о том, как сложилась их жизнь спустя десять или двадцать лет.

– Отлично! – тут же воскликнул Пружинов.

Присутствующие немедленно прожгли его взглядами.

– Кто еще согласен? – спросил шеф. – Ну? Я жду.

– Все, – вздохнул Савелий. – Все согласны.

– Тогда приступим к распределению задач. Я просмотрел вчера весь архив. Кое-что нашел. Первое: был когда-то такой юноша, Гарри Годунов, он написал роман и прогремел. Наш журнал писал о нем подробно. Потом гений объявил о начале работы над новым опусом и исчез.

– Не исчез, – поправил Савелий. – Переехал на нижние этажи. Стал употреблять мякоть стебля… и погубил себя. Он был моим товарищем. Это я писал о нем.

Старик кивнул:

– Найди его и узнай, что с ним.

– Я и так знаю. Он деградировал.

Пушков-Рыльцев пошевелил остатками бровей.

– Это не ответ. Что значит «деградировал»? До какой степени? Может, он специально деградировал, чтобы описать свои ощущения. Может, именно сегодня он поставил точку в книге, которую писал все эти годы, и сейчас, всеми забытый, прикидывает, как ему информировать человечество о своем новом великом творении. Разыщи его.

Савелий кивнул и посмотрел на подругу. Варвара показала ему кончик языка.

– Дальше, – грянул Пушков-Рыльцев. – Был бизнесмен, придумал продавать горячие чипсы. Мы о нем писали. Разбогател неслыханно…

– Это был мой герой, – подал голос Гоша Деготь. – Отдайте мне. Только он скучноват для юбилейного номера.

– Вообще-то, – сказал шеф, – для тебя, Деготь, у меня особое задание. Я хотел, чтобы ты пошел к Евгению Голованову, главе корпорации «Двоюродный брат» и создателю проекта «Соседи»…

Гоша Деготь побелел и задрожал. Пушков-Рыльцев улыбнулся.

– Ладно-ладно. Я пошутил. В «Двоюродный брат» пойдет Варвара. Разведка донесла, господин Голованов любит сексуальных брюнеток.

Варвара покраснела.

– Только тебе, маманя, – невозмутимо продолжил старик, – придется сделать чудо. Потому что Голованов, хоть и свинья тщеславная, меня ненавидит – и уговорить его будет нелегко.

– Мне что же, – осведомилась Варвара, – заплатить за интервью натурой?

– Обсуди это с женихом, – хмыкнул Пушков-Рыльцев. – Но Голованов в юбилейном номере мне очень нужен… Следующий кандидат – некто Глыбов, по прозвищу Продавец Солнца. Создал сеть соляриев для малоимущих. Мы писали о нем десять лет назад, ему тогда было только двадцать девять.

– Я возьму, – вызвался Савелий. – С бизнесменами у меня хорошо получается.

Старик благосклонно кивнул, поморщился от резкого приступа некой стариковской хвори, перевел дух и продолжил:

– Наконец, главное. Когда все вы еще ходили в детский сад, в первом номере своего журнала я делал материал про доктора Смирнова. Это великий человек, чтоб вы знали. С ним я поработаю сам. Только мне нужны его координаты. Чтоб через час адрес и телефон лежали у меня на столе. Пока все.

– А мне что? – спросил Пружинов.

Пушков-Рыльцев пожевал губами.

– Тебе – специальное задание редакции. Будешь готовить банкет. Найди хороший кабак, где-нибудь на девяносто пятом уровне. Договорись, заплати, согласуй меню. Скажи там, чтоб не расслаблялись. Будет гулять журнал «Самый-Самый», и мы не потерпим на нашем торжестве коньяка моложе пятидесяти лет. – Шеф-редактор набрал в грудь воздуха. – Чтоб завтра все были при параде! Мальчики при бабочках, девочки при декольте.

– Спереди или сзади? – поинтересовалась Валентина.

– Глупый вопрос. И там, и там! Минимум одежды – максимум надежды! Что, Филиппок? Я прав?

– Да, – отозвался новичок.

– Отлично. Напоследок давайте пробежимся по новостям. Огласите сводку. Сенсации, скандалы, небо упало на землю, китайцы ушли из Сибири с извинениями – есть что-нибудь?

– Сводка скучная, – подала голос Валентина. – Я кое-что нашла, но…

– Говори.

Валентина раскрыла папку из настоящей бумаги (в шикарных редакциях – а редакция журнала «Самый-Самый» считалась в Москве самой шикарной – не было принято использовать пластик), тоненько прокашлялась и начала:

– Регулярный авиарейс «Чикаго – Москва» отменен по требованию американской стороны. По новым, только что вступившим в силу стандартам каждый аэропорт, где принимаются самолеты из США, должен быть оборудован специальными дверями и проходами шириной не менее семи футов, чтобы граждане США не застревали при движении. В очередной раз подчеркивается, что в случае застревания Соединенные Штаты готовы послать для спасения своего гражданина авианосец. У американской стороны есть претензии и по туалетным помещениям: прочность и пропускная способность сантехники должна быть увеличена.

– Интересно, – хмыкнул старик. – Я это обдумаю. Дальше.

Валентина опять прокашлялась.

– В топ-сто проекта «Соседи» взлет недели…

– В задницу «Соседей», – перебил Пушков-Рыльцев и повернулся к Гоше Дегтю: – Правда, Гоша?

Деготь кивнул.

«Зря он так», – подумал Савелий о шеф-редакторе.

– Дальше, – потребовал босс.

– В клубе «Сома» представлен новый проект: журнал «Форбс» для младшего школьного возраста.

– Интересно. Пусть туда сходит Филиппок. Материал сделать в критическом ключе. Максимум сто строк. Дальше.

– В третий раз за год осквернена могила Иосифа Сталина, органы следствия подозревают изъятие тканей с целью клонирования. Как известно, на сегодняшний день на учет поставлено семьдесят два кустарных клона Сталина – все они могут произносить только три слова: «Братья и сестры»…

– Старый анекдот, – с отвращением поморщился шеф-редактор. – Вдобавок – вранье. Я беседовал с одним из клонов Сталина три часа. Умнейшее существо. Только курит много. Дальше.

– Неделя до премьеры нового фильма «Страсть и гнев», в главной роли Анжелина Лоллобриджида, беспрецедентный актерский состав, задействованы модели седьмого поколения. Обещаны боевые сцены с участием моделей Керка Дугласа, Джеки Чана и Михаила Пореченкова, в эпизодах модели Митхуна Чакроборти, Марлен Дитрих, Энтони Хопкинса и Георгия Вицина.

– В задницу такие фильмы. Что есть из сибирского корпункта?

– От китайцев – только официальные сводки. Рекордный урожай зерновых, введен в действие новый завод по производству…

– В задницу. Дальше.

Все знали, что Пушков-Рыльцев не любит китайцев. И даже ходили слухи, что владелец журнала «Самый-Самый» воевал в Сибири. Поговаривали, будто именно китайская пуля, попав в позвоночник, лишила подвижности нижнюю часть тела шеф-редактора.

Валентина закрыла папку.

– Это все.

– Негусто, – проскрипел старик. – Ладно. Теперь, – он сипло вздохнул, – все встают, выходят отсюда и начинают действовать. Герц!

Савелий вздрогнул.

– Останься.

Пушков-Рыльцев терпеливо подождал, пока последний выходящий – новичок Филиппок – закроет двустворчатую тяжелую дверь. Со спины у стажера оказалась немного бабская фигура – вялые плечи против тяжелой задницы.

– Что у тебя за дела с Дегтем?

Савелий выпрямил спину.

– Он мой товарищ. Вот и все дела.

– Держись от него подальше. Он пьет.

– Это его дело, – спокойно отозвался Савелий.

– И мое тоже. И твое. – Старик подождал возражений, не получил их и объявил: – Кое-что меняется. Я передумал. Тебе придется сходить к доктору Смирнову. Это мой старинный приятель, я позвоню ему и договорюсь.

Герц кивнул:

– Сходить – это легко. Но тогда получится, весь юбилейный номер будет написан одним только мною.

Старик удивился:

– А что тут такого? Я начинал журнал в одиночку. Тебе будет полезно. Покрутись, побегай. Пожертвуй этим, как его… персональным психологическим комфортом.

С какой стати чем-то жертвовать, подумал Савелий.

– Это будет, – продолжал старик, – твой, хе-хе, дембельский аккорд. Знаешь, что такое «дембельский аккорд»?

– Нет.

– Ну и ладно. А вечером, ровно в девятнадцать тридцать, будь здесь. В редакции. Надо поговорить. Отмени все дела. Не опаздывай. – Пушков-Рыльцев игриво подмигнул (эта игривость была ужасна, так мог бы ухмыляться тираннозавр) и добавил: – А то испортишь себе жизнь на много лет вперед.

Покинув конференц-зал, озадаченный Савелий нашел коллег в дальнем помещении редакции, приспособленном для перекуров, чаепитий и уединенных посиделок. Как обычно, по окончании оперативного совещания сотрудникам требовалось время, чтобы прийти в себя. Столетний шеф-редактор распространял вокруг себя слишком мощные энергетические волны.

Впрочем, к моменту прихода Герца монстры журналистики, вполне расслабленные, развлекались тем, что допрашивали новичка.

– …Он мне говорит: закончи университет! – рассказывал румяный Филиппок. – Я говорю: зачем? Я и так все знаю. И уже приглашен работать в солидное место. Мне, говорю, надоело учиться. Потом доучусь. Года через три или четыре. А он: нет, ты должен получить диплом. Я ему: папа, я никому ничего не должен. А он обижается…

– Но ты действительно никому ничего не должен. – Варвара блеснула глазами.

– Естественно! Но папа… Ему восемьдесят лет, он человек из прошлого. Я всю жизнь от него слышу: ты должен это, ты должен то… Я тебя растил, я тебя кормил… Я ему говорю: папа, ты не обязан был меня кормить, меня бы в любом случае прокормило государство…

«Приятный парень», – подумал Савелий, а вслух произнес:

– Тяжело тебе с папой.

– Не то слово! – воскликнул мальчишка. – Однажды он посмотрел один из моих учебников. «Основы теории абсолютного процветания». Заплакал, представляете?! Пытался порвать книгу. Думал, она – бумажная.

– А на каком этаже ты живешь? – спросил кто-то с дальнего конца стола.

– Ну, я родился на шестьдесят первом. Сейчас снимаю на пятьдесят седьмом, на двоих с подругой.

Савелий и Варвара переглянулись. Вокруг раздались вежливые вздохи.

– Хороший этаж, – похвалила Варвара. – Скромно и со вкусом. А чем занимается твоя… э-э… девушка?

– Пока ничем. Дома сидит. У нее родители – «соседи», она выросла под объективами. А квартира, где мы сейчас живем, не подключена. И теперь у нее депрессия. Все время на меня рычит, ругается… Жалуется, что я ей солнце загораживаю… Говорит, без «соседей» невыносимо. Ей кажется, что она никому не нужна, всеми брошена и так далее. Я объясняю, что «соседи» – игрушка для бледных, а она обижается.

– Сходи к участковому психотерапевту.

– Ходил. Врач сказал, что это зависимость. Отвыкание займет несколько месяцев, потом станет легче. В крайнем случае посоветовал подключиться… Сказал, что сам – «сосед» с большим стажем.

– Все психотерапевты – «соседи» с большим стажем, – тихо заметил Гоша Деготь.

– Отвези свою девушку отдохнуть, – посоветовал кто-то. – В Европу.

Филиппок покачал головой:

– Там еще хуже. Я два раза ездил. Больше ни ногой. Скучно, грязно, все голодные, все бледные. Или работают с утра до ночи, или попрошайничают. По пять раз в день умоляют продать немного мякоти стебля. У них это называется «русская трава». Или «кремлевская». Дурацкие вопросы задают. Думают, мы тут, в Москве, сами растим эту траву для собственного удовольствия. Завидуют страшно… Нет, я больше не поеду. И подруга не поедет.

Над столом опять пронесся вздох.

– Извини, Филипп, – мягко прервала его Варвара. – Ты хороший мальчик, но тебе не следует употреблять слово «подруга». А тем более – «друг» или «дружба»… На верхних этажах так не принято.

Студент покраснел, улыбнулся и тряхнул головой.

– Понял. Прошу прощения. Нельзя ли мне еще воды? Обожаю «экстра-премиум».

– Ее нам поставляет рекламодатель, – со значением произнес Пружинов. – Теперь, юноша, вы будете пить ее каждый день.

Филиппок восторженно рассмеялся.

Мысленно планируя день, Герц вышел в общий зал – к этому времени уже заполненный чернорабочими журнального дела: секретаршами, верстальщиками, координаторами фотосъемок и самими фотографами, главным образом переутомленными, но разбитными юношами в богемных свитерах, – и прошелся из угла в угол. Его аккуратно обходили, боясь задеть и потревожить. Молодежь давно считала его мэтром и обращалась по имени-отчеству, с легким поклоном, что, кстати, немало помогло Савелию в период покорения сердца своенравной и насмешливой девушки Варвары.

«Неплохо было бы, – подумал он, – отловить сейчас своенравную и прижать где-нибудь в углу, для забавы и вящей эмоционально-гормональной подпитки». Но Варвара, окруженная помощниками, уже была сама не своя – настоящая деловая женщина. Герц только махнул ей рукой на прощание, а сбоку референтка с личиком старательной дуры (впрочем, вполне приятная) уже протягивала ему листок с адресом места первой встречи – интервью подготовлено, с клиентом созвонились и договорились, очертили круг вопросов, которые желательно затронуть, а также вопросов, которые затрагивать нежелательно. Осталось поехать и сделать дело.