– Боже! Да заткните вы глотку этой собаке. Задолбала она тут уже всех. Лает и лает целыми днями. Был бы сейчас пистолет, самолично пристрелил эту тварь. Пошла вон отсюда. Чего лаешь? Видишь, нет у нас ничего, чтобы дать тебе пожрать. Ступай на кухню, может, там тебе что-нибудь перепадёт. Вот каналья! Каждый день приходит сюда в одно и то же время, хоть часы по ней сверяй. И всё лает и лает. Вот ведь зараза какая. Надо дохтару сказать, чтобы отвадил её отсель. А то от этого лая людям ещё хуже становится. Эй, Матвейчук! Посмотри деда возле себя. Или мне показалось, или он на самом деле глазом моргнул, а то мне отсюда плохо видно?
– Да кажись, нет. Всё с ним, как прежде. Показалось. Ты мне лучше кисет сюда кинь, а то мне с костылями между кроватями скакать не сподручно… Оп! Поймал. Спасибо, Петрович. А сам засмолить цигарку не желаешь? Уж больно табак душистый мне жинка прислала. Ходь сюды, отсыплю тебе табачку.
– Да-а-а, знатный у тебя, Микола, табачок! Горло дерёт, як гарилка. Я такой табак тильки да войны курил… Во, побачь, Матвейчук, диво якое. Собака брехать перестала и на нас уставилася. Можа, ей скучно было без нас с тобой?.. Га-га-га…
– Тише ты. Разбудишь сейчас всю палату, а особенно вон того деда. Кстати, ты не знаешь, чего это он лежит в госпитале, а не в больнице? Вроде по возрасту его должны были списать из армии ещё лет сорок назад. Га-га-га… Или уже воевать некому, что таких вот дедов на фронт берут?
– Тише ты, придурок. Не дай Бог кто-нибудь услышит. Тогда мы с тобой вместо фронта поедем на другой фронт. Да, да! Именно на тот. Ты всё правильно понял.
– Постой! Вот вроде опять у деда глаз дёрнулся. Ей Богу, дёрнулся. Сам видел. Эй, сестричка, позови дохтара. Скажи ему, что у нас тут дед лежачий моргать начал. Во, во, смотри, глаза открыл…
– И точно. Открыл. А всё говорили, что уже никогда не откроет. Вот чудеса якие дивные Господь творит. Вернул все-таки его заблудшую душу назад.
…Послышался топот ног. В палату вбежало несколько человек, и кто-то сильным волевым голосом скомандовал:
– Быстро несите его в смотровую. Расступитесь. Не мешайте, освободите проход. Осторожней. Не дрова несёте….
– Дайте ему ещё нашатыря. Достаточно. Вроде бы пришёл в себя. Товарищ военврач! Вы отвечаете за него головой. Немедленно освободить для него отдельную палату, а я распоряжусь, чтобы у дверей выставили часового. Вы, и только вы будете иметь доступ в его палату, и никто другой. С этого момента для всего персонала госпиталя вводится особый режим. Лично вам покидать госпиталь запрещается. Обо всех изменениях с пациентом докладывать лично мне незамедлительно, независимо от времени суток. Соответствующий приказ получите в течение часа. Вам всё понятно?
– Да, товарищ капитан государственной безопасности!
– И немедленно сообщите мне, когда его можно будет допросить. Самому в разговор не вступать…
Я проснулся внезапно. Открыл глаза и сразу зажмурился от чрезмерно яркого света. Все предметы вокруг меня были выкрашены в белый цвет. Надо мной висела белая люстра, слева от меня стояла белая тумбочка, а справа располагалась большая белая ширма, за которой, по-видимому, находилась входная дверь. Через какое-то время, этот стерильно белый цвет, стал меня раздражать. И я подумал, что тот, кто меня поместил в это помещение, сделал это специально и намерено. В белой комнате взгляд человека не задерживается долго на одном предмете, а находился в постоянном блуждающем состоянии, чем мешает мозгу сосредоточиться на собственных мыслях. Поэтому, я снова закрыл глаза, чтобы постараться вспомнить события, предшествующие моему ранению. Под руками я нащупал приятную прохладу простыни и попытался вспомнить, когда же это я последний раз спал на простынях. И к моему стыду не вспомнил. Давно это было, наверно, ещё до войны.
И тут мои размышления прервал звук открывшейся двери. Кто-то вошёл в комнату, подошёл ко мне сзади, увидел мои открытые глаза и заторопился к выходу, не проронив ни слова.
– Странное обращение с больным, – проговорил я, пытаясь повернуть голову назад и рассмотреть помещение за изголовьем кровати. Но, оказалось, что сделать это было нельзя, из-за тугой повязки, которую я первоначально принял за бандаж. Немного подёргавшись, я обнаружил, что ноги мои и руки тоже привязаны, и я лишён возможности встать с постели. Стало понятно, что вокруг меня происходят странные вещи. И вообще, где я нахожусь, у своих или врагов? И как мне себя надо вести с теми, кто придёт допрашивать меня? А то, что они появятся в скором времени, я даже не сомневался.
Ждать пришлось действительно недолго. Дверь в комнату снова открылась, кто-то подошёл с обратной стороны ширмы, подвинул стул и сел.
Приятный мужской баритон произнёс:
– Здравствуйте, Архип Захарович. Как вы себя чувствуете?
– Вообще то, культурные люди сначала представляются, и только потом начинают задавать вопросы, – проговорил я назидательным тоном, стараясь сбить незнакомца с толку и взять инициативу в свои руки.
– Хорошо, давайте вы будете называть меня, товарищ Василий. Вас это устроит?
– Вполне. Только, я хотел бы видеть собеседника перед собой, а не за спиной. Вам не кажется странным, что наша беседа будет проходить таким образом?
– Давайте не будем торопить события и забегать вперёд, поскольку всё что сейчас делается, делается в ваших же интересах. И так, я повторяю свой вопрос. Как вы себя чувствуете?
– Я не могу ответить на ваш вопрос, поскольку не знаю с чем сравнить моё теперешнее состояние. Если это касается физической боли, то её нет. А если брать во внимание тот факт, что я привязан к кровати, то моё состояние желает быть лучше. Вас устроит такой ответ?
– А вы оказывается демагог, Архип Захарович!
– А кто вам сказал, что я Архип Захарович? После ранения у меня полностью отшибло память, и я абсолютно не помню, не своего имени, ни фамилии. А то, что вы меня так назвали, абсолютно созвучно с тем, что вы назвали себя, товарищ Василий. Ведь признайтесь, это не ваше настоящее имя?
– Ох, и шутник же, вы. Прямо даже не знаю, что мне с вами делать. Чувствую, что вы превратно понимаете меня. Но нам всё равно надо с вами наладить диалог, для того, чтобы поставить все точки над «i».
Собеседник поднялся и стал прохаживаться по комнате, стараясь не попадаться мне на глаза. Немного помолчав и подумав, он произнёс:
– Хорошо! Я понимаю вашу озабоченность, поэтому постараюсь открыть перед вами свои карты. Если у вас ко мне после этого будут вопросы, я на них отвечу, а потом, вы ответите на мои. Договорились?
– Договорились, – проговорил я, закрывая глаза, чтобы лучше сосредоточиться на словах незнакомца. – Только ради Бога, перестаньте ходить, туда-сюда, а то это меня раздражает.
Собеседник остановился, сел на стул, раскрыл папку и начал читать.
Совершенно секретно
ПРИКАЗ № 1926/234
5 декабря 1934 года, г. Москва
В связи с убийством 1 декабря 1934 года члена ЦК ВКП(б), секретаря ЦК ВКП(б), первого секретаря Ленинградского обкома ВКП(б), товарища Кирова С. М.
ПРИКАЗЫВАЮ:
Всем подразделениям НКВД СССР провести на подконтрольных территориях тотальную проверку в отношении лиц, подпадающих под категорию: гадалок, гипнотизёров, магов, целителей и т. п. с целью выявления фактов их психологического воздействия на руководителей советской власти, государственных служащих, военнослужащих РККА, сотрудников НКВД. Всех задержанных направлять в областные фильтрационные лагеря для выяснения уровня их способностей. В случае обнаружения фактов вредительства и дестабилизации обстановки на местах принимать в отношении задержанных лиц самые жёсткие меры вплоть до высшей меры. Особо «одарённых» направлять в распоряжение Центрального аппарата НКВД.
Народный комиссар внутренних дел Г. Г. Ягода
Свидетельские показания Дмитрия Дурова, 1923 года рождения.
«…находясь в банде Серого с декабря 1934 по февраль 1937 года, я совместно с другими членами банды обнаружил в июле 1936 года в одном из пустых вагонов на сортировочной станции «Ленинград» мальчика очень маленького роста, которому впоследствии была дана кличка «Недоносок». Этот мальчишка обладал даром, угадывать то, что находилось внутри опломбированных вагонов. В период его нахождения в банде мы неоднократно совершали удачные налёты на целый ряд железнодорожных станций города и области. «Недоносок» определял нужные вагоны, после чего его сразу уводили с места преступления. Серый лично его опекал и запрещал нам с ним общаться. Никто не знал его настоящего имени и фамилии. Осенью 1936 года «Недоносок» неожиданно пропал из банды. Между нами ходили слухи, что его зарезали или продали другой банде за большие деньги. А было ли так на самом деле или нет, я не знаю…»
– Кстати, этот Дуров обладал незаурядными художественными способностями и по нашей просьбе нарисовал портрет разыскиваемого нами лица, который приобщён к делу. Не хотите взглянуть на него? Нет? Ну как хотите.
Другой немаловажный документ, который я хочу вам зачитать, является показаниями старшего лейтенанта Гаврилова.
«…В конце декабря 1941 года, точную дату не помню, в отдел милиции № 1 по улице Якубовича, где я проходил службу, прибежал паренёк. Из его сбивчивых объяснений я понял, что в квартире, расположенной по адресу переулок Пирогова, дом 4, квартира 9, было совершено убийство. Прибыв по указанному адресу, я совместно с понятыми произвёл осмотр места преступления. В квартире, принадлежащей академику Климову, находилось два трупа: подростка и женщины. Из свидетельских показаний соседки, убитыми были Климова Вера Николаевна – жена академика, – и её сын, Климов Сергей Петрович. Убийство было совершено неизвестными лицами с особой жестокостью и цинизмом. Ввиду отсутствия в достаточном количестве сотрудников милиции, следственные и розыскные мероприятия по этому делу не производились. Тела убитых были захоронены в тот же день, квартира опечатана. В качестве понятых на месте преступления присутствовали: местный дворник Фазулин С. Ф, и гражданин Кулагин А. З.
Этого паренька, Кулагина, я видел ещё два раза. В первый раз это было в январе – феврале 1942 года, я тогда столкнулся с ним возле нашего отделения, когда он проходил мимо по своим делам. Во второй раз – за два дня до известных событий. Он был в компании майора по фамилии Иванов, предъявившего в момент проверки документов предписание за подписью наркома внутренних дел. Через день этого майора мы нашли застреленным в квартире гражданина Булькина, там же были задержаны два немецких диверсанта. В упомянутой квартире находилось большое количество произведений искусств из коллекции Эрмитажа, Русского музея. Следствие по этому делу было передано следователю НКВД Сомову Н. Г.
На другой день в районе обеда я увидел со спины человека, как две капли воды похожего на Кулагина. Однако, когда я его догнал, выяснилось, что я ошибся. Человек, которого я остановил, был лет на пятьдесят старше того паренька. И в тот момент, когда я хотел проверить у него документы, раздался выстрел, в результате которого пуля попала старику прямо в грудь. Стрелявшую женщину задержать не удалось. Как только она увидела, что попала в старика, то моментально раскусила ампулу с ядом и скончалась на месте. Прибывшие сотрудники госбезопасности отстранили меня от расследования и арестовали. В ходе допроса мне был показан портрет человека, по которому я опознал парня, известного мне по фамилии Кулагин. Больше к вышесказанному мне добавить нечего.
С моих слов записано верно.
Подпись: Гаврилов»
– Как видите, у нас есть неопровержимые доказательства вашего сотрудничества с немецкой разведкой. А по законам военного времени предателей и пособников расстреливают на месте. Кстати, тело настоящего майора Иванова было выловлено в Неве 12 мая 1937 года, – отвлёкся от своего чтения незнакомец. – Скажите, это ваших рук дело? Молчите? Хорошо, слушайте дальше.
Спустя три дня Гаврилов снова попросился на допрос к следователю. В этот раз он добавил:
«В первых числах апреля 1942 года я совместно с представителями Гражданской обороны участвовал в рейде по выявлению незахороненных тел умерших от голода ленинградцев. При обходе квартир по адресу переулок Пирогова, дом 4 я обратил внимание на то, что оставленная мною печать на дверях квартиры № 9, где произошло убийство Климовых, сорвана. Зайдя в квартиру, я обнаружил в одной из комнат непонятный рисунок на полу, сделанный мелом (рисунок прилагается). Кто его рисовал и когда, мне не известно.
Подпись: Гаврилов»
Я ничего не ответил, а лихорадочно пытался свести к единому знаменателю услышанную мной информацию. Между тем, чтобы дать себе время на размышление, я попросил прекратить на сегодня допрос, ссылаясь на появившееся недомогание. Собеседник согласился со мной, сказав напоследок, что наша следующая встреча состоится завтра.
– Постойте, я хочу попросить вас кое о чём.
– Слушаю вас.
– Во-первых, я хочу, чтобы меня развязали. Во-вторых, я хочу свободно перемещаться по палате, ходить самостоятельно в туалет и по возможности иметь прогулки на свежем воздухе. В-третьих, я не хочу разговаривать с тем, кого я не вижу.
– В свою очередь, – отметил мой собеседник, – вы должны гарантировать мне, что не будете использовать в разговоре с собеседником гипноз и свою магию. Что касается вашей просьбы, я должен сообщить о ней своему руководству. Если будет принято положительное решение, вы узнаете об этом очень скоро.
Дверь тихо закрылась, а я остался лежать в шоковом состоянии, глядя на белый потолок.
23 июля 1942 года, Москва, Народный комиссариат внутренних дел, кабинет наркома Берии Л. П., 23 часа 46 минут.
Лаврентий Павлович ходил по зелёной ковровой дорожке кабинета и обдумывал только что полученную шифрограмму от глубоко законспирированного агента советской разведки в Берлине, «Зевса». «Зевс» в очередной раз передал информацию, что высшее руководство фашисткой Германии продолжает активно заниматься вопросами «чертовщины». Что это, провал советского разведчика, который под пытками принял условия противника и включился в радиоигру по дезинформации разведцентра? Или всё то, о чём он сообщает, имеет место, и данную информацию нельзя сбрасывать со счетов?
В последнее время ему всё больше и больше приходилось сталкиваться с информацией подобного рода.
Всё началось с того момента, когда археологи за день до начала войны вскрыли в Самарканде могилу Великого Тимура. По древнему пророчеству следовало, что как только откроют могилу «Великого хромого», тотчас же должна начаться война. Но ведь война началась задолго до этого события, три года назад, в сентябре 1939. Видимо, произошло роковое стечение обстоятельств. Эта информация оставила неизгладимый след в сознании «Хозяина». Уж кто-кто, а он заметил это сразу. После неудач Красной армии в первые месяцы войны, когда немцы почти дошли до Москвы, «Хозяин» обратился к Богу. Именно тогда по его указанию был совершён облёт линии фронта самолётом с иконой Казанской Божьей матери на борту. Но ведь враг был отброшен от стен Москвы не молитвами и волей Божьей, а мужеством и героизмом солдат Красной армии и советского народа. Но «Хозяин» уже повёлся на эту мистику, и его было не остановить. Он разрешил попам вернуться в храмы и совершать там богослужения. Часть священников пришлось выпустить из лагерей, а Госхрану вернуть конфискованные предметы культа. И вот теперь новая информация о появлении очередного пророка на Руси. Что теперь прикажете делать? Всё бросить и искать этого «Рентгена»? Мало, что ли, было проблем со слепой Матроной? Одно время вся Москва на ушах стояла. Но объявив старуху сумасшедшей, удалось сгладить последствия религиозного всплеска.
То, что Гитлер помешан на оккультизме, знали все разведки мира, тут нечему было удивляться. Психическая неуравновешенность и шизофрения способствовали такому поведению фюрера. Но как прикажете понимать тягу руководителя Советского государства к информации подобного рода? Да, проблема! И опять разгребать это дерьмо придётся ему. И опять надо будет сделать так, чтобы комар носа не подточил.
Он подошёл к столу, сел в кресло и стал заново перечитывать сообщение.
«22 июля 1942 года на дипломатическом приёме в посольстве Японии, мною была получена информация, от высокопоставленного офицера СС, что по личному указанию фюрера создано специальное подразделение по поиску объекта «Рентген», бесследно исчезнувшего в Ленинграде, в апреле текущего года. Учитывая важность объекта для нужд III рейха, задействована вся немецкая резидентура на территории Советского союза. В случае обнаружения «Рентгена» будет предпринята попытка по его переброске в Берлин. Операции присвоено кодовое название «Пророк» и высший гриф секретности.
Зевс»
Берия позвонил начальнику 4 Управления НКВД, старшему майору госбезопасности Судоплатову П. А. и попросил его явиться к нему с докладом по делу «Рентгена».
Когда через пять минут Судоплатов вошёл в кабинет, Лаврентий Павлович продолжал перечитывать шифровку от «Зевса».
– Павел Анатольевич, какие будут соображения по поводу последней шифровки «Зевса»? Можно ли этому верить? – он приподнял над столом листок с текстом шифрограммы.
– Лаврентий Павлович. Агент «Зевс» является самым надёжным и проверенным нашим агентом. Через него поступает самая важная информация о том, что творится в кулуарах Гитлера.
– Я тебя спрашиваю сейчас не об этом. Я тебя спрашиваю о реальности существования этого самого «Рентгена». Если мне не изменяет память, то, кажется, лет пять назад уже давалось поручение по розыску кого-то по имени «Рентген». Это один и тот же человек или случайное совпадение псевдонимов? Что у тебя там есть на него?
После этих слов Судоплатов раскрыл одну из принесённых с собой папок и начал читать её содержимое.
Совершенно секретно
О проекте
О подписке