Озерск и окрестности, июнь 1968 г.
Выглянув в окно – благо ночи стояли светлые, белые, – Максим увидел подкативший к отделению служебный мотоцикл с коляской. Заглушив двигатель, участковый уполномоченный Дорожкин прихватил из коляски фуражку с полевой сумкой и поднялся по ступенькам крыльца…
– Что-то ты нынче долго, – хмыкнул, выглядывая из окна, Мезенцев.
Вот ведь, поди, и домой не заезжал. К молодой-то супруге с ребенком. Бедная Катька… А с другой стороны, знала ведь, за кого замуж выходила! У участковых рабочий день ненормированный, впрочем, как и у оперов.
– Уф-ф, замотался! – Первым делом Дорожкин заглянул в дежурку. – Чай-то есть у вас?
– Сейчас заварю. – Пройдя в комнату отдыха, Максим поставил на плитку чайник.
Да, плитка в отделении была электрическая. Не керосинка, не примус и не какой-нибудь там керогаз, с которым без привычки обращения намучаешься! Недавно реконструированная подстанция исправно снабжала электричеством и сам Озерск, и окрестные деревни, пусть даже и не все. Напряжение, правда, частенько скакало, но были рады и этому, помнили, как еще лет десять назад электроснабжение на город вырубали ровно в 24.00. И до шести утра! В кустовой больнице имелся дежурный генератор, а у каждого жителя Озерска – те же самые керогазы, примусы, керосинки… Запасливые жители их до сих пор не выкинули – электричество в городке частенько отключалось и по сей день…
– А я хозяев плотика установил, – запив кусок пирога с капустой крепким свежезаваренным чайком, похвастал участковый. – Ну, того – «Кон-Тики».
– И кто это? Тур Хейердал?
– Сам ты Хейердал! Пацаны из Нового Погорельца! Мне про них одна бабуля сказала… землянику собирала невдалеке. Завтра установлю!.. Слушай, Макс, хорошие пироги, вкусные! Вера Ивановна напекла?
– Кто же еще-то! Я не просил – сама. Возьми, говорит, на дежурство…
– Вкусные! – еще раз похвалил Дорожкин. – Так ей и передай.
– Обязательно. Да она сама к вам завтра собралась…
Мезенцев подавил улыбку. Матушка его, Вера Ивановна, уже год как приходилась Дорожкину тещей и зятя не обижала, а в недавно родившейся внучке так и вообще души не чаяла!
– Так, Игорь, что там за пацаны-то?
– Бабуля сказала говны погорельские. – Участковый хитро прищурился и склонил голову набок. – Ну, уголовный розыск! Смекай!
– Да чего там смекать-то? – хмыкнул Максим. – Говны, или еще говорят – говны собачьи, – значит, лет по десять-двенадцать… Коли б постарше были – бабуся бы сказала – «робяты». Это ж ясно! Что я, в деревнях не бывал? Робят уже можно и за стол со взрослыми посадить, бражки налить, а то и стопочку… Зато и обязанности – почти как у взрослых. Скотина, дрова, рыба, огород, сенокос опять же! Сначала все дела сделай, а уж потом можно и в клуб, на танцы. А мелкой-то всякой шпане пока в самый раз дурью маяться – плоты вот мастерить.
– Про дурь не скажи, – допив чай, неожиданно возразил участковый. – Плот-то аккуратно сделан. Так не всякий плотник соорудит… Ладно, завтра этих парней отыщу. Если они где-то у своей деревни плот на реке держали.
– Так там же заброшенная деревня рядом! – ахнул Мезенцев. – Старый Погорелец! Километрах в четырех от Нового. С десяток изб точно есть! Рыбаки там ночуют, охотники… Вот и осмотреть бы да людей поспрошать! Ну, ребят этих… Вдруг да кого чужого заметили? А может, и ту девчонку видели… Кстати, личность ее установили!
– Ну, ну? – Дорожкин азартно потер руки. – Рекетова Татьяна?
– Она самая. – Максим отрывисто кивнул и завернул недоеденные пироги в газетку, чтобы утром доесть. – Рекетова Татьяна Алексеевна, шестнадцати лет, учащаяся школы номер два… бывшая уже – документы после экзаменов забрала. Да в школе, честно говоря, задней ногой перекрестились! Училась она так себе, частенько прогуливала…
– Постой-постой! – замахал руками участковый. – Я ж эту семейку знаю! Рекетова Нинель, мать, и сожитель ее покойный – те еще пропойцы. Нинель, правда, бывает держится и месяца два не пьет, а потом сорвется – и туши свет! Вот их с утра и проведаю. А потом – в Погорелец! Хочешь со мной?
– Конечно!
– Я с Игнатом поговорю – отпустит. Вдвоем-то мы там быстро сладим! Ч-черт, забыл – у тебя ж отсыпной после смены…
– И что? Слушай, а что, завтра стажер твой на работу явится? Начальник что-то такое намекал…
Удивленно моргнув, Дорожкин хлопнул себя по коленкам:
– Да ладно! Неужто прислали наконец?!
– И еще Женька Колесникова к нам на практику, – вспомнив, сообщил Макс.
Участковый покривил губы:
– Так может, она – этот самый стажер и есть? Ну, про которого тебе начальник намекал…
– А ведь может быть… – задумчиво протянул Мезенцев. – Как же я не подумал…
– О! Голова два уха! Кстати, Варфоломеич про убитую ничего больше не сказал?
– Сказал, а как же! – убрав пироги в стол, Максим всплеснул руками. – Телефонограмму прислал, а завтра и официальное заключение будет. Не девственна, но и не беременна, полового контакта не было, в крови – слабые следы алкоголя…
– Винишко, значит, пили… – покивал Дорожкин. – А потом что-то пошло не так! Хм… странно – почему не отдалась? Не девочка ведь…
– Может, не понравился?
– Может… Ха! Он ее вином поил, а она – от ворот поворот! Вот и осатанел, собака! Ясно все – на почве внезапно возникших неприязненных отношений.
Макс озабоченно скривился и, подойдя к окну, прикрыл форточку – от комаров:
– Ну ладно, в угаре случайно убил… А звезду зачем вырезал?
– Так, может, и вправду из бывших? Фашист, полицай… Отсидел свое, вышел… Да я всех таких наших проверю! А вот ежели вдруг залетный какой, тогда беда-а. Покачав головой, участковый вновь подставил кружку: – А плесни-ка еще чайку! И пироги ты зря убрал…
Утром Женя Колесникова оделась соответственно новой своей работе, вернее, практике. Темная юбка вполне приличной длины, скромная серенькая блузочка… правда, поясок все тот же – черный, лаковый, и та же сумочка, и лодочки… Ну не широкий же белый пояс надевать, купленный в Риге? Этот только под мини…
Заплетать волосы девушка, подумав, не стала – эдак останется еще только сиротский платочек поверху повязать, уж слишком! Расчесалась, чуть подвела глаза и подкрасила ресницы, ну и губы слегка тронула новой польской помадой. Помаду эту Женька, отстояв солидную очередь, случайно купила в магазине на Невском, взяла сразу несколько штук, хоть и дорого, – на подарки! Матушке вот, и вчера отдала лучшей подружке Катьке, бывшей Мезенцевой, а ныне уж почти год как Дорожкиной.
Хорошо вчера так погуляли, славно, наболтались всласть. Все последние новости обсудили, даже то страшное убийство – с вырезанной звездой, про которое Женьку так и подмывало спросить вот уже прямо сейчас, в кабинете врио начальника отделения. Правда, девушка сдерживалась – все ж таки не в детский сад на практику пришла, понимание иметь надо!
– Так вот, Евгения, тебе, так сказать, наставник, – спрятав усмешку, Ревякин указал на только что вошедшего Макса. – Прошу любить и жаловать… Ну и ты, Максим, практикантку нашу не обижай! Чего улыбаешься? Вижу, догадался уже, что за стажера я тебе вчера обещал?
– Да уж догадался, – усмехнулся Максим. – Тоже мне, бином Ньютона!
Начальник шутливо погрозил пальцем:
– Ну, ты это, не умничай! И не маячь в дверях, что за привычка такая? Садись уже. Дорожкин тебя просил в помощь…
– Угу, – косясь на Женьку, поспешно закивал молодой человек. – У нас там наметки кое-какие есть по убийству.
Вот эту фразу Максим постарался произнести не то что б уж очень солидно, но со значением и с некоторой обыденностью и даже с небольшим цинизмом. Чтоб Колесникова – практикантка! – так сказать, понимала, что они тут не шутки шутят, а страшные преступления раскрывают, ничуть не хуже, чем Шерлок Холмс или Эркюль Пуаро!
Что ж, впечатление Макс произвел – это было видно. Тем более и Дорожкин уже появился, заглянул в кабинет:
– Разрешите?
Да, вот именно так – к начальству на «вы»! Хоть коллеги и были знакомы уже много лет, и даже дружили, но при посторонних как-то было принято соблюдать субординацию. А Женька еще не была совсем уж своей.
– Говоришь, Макса тебе в помощь?
А вот начальство могло позволить себе и на «ты» – и в этом тоже никакого моветона не было.
– Ну да, Макса… Хорошо бы! – Участковый присел на стул. – Вдвоем-то мы быстро управились бы. Все равно нынче с матерью убитой глухо. Пьяна как пень! Похоже, не понимает, что дочку убили. Или, наоборот, как раз дошло до нее уже…
– Что ж, ежели товарищ младший оперативный уполномоченный не возражает… – склонив голову, начальник искоса посмотрел на Мезенцева. – В конце концов, это его законный отсыпной, и никто не имеет права…
– Оперативный уполномоченный не возражает! – быстренько вставил Макс. – И даже более того…
– Ну, тогда поезжайте! – Игнат махнул рукой. – По возвращении жду с подробным докладом. Да! Макс, притащи сюда живенько материал по «музыкальному делу». Введу практикантку в курс дела.
– А! Сейчас.
Оба – Дорожкин и Мезенцев – вышли, и начальник с тоской посмотрел им вслед. Как бы ему сейчас хотелось бросить душный кабинет и поехать с ребятами, заняться наконец настоящий делом, а не отчетами, докладами, сводками и всем таким прочим, без чего немыслимо понятие «руководство». Скорей бы уж Дормидонтыч из отпуска вернулся!
– Ну вот, Женя, так сказать, первый твой материал… Ничего, что на «ты»?
– Даже лучше!
– Ну и славненько.
Развязав папку, Ревякин хитро прищурился и вытащил оттуда две маленькие грампластинки, записанные на целлулоидной пленке.
– Посмотри внимательно, ну и скажи, что думаешь?
– Да тут и думать нечего! – повертев пластинки в руках, практикантка пожала плечами. – Эта вот, с приклеенной снизу открыткой, – официальный продукт, так сказать, «звуковое письмо». Записано в ателье по утвержденным расценкам. Вон тут и адрес указан.
– Все верно, все так, – довольно потер руки Ревякин.
– Эта же, – девушка подняла другую пластинку, – так называемая «запись на костях», на старом рентгеновском снимке. Их обычно на помойку выбрасывают. Сейчас на таких, наверное, и не пишут уже. Короче, самопал. На этом пока все.
– Почему «пока»? – искренне удивился Игнат.
– Потому что я еще не слышала, что там записано.
Что ж, логично. Молодец девочка! Может, и будет из нее какой толк?
– А ты, Женя, возьми домой да послушай. Может, еще какие мысли в голову придут?
Широко улыбнувшись, начальник снова стал серьезным:
– А теперь – о сути дела. Все ты правильно заметила, одна пластинка – официальный продукт, другая – самоделка. И те и другие на специальном аппарате нарезают. И самоделок-то в последнее время появилось у нас как-то слишком много. И тут одно из двух – либо это в каком-то ателье гонят «левак» на их же оборудовании, но, так сказать, в свободное от основной работы время, либо приобрели специально для записи аппарат. Понимаешь, к чему клоню?
– К диспозиции статьи сто пятьдесят третьей уголовного кодекса РСФСР, – почти без задержки отрапортовала Женька. – Частнопредпринимательская деятельность и коммерческое посредничество… Так, кажется. Еще спекуляция может вылезти – статья сто пятьдесят четвертая.
– Молодец, Женя! – с искренним уважением похвалил Ревякин. – Вижу-вижу, не зря на юрфаке хлеб ешь!
– Ну уж… – Девушка опустила глаза – застеснялась.
– Так вот, – между тем продолжал начальник, – Кодекс у тебя дома есть?
– В общежитии есть, но могу взять в библиотеке.
– Вот, возьми мой. Сиди теперь, думай! Кто эти пластинки пишет, как именно распространяет, через кого, за какую сумму? Не много вопросов?
– Да нет. – Женька неожиданно улыбнулась. – Но тут да, подумать надо.
– Вот-вот. А то ведь некоторые всерьез полагают, что уголовный розыск – это стрельба да засады. А вот нет – головой работать нужно в первую очередь. Так что думай, Женя, думай. Утром мне все соображения свои доложишь. Поняла?
– Поняла, Игнат Степанович. Доложу.
– Итак, кого ищем? – Бросив мотоцикл на окраине деревни, участковый посмотрел на Мезенцева.
– Так мальчишек же! – усмехнулся тот. – Хозяев плота.
– Ха, мальчишек! Иные девчонки в ребячьих делах ничуть не хуже мальчишек участвуют!
– Ну-у, кто бы спорил! Но сам же говорил, бабуля…
– Бабуля указала на возраст, но не на половую принадлежность, – наставительно сказал Дорожкин.
Ох и любил он поучить шурина! Пусть тот и опер, да ведь молодо-зелено. Ничего, сам такой же был!
– А девчонка если на рыбалку, она в платье пойдет?
– Штаны какие-нибудь наденет или треники.
– Во-от! Так что на мальчишках одних не зацикливайся. Удачи!
– И тебе!
Новый Погорелец представлял собой типичную советскую деревню с добротными избами, вытянувшуюся вдоль старой грунтовки Озерск – Тянск. Лет пять назад, после объединения районов и лишения Озерска статуса райцентра, дорогу реконструировало тянское ДРСУ. Сработали на совесть, асфальт, правда, не положили – обещали в следующей пятилетке, – но ямы и все неровности засыпали и отгрейдировали, так что даже рейсовые автобусы проносились ласточками, конечно, кому позволял мотор. Сто пятьдесят пятые «ЗиСы» (до сих пор ходили и такие) так сильно не разгонялись, а скромненько скрипели километров под шестьдесят. Да, самое главное, дорогу во многих местах выпрямили, засыпав болотины и овраги, так что проходившая через Новый Погорелец дорога, ранее проезжая, быстро превратилась в обычное сельское поле, заросшее травой и кустарником. Около кустов паслись местные козы.
– Да уж, не Рио-де-Жанейро! – посмотрев на козу, вспомнил когда-то прочитанную книжку «Золотой теленок» Максим. – Зато тихо, и никакой транспорт зря не ездит! Однако немаленькая деревня, домов сорок.
Глянув на зашедшего в первую же попавшуюся избу напарника, Мезенцев ухмыльнулся – он-то все ж не участковый, а опер и шататься по всем домам вовсе не собирался, этак тут и до ночи провозишься!
Внимательно осмотревшись по сторонам, молодой человек в задумчивости взъерошил волосы на затылке. И где тут всякая шпана-то собирается? Огороды уже наверняка пропололи, воды принесли – это уж их с утра заставляли, неча в постели валяться, чай, не городские лодыри!
Скорее всего – на автобусной остановке…
Сложенный из бетонных блоков остановочный павильон напоминал знаменитую испанскую пещеру Альтамира, где были обнаружены рисунки древних людей! Здесь рисунки тоже имелись, правда, не древних людей, а вполне даже современных, но тоже в чем-то первобытных. Рисовали углем – вон и кострище на платформе… Церковь с куполами, Пушкин очень, кстати, похож, еще какое-то лысоголовое чудище… А, вот же подписано – Фантомас! Неплохой, между прочим, фильм, веселый… Дальше – половой член… еще один, почему-то с крылышками… интересно почему? Надписи… кроме матерных еще и «The Beatles» – надо же… «Катька Тюлькова дура»… «Катька плюс Петька – любовь до гроба, дураки оба»… А вот лодка под парусом! Точнее говоря – плот! Он и подписан – «Кон-Тики». Ага-а! На плоту нарисована девчонка в платье и с косами… Стрелочкой указано – «Катька»… Похоже, ясно, кто в здешней гоп-компании главный. А прав оказался Дорожкин-то! Однако на остановке-то собираются вечером… а до вечера-то еще ого-го!
Ну-ка, ну-ка… что это там?
Невдалеке от магазинчика местного сельпо как раз отъехала скрипучая телега, запряженная пегой лошадкой. Правил лошадью седобородый дед в застиранной до белизны гимнастерке и синих диагоналевых галифе. К таким штанам требовались бы еще и сапоги, однако сапог не было, а были надетые на босу ногу сандалии, голову же покрывала серая засаленная кепчоночка.
– Митрич, смотри, недолго там! – напутствовала с крыльца сельпо объемистая продавщица в сером халате со значком «Отличник советской торговли» на лацкане. – И, главное, накладные, как в прошлый раз, не забудь!
– Да уж не забуду!
– И пиво в ларьке не пей с алкоголиками! Как товар привезешь – я тебе сама бутылочку поставлю. «Адмиралтейского».
– Ой, Тихоновна! Хороший ты челове-ек!
– Поезжа-ай уже! Да постарайся к обеду.
Хлопнув дверью, продавщица скрылась в магазинчике.
– День добрый! – Легко нагнав телегу – лошадка-то была вовсе не рысак, – Мезенцев широко улыбнулся и тут же продолжил, не давая деду и рот открыть. – Тюлькову Катю где мне найти? А то взяла в библиотеке книжки, а вернуть забыла! А сроки-то, между прочим, прошли.
– Катьку-то? – Дед подозрительно посмотрел на Макса. – А ты кто, мил человек, будешь?
– Так это… из отдела культуры…
– А документ какой есть? Покажь!
Однако же лажа не прокатила – дедок-то оказался боевым, на кривой кобыле не объедешь!
– Покажь, говорю, не то живо счас сдам участковому! Вона мотоцикл-то, видал?
Что ж, верно, лучше было б сразу удостоверение показать… Ну уж как вышло…
– Так я ж с ним, с участковым-то, и приехал. С Игорем Яковлевичем! А вы тут меня за шпиона какого-то приняли. Обидно!
И впрямь обидно… Опером Максим работал меньше года, не во всех деревнях его еще знали, особенно в таких вот глухих. Другое дело – участковый!
– Обидно ему… – Услыхав про Дорожкина, возница сменил гнев на милость. – Понимаю… Дак и ты пойми – тут же у нас убивство! Слыхал, верно?
– Да уж слыхал, – не стал отнекиваться Макс.
Вообще-то хорошо бы опросить здесь всех, а не только детей. Впрочем, по всем сельсоветам указания разосланы насчет подозрительных чужаков. Вот и результат налицо – дед ведь не просто так прицепился! Бдительный оказался товарищ.
– Вона Тюлькиных изба – третья с краю! – Бросив вожжи, дедок указал рукою.
– Вот спасибо! – смахнув упавшую на лоб челку, искренне поблагодарил Мезенцев.
– Только Катьки там нет, – вдруг огорошил дед.
– Что, в город уехала?
– Не-е… На сенокос со всеми ушла. К озерку. Ниче сказать, девка-то работящая! Хоть и шальная. До обеда – покосы, потом там и купаются… ну, вся ребятня… Только вечером в деревню вернется.
– А озерко какое?
– Так Светлое! Какое тут еще озерко-то есть?
Простившись с дедом, Максим побежал к мотоциклу – Дорожкин как раз выходил из соседней избы, сверкая тремя лейтенантскими звездочками на погонах, и вид у него был крайне разочарованный.
– Игорь, на минуточку! Я тут про девчонку одну узнал…
– Катю Тюлькову? – хохотнул участковый. – Что смотришь? Доложили уже, кто тут заводила. Сейчас смотаемся к Светлому. Взрослых опрашивать толку нет. Видали б кого, давно бы сказали.
– Так, а подростки-то что молчат? Если кого видали…
– Подростков тоже спрашивали. Больших. А про мелких могли и не вспомнить. Играются день-деньской, бегают, еще на покосе помогают… Где уж тут вспомнить! Вдумчиво надо поговорить. Самим!
Вот с этим Мезенцев полностью был согласен.
– Вот, смотри. – Старший лейтенант вытащил из полевой сумки подробную карту-трехверстовку. – Вот дорога… Вот – железка, вот – станция. От станции до Светлого, если на машине, крюк надо делать по шоссе. Километров семь. И мы так поедем, больше никак. А если пешком или, скажем, на велике, на мопеде, на мотоцикле – там по козьей тропе, напрямик. Всего выходит километра четыре с гаком! Светлое – озеро красивейшее, пляжи песчаные, чистейшая водичка, рыбалка там замечательная. И главное – ни слепней, ни оводов! Вот почему-то так. Представляешь?
– Да уж знаю!
– Озерские туда по шоссе добираются, а из Тянска пригородный поезд ходит, подкидыш, два раза в день – утром и вечером. Когда паровоз, когда дизель… Смекаешь?
– То есть наш убийца мог девочку на пляже подцепить! На Светлом озере… И видеть их там могло множество народу…
– А вот это не факт! Мало на Светлом укромных местечек? Что, в детстве там голышом не купался?
– Да как-то не пришлось.
– А я купался. Потому знаю. – Сдвинув на затылок фуражку, Дорожкин вновь принялся водить пальцем по карте. – Далее, смотри… Вот, вдоль реки тропинка на станцию, как раз мимо заброшенной деревни проходит – Старый Погорелец… очень удобно по пути туда девочку завести, если на Светлом у него не вышло или вдруг захотелось еще с нею побаловаться. Изб там заброшенных полно – милуйтесь на здоровье! А ребята если где-то там плот держали, то случайно могли кого-то и увидеть. Мы туда тоже заедем, только позже. Сначала – на Светлое! На покос этот… Давай, садись уже!
Затрещал двигатель…
О проекте
О подписке