Парнишка повел плечом и еще больше прищурился:

– Так славно! Теплынь. И дожди вроде как кончились.

Ехавший рядом Ленька тряхнул рыжей шевелюрой:

– Чай, скоро и поход! Правда, господине?

– Да уж, – погладив эфес сабли, Бутурлин важно покивал. – Так оно и есть. Для того ведь струги-то и выстроены. На все войско!

– Славно! – одобрил Игнат. – Чай, на стругах-то все лучше, чем пешком.

Стрельцы вновь затянули песню. Солнце поднялось еще выше и, кажется, совсем скоро засияло уже над головами, и как-то вдруг очень быстро по левую руку показалась синяя гладь реки.

Дорога как раз и шла вдоль реки, путь был хороший, наезженный и плотный, копыта коней не проваливались в грязь, что позволило еще больше прибавить ходу. Да, собственно говоря, торопиться-то было некуда: через пару часов пути на крутояре показалась красивая деревянная церковь.

– Святого Дионисия храм, – сняв шапку, радостно пояснил проводник. – Приехали!

Все остановились. Сам воевода вышел из возка и, перекрестившись на церковь, прочел молитву. Бывшие рядом с ними воины тоже осенили себя крестным знамением да переглянулись с радостью: ну, вот он, конец долгого пути.

От церкви спускались к реке избы с плетнями, наверное, пара-тройка дюжин – точно, Плесово – село большое. За избами, на берегу, виднелись какие-то амбары и верфь с застывшими остовами судов. Вокруг копошились люди, доносился звон топоров, визг лучковых пил, крики… Работа кипела в полный рост! Достраивали. Царя ждали!

– Красиво как! Славно… – словно завороженный протянул Игнат. – Деревья вон, трава, папоротники… золотятся. Словно брабантское кружево…

Бутурлин на это ничего не сказал, лишь прищурился, заметив отряд всадников, вылетевших навстречу гостям. Вылетели, надо сказать, умело – растянулись, выгнулись дугой – окружали.

– А вон, батюшко, и пушки, – повернув голову, шепнул Ленька. – Четыре ствола у берега, еще столько же – справа, на опушке… И вон, у самой церквы блестят! Нам бы как бы в лес – а то пальнут еще.

– Я вам дам – в лес! – запахнув ферязь, воевода Потемкин грозно почмокал губами. – Коня мне, живо! Попону праздничную, шишак… Никита! Панцирь злаченый надень – при мне будешь.

– Слушаюсь, княже!

Успели быстро. И коня привели: белого, под алой с золотой вышивкой, попоной. Князь уселся в седло, распахнув ферязь. Под ферязью – байдана с зерцалом злаченым, доспех красоты редкостной, на голове – сверкающий на солнце шишак, на рукояти сабли – рубины огнем горят, холеная борода на ветру развевается – сразу видно, всем князям князь!

Рядом с воеводой – Бутурлин в рейтарском панцире и гишпанском шлеме с двумя страусиными перьями. На перевязи – сабля, пара пистолетов в седельных кобурах, с плеч короткий английский плащ водопадом темно-голубым ниспадает. А что? Чай, не лаптем шти хлебаем!

Тут и рейтары, и стрельцы-молодцы… Встали все мишенью… Ну-ну, князь, видно, знает, что делает.

Всадники между тем быстро приближались, накатывались лавою. Уже сверкнули на солнце сабли!

Усмехнувшись, князь Петр Иванович махнул рукой:

– Трубач – труби! Барабанщики – барабаньте.

Гулким рокотом ухнули барабаны. Радостно запела труба. Воевода тронул коня и поехал навстречу воинам. Ехал спокойно, не торопясь… и ни один мускул на лице не дрогнул!

Бутурлин потянулся было к пистолю…

– Не вздумай, Никита, стрелять! – скосив глаза, строго-настрого предупредил князь. – И сабельку в ножнах держи.

– Но ведь они же…

– Подъедут – честь отдадут!

Сотня шагов до всадников! Полсотни. Уже видны злые сверкающие глаза, оскаленные лошадиные морды. Сверкают сабли. Стволы карабинов тускло блестят. Еще немного и…

– Осади! – властно поднял руку Потемкин.

Скачущие впереди всадники недоуменно переглянулись… и осадили коней.

– Кто такие? – опытный воевода тут же определил старшего – лихого усача в латах с польскими гусарскими дугами за спиною. Неужто и впрямь поляк? Хотя… да-да, говорили, что государь, в ряду прочих, завел в Москве и гусарский полк… Так то государь. В Москве. А здесь кто?

Усач тоже, по всему, оказался бывалым. Оценив все великолепие, спешился и вежливо поклонился, представился:

– Полковник Семен Змеев, волею государя воевода здешний.

– А! – спешиваясь, улыбнулся князь. – Слыхал, слыхал о тебе, Семен Михалыч! Это ты тут верфями заведуешь?

– Язм.

– А я – князь Потемкин, можешь запросто Петром Иванычем звать.

– Княже! – молодой воевода смутился, правда, не очень – действовал-то он правильно. – Вы уж извиняйте за…

– Да не за что, полковник! Вижу – службу знаешь, – довольно хмыкнув, Потемкин лукаво прищурился. – А почто как поляк одет?

– Так трофеи! Дуги с перьями от вражьих сабель зело хорошо помогают…

Змеев поспешно спрятал улыбку, но все же не выдержал, молвил с молодецким задором:

– Так и вы почти все – как немцы.

– Так немцы и есть – рейтары! Государь что – неизвестно, когда пожалует?

– Да мы допрежь него хлебный обоз ждем. Вот-вот должон быти. А за ним – и государь.

Кивнув полковнику, Потемкин уселся в седло:

– Ну, и мы подождем с вами. Покажешь, Семен Михалыч, где лучше встать.

– Добро, княже. За мной поезжайте.

Исправляя невольную свою оплошность, воевода Семен Змеев, распределив всех на постой, вечером закатил пир. Собрались в просторной избе местного старосты Порфирия Грачева, сутулого, себе на уме, мужичка с редкой русой бородкой и хитроватым взглядом. Потемкина, как почетного гостя, усадили за стол в красном углу, под иконами, рядом расселись все в соответствии с родовитостью и чинами, так что Бутурлину едва-едва хватило местечка на самом краю лавки, рядом с рейтарским капитаном.

– О, Никита, – подмигнул тот. – Сейчас выпьем, ага! Кальвадос, да.

– Сомневаюсь, есть ли тут кальвадос…

– Ну-у… не кальвадос, так эта… ме-до-ву-х-ха! – засмеялся рейтар. – Никита! Я вот не верю, чтоб тут у русского старосты – и водки нету? Меня, кстати, Жюль зовут, если ты забыл. Да! Вчера седло мне проиграл, помнишь?

– Да помню, – отмахнулся Бутурлин. – А вот как тя звать…

– Шевалье Жюль де Бийянкур из Нормандии. Как у вас говорят – прошу любить и жаловать.

Так вот и познакомились, можно сказать – заново, выпили за дружбу водки – ушлый француз оказался прав! Нашлось, что выпить, у старосты… Сыскалось и чем закусить. Поскольку в те унылые времена резать продукты перед приготовлением почиталось грехом, то ту же курицу подавали целиком – «куря во штях», или курица, сваренная в бульоне, заправленном мукой.

– Умм! – закусывая, зачавкал француз. – Вкус-сно! Княже Петр Иваныч! А правду говорят, будто при дворе государя Алексея Михайловича подают «грешное блюдо» – куря, разрезанная под лимоны и запеченная в печи?

– Может, и подают, – воевода пожал плечами. – Не вкушивал.

Окромя «курей во штях», важным гостям подавали и много чего другого, не менее вкусного. Запеченного в печи осетра, например, а также уху из белорыбицы, кисель белый (крахмальный) и кисель красный (из сушеных ягод), невероятно вкусную, заквашенную небольшими кочанами, капусту, соленые рыжики и огурцы, пироги с кашей, рыбники, калачи… Ну и водка, да, а к ней еще медовуха и бражка. Последняя – опять же, из сушеных ягод, очень для желудка пользительная. Опять же – от поноса…

– Неужто от поноса помогает? – засомневался Жюль. – Ой, Никита…

– Помогает, помогает, – Бутурлин негромко засмеялся и выбросил куриную кость в поставленную слугой братину.

– Пиво уж, княже, не успели сварить, – между тем каялся староста. – Ничо! Завтра наварим.

– О! Завтра и пиво будет! – рейтарский капитан обрадованно потер руки. – Попробуем, какое тут пиво. Вот, пивал я как-то в Риге и в Бремене…

– В Ниене тоже нехудое пиво варили…

– В Ниене – да!

Бутурлин и новый его знакомец заночевали в соседней избе, куда явились уже под утро. Точнее, явились не сами – слуги привели, Игнатко, Семен да Ленька. У капитана тоже имелся слуга – большеглазый смазливый парнишка с длинными темными волосами, весьма сметливый и шустрый. Он своему господину готовил, чинил амуницию, стирал и еще исполнял целую тучу всякого рода мелких поручений. Так уж тогда было принято, без слуги дворянину – никак. Кто все делать будет? Готовить, стирать и прочее? Дворянин? Так не дворянское это дело, да!

Пировали и на следующий день, и на третий – несмотря на то, что была пятница, постный день. Но особо не грешили – перебивались кашами, яйцами да белорыбицей, обошлись без мяса, раз уж пост. Впрочем, для воинов в походе имелись некоторые послабления…

Расположенное в Плесове войско предавалось всяким делам понемногу: несли караульную службу, готовили снаряжение да потихоньку пианствовали. В последнем особенно отличались рейтары и служилые «по прибору» люди – дворянское ополчение из бутурлинской сотни.

Как опытный воевода, князь Петр Иваныч, конечно же, прекрасно понимал, что вынужденное безделье для воинской дисциплины – гибель. Да это все понимали, просто никак не могли придумать себе никакого достойного дела. Караульных нынче имелось с избытком, ну а, кроме воинской службы, господа дворяне и дети боярские ничем иным позорить себя не собирались. Не на верфи же им идти, в самом-то деле! То-то, что не на верфи…

Имея в виду подобное, Петр Иваныч быстренько сговорился с местным воеводой Змеевым и предложил наиболее упертым «бездельникам» важное и нужное дело – поискать хлебный обоз. Обоз сей должен был выйти из Смоленска еще пару недель назад, верно и вышел, да вот где-то по пути затерялся. Три дюжины возов! Охрана! Караван не маленький.

Бросили клич – живенько нашлись охочие люди! Бутурлин с дружком французом – в числе первых. А что? Дело! Обоз поискать – славно! Проехаться, растрясти хмель.

– Вот здесь и здесь – болота, – воевода Змеев вечером показал на чертеже-карте. – Тут – Смоленский тракт. По тракту-то они и выехали и должны бы уже на лесную дорожку свернуть. Либо – здесь… Либо вот тут, за урочищем.

– А где лучше? – быстро уточнил Никита Петрович.

Воевода покусал усы:

– Лучше-то? Да вот у старосты и спросим… Порфирий! Эй…

– Тамоку, где урочище – ручей, – подойдя, пояснил староста. – Лето нынче дождливое… могли и не проехать. Тогда за урочищем свернули. А там…

Порфирий неожиданно замолк и еще больше ссутулился.

– Что – там? – вскинул глаза Бутурлин. – Ну, говори же!

– Разбойники там, лиходеи, – негромко признался Порфирий. – Девок, что вы привезли да схоронили – они и сгубили, больше некому.

– Есть шпыни, есть, – Змеев яростно стукнул по столу кулаком. – Никак поймать не можем. Да и не дело наше ловить их. На нас – верфь, струги. А вы, коли увидите, так, может, и прижмете хвост.

– Не, не поймаете, – скептически прищурился староста. – Лиходеи в лесах кажную тропку ведают и на старом болоте – все гати. Так что и вы смотрите – паситесь! Чуть что – враз в трясину провалитесь.

– Спасибо, мил человеце, предупредил!

* * *

Обоз обнаружился через пару часов пути, на повертке за старым болотом. Опрокинутые телеги без лошадей, темные кровавые лужи и трупы, трупы, трупы. Над трупами, деловито жужжа, вились жирные зеленые мухи.

– Вон там засаду устроили, – спешившись, определил Бутурлин. – Во-он в том распадке посадили стрелков. Те и грянули залпом. В упор! Вон телеги-то – в щепы!

– Да уж, – покивал Жюль. – Пуля из доброго мушкета корабельный фальшборт пробьет запросто. А тут – телеги!

– Про фальшборт откуда знаешь? – Никита Петрович скосил глаза. – Поди, на кораблях удалось послужить?

– На голландских, – усмехнулся француз. – Уж мы этим англичанишкам задавали перцу, любо-дорого посмотреть.

Да, по всему, именно так и выходило. Нападающие тупо устроили засаду, посадив в лесу, вдоль дороги, вооруженных пищалями бойцов, не так уж и много – пару дюжин человек или чуть больше, главное, чтоб стреляли залпами.

– А затем конница вылетела! – глянув на изрубленных людей, лоцман скрипнул зубами. – Погляди, как их… В клочья! И вот… знакомый такой удар…

– Абордажная сабля, – коротко кивнул Бийянкур. – Ты говорил про тех девчонок, в лесу… Их, кстати, опознали?

– Опознали. С выселок девки… Земля им пухом.

Зло сплюнув, Бутурлин прошелся вдоль разграбленного обоза. Хлеб, конечно же, увезли, подогнали подводы… или навьючили лошадей… Хотя… Ага, вот…

Пройдя несколько шагов, Никита Петрович заметил характерный широкий след саней-волокуш, что использовали для перевозки грузов не только зимой, но и летом. Просто привязывали к хомуту две длинные оглобли, а уж на них устраивали настил. Никаких тебе колес – дешево и сердито, да и по бездорожью – самое оно то.

Три десятка возов, это шестьдесят возчиков с помощниками, плюс человек тридцать охраны… И ни одного живого! Раненых, вон, добили, а уйти, похоже, не удалось никому.

– Прикидываешь размер шайки? – подойдя, усмехнулся Жюль. – Думаю, человек с полсотни всего.

– С полсотни? – Бутурлин вскинул брови.

– Ну, а зачем больше? – капитан поежился и зябко потер руки. – Главное, грамотно расположить бойцов. А они так и сделали! Оглоушили первым же залпом, затем сразу второй, третий… Думаю, две трети обозников выбили сразу. Да, вон, посмотри сам.

– Вижу.

Почмокав губами, Никита Петрович согласно кивнул и задумался. Для того, чтобы вот так грамотно и хитро организовать нападение на превосходящие силы противника, нужно было много чего знать. Маршрут движения, количество возчиков и охраны, вооружение…

– В местных деревнях у разбойников, конечно же, есть союзники, – подкрутил усы Бийянкур. – Иначе б невозможно было это все провернуть. Тем более столь удачно.

– Союзники? Соглядатаи… Ну, знамо дело, есть, тут и думать нечего! – хмыкнув, Бутурлин недобро прищурился, глядя на следы волокуши и тоненькую желтоватую струйку просыпавшегося зерна, так и тянувшегося по всей дороге к урочищу. Как видно, мешок надорвался и вот…

– Думаю, и то, что скоро сюда явится сам государь, для лиходеев не тайна, – покачал головой Никита Петрович. – Наглеть они не будут, чай, не дурни. Отсидятся по деревням… А может, и отсиживаться не станут, наймутся на те же верфи в работники… Если уже не нанялись. Ежели их брать, то…

– Сейчас – ты хочешь сказать, друг мой? – француз оживился и воинственно погладил рукоять палаша. – А что? У нас – сотня лихих вояк! Все конные. Разбойники же с добычей… Нет, не уйдут! Никуда им не деться, следы-то – вон. Вели трубить поход, Никита Петрович!

– Нет, не трубить! – резко бросил Бутурлин. – Вообще никакого шума. Так… Вестовых ко мне, живо!

Не прошло и получаса с момента обнаружения разграбленного обоза, как отряд рейтар и служилых шустро, на рысях, пустился в погоню. Убитых решили забрать потом, на обратном пути – сейчас было некогда.

Ехали ходко, тянувшийся вдоль болота путь оказался достаточно твердым, чтобы спокойно держать лошадей. Выслав вперед небольшой авангард – своих боевых холопов и слугу Бийянкура, Никита Петрович в любой момент ожидал вестей и был готов ко всему. Впрочем, как и все здесь.

Лесная дорожка быстро сужалась, хлестали по лицу еловые лапы и серые ветки осин, поднимались по краям дороги потревоженные боровые птицы – рябчики, тетерева, глухари. В другой бы раз запромыслить рябчика – взять на стрелу – да милое дело… однако же сейчас было не до них. По всему чувствовалось – разбойники уж близко, еще немного и… На пути тут и там попадались дымящиеся кучи навоза. Лошадку ведь терпеть не заставишь… значит – да, значит – близко уже!

– Они там! – выскочив из ольховника, осадил каурого конька Марк, слуга Жюля. Выкрикнул звонко, сверкнул серыми глазищами в обрамление пушистых, как у девчонки, ресниц. – Ваши остались, следят… Полсотни человек примерно. Еще обоз… Там, за урочищем… я покажу.

– Как ведут себя? – капитан вскинул голову.

– Спокойно, – заверил слуга. – Как видно, погони так рано не ждут.

– Да и вообще не ждут, – Никита Петрович погладил по гриве коня и хмыкнул. – Кого им тут опасаться-то, а? Земля-то кругом – их. И лес этот – их, и болото. А тут – мы! Вестовые… Передать всем – приготовиться. За мной.

Прибавив ходу, ратники в полной тишине проехали где-то с полверсты, пока им навстречу не выскочил из кустов весь извалявшийся в грязи Ленька.

– Тьфу ты, черт! – выругался Бутурлин. – Прям как леший! Лошадей испугал. Ну? Что там?

Парень снял шапку, задорно тряхнув рыжей челкой, отдышался – похоже, бежал.

– Тут дорога – поворот… Если напрямки, лесом…

– Понял тебя! – обернувшись, сотник махнул рукой. – Жюль, давай спешивайся и со своими рейтарами – лесом.

– Лесом? Тогда лучше драгун взять.

– Хорошо – драгун… Не знал, что у вас еще и драгуны… Ленька! Вражины далеко?

– Да саженей двести.

– Славно! Жюль… Перережете им путь – стреляйте сразу. А там уж и мы…

– Слушаюсь, господин сотник! – шутливо приложив руку к шапке, француз спрыгнул с коня и кивнул своим. – А ну, парни, за мной! Лошадей – здесь. Пистолеты, карабины – с собою.

Рейтары с драгунами спешились, все как на подбор – молодец к молодцу, иных на такую службу и не брали. Проверив оружие, шагнули с дорожки прямо в колючие заросли, исчезли, скрылись в лесу…

– Морды лошадям завязать! – быстро приказал Бутурлин. – И – тихо всем.

Так дальше и ехали – в полной тишине, ни говора, ни смеха, ни хрипа и ржания лошадиного. Лишь изредка позвякивали подпруги.

Примерно через сотню саженей на пути показались Игнат и Семка.

– Там они, – завидев своих, Игнат бросился с докладом. – Во-он за теми березками, за поворотом, ага.

Бутурлин придержал коня и прислушался. Из-за березок донеслись чьи-то голоса, смех, лошадиное ржание… А вот – грянули выстрелы! Залп!

– За мной! – выхватив саблю, крикнул сотник. – За мой, воины! Ур-ра-а-а-а!!!

Вынеслось, выскочило из-за повертки грозное войско, с ходу изрубив вражеский арьергард. В клочья! Дальше уж спешились, и пошла рубка – зазвенели палаши и сабли, фонтаном хлынула кровь. Вражины явно не ожидали нападения, да и вообще, профессиональных ратников средь них оказалось мало. Привыкли купцов да крестьян обижать, а тут вот пришлось столкнуться с воинами!

Вот упал, полетел в траву, в пыль, в грязь… один, второй… десятый.

– Не жалеть никого, – подняв окровавленную саблю, зло закричал Бутурлин. – Бей упырей! Бей гадов!

Звон… сабли скрестились… посыпались искры… Обводка, рывок… и – на тебе, вражина, в самое сердце! Получи!

Кругом звенело, орало, стреляло, кто-то стонал, кто-то ругался, да, внося свою лепту в остервенелый шум боя, жалобно ржали кони. Поразив очередного разбойника, Никита высматривал главного врага… И наконец, нашел! Здоровенный чернобородый верзила с непокрытою головою и в расстегнутом на могучей груди армяке. Яростно отбивался от нападавших… широкою абордажною саблей!

Ну, вот он, гад! Ага… Получишь сейчас за дев несчастных… за всё!

Абордажная сабля… Короткий, но широкий клинок с массивною гардою хорошо защищал кисть и был приспособлен для нанесения ударов на близком расстоянии в тесном пространстве корабля. Каким образом сие оружие оказалось в смоленских лесах – бог весть. Может, случайно, а может, главарь шайки и сам когда-то пиратствовал, всякое могло быть.

Что ж…

Сделав пару прыжков, лоцман оказался прямо перед верзилой и тут же нанес удар! Упырь среагировал мгновенно, с ухмылкой подставив клинок… Крест-накрест – удар, звон, искры в глаза! И снова удар… целая череда – быстрый, едва уловимый – от плеча, от кисти, с выпадом!

Злодей, конечно, обладал невероятною силой, да и оружие выбрал себе под стать… Только вот фехтовать широкой и тяжелою саблей оказалось очень неудобно, а на близкое расстояние Бутурлин верзилу не подпускал. Длинный, едва изогнутый клинок вполне позволял отражать натиск разбойника…

Вот еще удар! Вот еще! А теперь – снова крест-накрест… отскок и – быстрый короткий выпад, укол…

Сабля Бутурлина пробила врагу левое плечо, и пробила хорошо – фонтаном хлынула кровь! Упырь побледнел, пошатнулся… и с жутким криком бросился на соперника, вложив в удар всю свою ярость!