Мадам Клод была небольшого роста: ее головка не доставала и до плеча мичмана. Лицо женщины было красивым: правильный тоненький нос, ротик с пухлыми губками, зеленые глаза, блестящие, словно изумруды, в обрамлении черных волнистых волос. Она была намного моложе мужа, и Каневскому сначала показалось, что Елена его ровесница. Но тонкая морщинка между бровей все же говорила, что сестра Нечаева на несколько лет старше мичмана.

– Как я рада, Сашка, что ты приехал! – беря брата под руку, сказала Елена. – Пойдемте в дом, я сейчас прикажу кухарке накрыть на стол.

Вечер был теплый, и ужинать сели на веранде. Мужчины вновь заговорили о войне. Владимир Карлович рассказывал новости из главного морского штаба, что Вторая Тихоокеанская эскадра к походу фактически не готова, новые броненосцы только вооружаются и войдут в строй не раньше сентября.

От выпитого коньяка капитан второго ранга стал болтлив и хвастлив. Слушая его, можно было подумать, что только он один умеет мыслить, а все остальные полные кретины и дураки. Мадам Клод не нравилось, когда муж начинал бахвалиться, в такие минуты ей хотелось зажать уши и ничего не слышать.

Владимир Карлович между тем продолжал распинаться:

– Я еще с самого начала войны говорил, что нужно немедленно соединить Порт-Артурскую эскадру и Владивостокский отряд крейсеров. И только теперь, когда японцы принялись обстреливать гавань Порт-Артура с суши, император приказывает эскадре идти во Владивосток. А этот трус, адмирал Витгефт, никак не может решиться на выход в море.

– Японский адмирал Того может выставить против Артурской эскадры в два раза больше бронированных кораблей, и потребуется большая смекалка, чтобы обмануть его, – возразил Нечаев, всегда имевший на все свое мнение.

– У японцев всего четыре полноценных броненосца и два хороших броненосных крейсера. Остальные броненосные крейсера – фикция, если Того решится поставить их в главную кильватерную колонну, наши двенадцатидюймовые орудия разнесут их в щепки.

– Позвольте не согласиться – запротестовал Нечаев.

Елене Васильевне надоели все эти споры о броне и калибрах. Сколько раз она их слышала еще маленькой девочкой, прыгая между морских офицеров в доме отца. Посмотрев на молодого мичмана, женщина подумала: «Он еще совсем невинный мальчик, улыбчивый, с голубыми глазами, вокруг которых большие ресницы хлопают, словно крылья бабочки. Даже трудно поверить, что скоро ему придется воевать и, рискуя своей жизнью, отбирать жизнь у других».

Поднявшись из-за стола, мадам Клод вышла в сад. Присев на скамейку в тихой аллее, куда не доносился шум с веранды, она, вдыхая свежесть белой ночи, закрыла глаза.

Каневской в гостях молчал, лишь краем уха слушая спор старших. Все его внимание привлекала хозяйка. Он искоса посматривал на нее и тут же отводил взгляд, если Леночка поднимала на него глаза. Именно Леночкой он называл про себя сестру друга. Увидев, что женщина ушла в сад, мичман осушил еще один бокал мадеры и последовал за ней. Пройдя почти всю аллею, Каневской очутился перед Еленой и застыл в нерешительности. Язык словно прилип к гортани, и он не мог вымолвить ни слова.

Но хозяйка, как бы просыпаясь, сама произнесла первую фразу:

– А, это вы, Алеша? Присаживайтесь рядом со мной.

Алексей сел на краешек скамейки. Ноги у него подрагивали, ему почему-то было трудно дышать в присутствии этой женщины. Он силился вспомнить хоть одну из историй, рассказанных Нечаевым, но они как назло повылетали из головы.

– Сегодня такой теплый вечер, – прервала затянувшееся молчание Елена. – Это вы, наверное, привезли с собой тепло из Африки?

– Не знаю. Может быть, – неуверенно ответил Каневской. – А вам не скучно одной на даче? – наконец нашел он подходящий вопрос.

– Да, сейчас скучновато. Мы обычно летом живем здесь с сыном. Володя изредка к нам приезжает. Но этой весной я отвезла Коленьку в Крым, к родителям, а самой пришлось вернуться – мужа в любую минуту могут отправить на Дальний Восток.

Мадам Клод еще что-то говорила про проказы сына, а Каневской, как завороженный, смотрел на ее профиль, светящийся серебром в неярком свете белой ночи. Слушая нежный голос Леночки, ему было совершенно неважно, о чем она рассказывает, лишь бы находиться рядом с ней. Ветерок донес до Каневского тонкий аромат ее духов. Не осознавая до конца, что он делает, юноша придвинулся к женщине и взял в свои ладони ее маленькую ручку. Губы Алексея зачесались от желания поцеловать Леночку. Мадам Клод замолчала и, повернувшись к мичману, выжидающе посмотрела на него. Алексея обожгло этим взглядом, и он впился поцелуем в ее губы, влажные и упругие. У мичмана перехватило дыхание, и ему пришлось оторваться от женского рта.

Леночка смотрела на юношу удивленными глазами.

«Как он посмел? – пронеслось у нее в голове, но за этой мыслью родилась другая. – Как это было приятно!»

Видя, что Елена Васильевна молчит, Каневской уже смелее обнял ее за плечи и страстно припал к губам. На этот раз поцелуй длился долго, и женщина, не выдержав, оттолкнула своего поклонника.

– Вы с ума сошли, Алеша! Тут мой муж, и он в любую минуту может выйти в сад, – возмущенным шепотом сказала Елена.

Сердце безудержно колотилось в груди юноши, но барьер, разделявший его и эту женщину, был преодолен, и он отважился спросить:

– Елена Васильевна, завтра я уезжаю в Петербург. Можно ли мне еще хоть раз увидеться с вами?

– Не знаю. Мне надоело оставаться одной на даче. Может быть, я вернусь вместе с вами в город.

Мадам Клод чувствовала, что ей надо возмутиться и уйти в дом, но страстные поцелуи мичмана что-то всколыхнули в ней.

– Сестренка! Алеша! Где вы?! – послышался призывный крик с веранды.

– Я же говорила, что нас могут схватиться. Идемте, – освобождая руку от пальцев Каневского, произнесла женщина.

Они вместе подошли к дому. На щеках Елены Васильевны пылал пунцовый румянец. Муж оторвал взгляд от тарелки и осоловевшими глазами посмотрел на нее. Женщине в его взгляде почудился упрек, и она поспешила отойти в тень.

Хозяин был уже слишком пьян, и гости поспешили разойтись по отведенным им комнатам.

Ночью Алексею не спалось, ведь где-то рядом в этом доме находилась она. Ему казалось, что он сам невидимый, стоит перед Леночкиной кроватью и смотрит на ее красивую головку, покоящуюся на подушке. Образ ее лица, врезавшийся в память, мерещился будто живой. И Алексей тенью опускался к нему и покрывал поцелуями. Только под утро юноша забылся во сне, но и там ему грезилась Леночка Клод.

Утром в купе вагона первого класса они вчетвером возвращались в Петербург. Каневской не выспался и был явно не в настроении. За все утро ему всего один раз удалось дотронуться до руки Елены Васильевны и не пришлось перекинуться даже парой слов наедине.

По прибытии поезда на вокзал капитан Клод сразу раскланялся и отбыл по делам службы.

– Алексей Петрович, не могли бы вы проводить меня по магазинам? – обратилась Елена с вопросом к мичману. – Надеюсь, у вас нет служебных дел?

– Я согласен, Елена Васильевна, – запинаясь, ответил молодой офицер.

– Извините, но у меня нет желания шататься по магазинам, – хитро заулыбался Нечаев. – Я вечером к вам заеду, сестренка. Смотри, Алешу не потеряй, он мне еще понадобится.

Полдня Алексей, как верный паж, сопровождал мадам Клод в походе по магазинам. Он забывал обо всем, слушая ее милую болтовню и любуясь прекрасным личиком.

Елена Васильевна постоянно спрашивала Алексея, идут ли ей шляпка или туфельки. Влюбленному мичману казалось, что она будет прекрасно выглядеть в чем угодно, даже в крестьянском сарафане и лаптях. Поэтому на вопрос, какого цвета выбрать отрез на платье, Каневской ляпнул, что лучшей расцветки, чем у сегодняшнего платья Елены Васильевны, не найти. Его ответ в невпопад рассмешил мадам Клод, и ее смех показался юноше звоном колокольчика.

– Будь вы моим мужем, Алеша, я, наверное, на всю жизнь не рассталась бы с цветом морской волны, – проворковала Елена, опираясь на руку Каневского.

Алексей в этот момент согласился бы вечно ходить по магазинам вместе с Леночкой. Он и не предполагал, что это такое увлекательное занятие. Сегодня его не раздражали надоедливые приказчики и снующие покупатели, в нем бурлила радость, что рядом с ним находится прекрасная женщина.

Эйфория спала, когда они подъезжали к дому Клодов, и Алексей, почувствовав близость расставания, спросил:

– Когда мы снова с вами встретимся, Елена Васильевна?

– Приходите, Алеша, к нам вечером. Мы устроим семейный ужин.

– Нет, давайте лучше завтра.

– Но Саша будет вас ждать! – перебила его Елена.

– Давайте встретимся завтра, но не у вас дома, а на улице, на углу квартала, – поспешил высказать Алексей сумасбродную идею, родившуюся у него в голове.

– Что же мы будем делать, Алеша, на углу квартала? – в словах и глазах женщины проблеснули насмешливые искорки.

Ирония ее слов чуть охладила пыл Алексея.

Мозг мичмана лихорадочно заработал:

«Гостиничный номер – это банально, она ни за что не согласится. Квартира! Квартира!»

– Я сниму квартиру, и мы поедем туда, – глядя в глаза Леночки ясным, чистым взглядом влюбленных глаз, произнес Алексей.

– Нет, я никуда с вами не поеду, – постаралась придать голосу ледяной тон Елена, отводя глаза от его магнетического взгляда.

Пролетка остановилась возле дома Елены Васильевны, и это спасло ее от дальнейших объяснений.

Мичман, взяв коробки со шляпками, понес их вслед за женщиной. В прихожей, передав все покупки горничной, Каневской, прощаясь, поцеловал ручку мадам Клод.

И уже взявшись за ручку двери, Алексей обернулся и с запальчивостью сказал:

– Все равно с десяти утра я буду ждать вас хоть целые сутки, пока вы не выйдете!

Елена не успела возразить, как дверь захлопнулась и шаги мичмана, удаляясь, застучали по лестнице.

Весь вечер Елена гнала от себя мысли об Алексее, пытаясь забыть его как нашкодившего мальчишку. Но брат напомнил ей о нем, прибыв к ужину. Александр первым делом захотел узнать, куда подевался Каневской. На что она не смогла дать никакого вразумительного ответа.

«Неужели Алексей осмелится прийти завтра и маячить под моими окнами», – от таких мыслей ей становилось дурно.

На следующий день Каневской без пяти минут десять уже расхаживал на углу квартала. От нетерпения он закуривал одну папиросу за другой. Весь вчерашний вечер мичман провел в поисках квартиры. Только третья из осмотренных квартир в Свечном переулке понравилась ему: уютная, чистенькая, из двух комнат, с огромной кроватью в спальне. Он, не скупясь, оплатил проживание в ней на две недели вперед.

«Она ни за что не выйдет, – терзали душу Алексея сомнения. – Разве она сможет забыть долг, семью и броситься на шею первому встречному. Возможно, Леночка вчера рассказала все мужу, и они от души посмеялись над ухаживаниями молодого мичмана».

Стрелка на часах достигла половины одиннадцатого.

«Как все-таки трудно порой томиться в ожидании. Леночка, может быть, сейчас поглядывает на меня тайком и ждет, когда я не выдержу и уйду. Но нет, Елена Васильевна, вы этого не дождетесь. Если Каневской сказал, что будет ждать сутки, то не сомневайтесь, он свое слово сдержит», – думал Алексей, подходя к стоящей у обочины коляске.

– Долго еще будем стоять, ваше благородие? – спросил возница.

– Столько, сколько нужно! Я же тебе сказал, что заплачу за каждый час простоя! – раздраженно отозвался Каневской.

Елена проснулась в это утро в возбужденном состоянии. От волнения в левом боку покалывало сердце.

«Что это я разволновалась из-за какого-то мичмана, словно девчонка? Надо выкинуть его из головы!» – злилась она на себя.

Но в десять часов, выйдя на балкон, Елена увидела стоявшего на углу квартала Каневского. Она мигом вернулась обратно в комнату, чтобы мичман не успел заметить ее. Сначала у Елены была надежда, что юноша скоро уйдет, но прошел час, а он все так же прохаживался по мостовой. Послать к нему горничную с просьбой, чтобы он ушел, она побоялась: Федора могла сболтнуть что-нибудь Владимиру. Пришлось одеваться и идти самой.

Мадам Клод вышла из дома с намерением отчитать Алексея как мальчишку. В ее голове вертелись фразы: «Что вы себе позволяете? Как вы посмели сюда явиться?» Но с каждым шагом эти слова становились все тише и тише, а сердце стучало все громче и громче. А когда Алексей, взяв ее под руку, повел к стоящей за поворотом коляске, Елена не смогла произнести ни слова.

– На Свечной! – крикнул мичман извозчику.

Закрытая коляска, набирая ход, покатилась по мостовой, а Елена так и продолжала молчать, будто набрала в рот воды. Каневской тоже молчал, только его рука сжимала маленькую женскую ладошку, говоря красноречивей всяких слов, что он не даст ей никуда убежать.

Коляска остановилась во дворе. Алексей, расплатившись с извозчиком, повел Елену Васильевну к одному из домов. Очутившись в подъезде, Каневской принялся целовать губы женщины. От этих поцелуев голова Елены закружилась, и она, решив, будь что будет, безропотно позволила завести себя в квартиру.

Алексей повел мадам Клод сразу в спальню. Путаясь трясущимися руками в пуговках и крючках, он взялся с ходу разоблачать ее.

– Алеша, я сама разденусь, – дрожащим голосом произнесла Елена. – Отвернись!

Сняв с себя платье и кружевные панталоны с чулками, Леночка скользнула под одеяло, за ней последовал голый мичман.

– Я не могу так быстро, – прошептала она, почувствовав упругое мужское начало между своих ног.

Юноша сдержал свой страстный порыв. Его колено, прижавшись к женскому лобку, нежно заскользило по нему. Через несколько минут ягодицы женщины напряглись. Ее тело потянулось навстречу Алексею. Елена вскрикнула, как будто ей приходилось заниматься этим в первый раз, когда большой, напряженный член юноши, раздвигая ее ноги, словно у лягушонка, протиснулся в лоно. Никогда в жизни Елене не было так приятно и хорошо в постели. Она скулила и извивалась под навалившимся мужским телом. Неожиданно быстро Алексей задергался и, застонав, затих, перестав дышать. Можно было подумать, что он расстался с жизнью. Забеспокоившись, женщина погладила Алексея по голове, и тот, очнувшись, глубоко вздохнул.

Елена легла на руку Алексея и проговорила с улыбкой:

– Ты знаешь, я вышла из дома сказать, что никуда с тобой не поеду, и чтобы ты уходил и никогда больше не появлялся.

Каневской поцеловал ее в улыбающиеся губы и спросил:

– Ты не жалеешь, что вышла ко мне?

– Нет, не жалею.

Волна нежности выплеснулась из Алексея быстрыми поцелуями, покрывшими лоб, глаза, щеки, нос и губы Леночки. Эти поцелуи прошлись по подбородку, шее и спустились ниже, к груди. Глазам Алексея открылись небольшие грудки с коричневыми сосками, по окружности которых торчали редкие длинные волоски. Целуя, покусывая, щекоча соски языком, он принялся играть в младенческую игру, возбуждающую с еще большей силой желание Елены. Не вытерпев, она взяла в свою маленькую руку мужское достоинство и принялась легонько трепать и гладить его, чувствуя, как оно снова набухает и растет.

– Ты, наверное, думаешь, что я развратная.

– Нет, я думаю, что ты Елена Прекрасная, – ответил мичман, раздвигая ее ноги.

Они вновь слились в поцелуях и объятиях, сладостное напряжение скопилось у Елены внизу живота.

– Подожди! – остановила она Алексея. – Ложись на спину.

Каневской, перевернувшись, растянулся на широкой кровати. Чуть накренившийся фаллос, возвышался над ним как корабельная мачта. Будто наездница-амазонка, Елена оседлала юношу, и член, словно всаженный до ручки меч, пронзил лоно.

Леночка начала двигаться взад-вперед, но ей не хватило умения, и она почти крикнула:

– Помогай же мне!

Алексей, напрягаясь, принялся подбрасывать ее легкое тело вверх, как конь, старающийся сбросить седока.

К такой забаве Елену пытался приучить муж после свадьбы по возвращении из турецкого порта, но ей это не пришлось тогда по вкусу. Она только высказала мужу, что знает, где он мог научиться такому разврату. Сегодня Леночке почему-то хотелось показать все, на что она способна.

Груди женщины покачивались, ноздри расширились от быстрого дыхания. Она раскачивалась все быстрей и, вскоре вскрикнув, обессилившая, подрагивающая от сладостных ощущений, упала на грудь мужчины.

– Все, мне пора, – сказала мадам Клод, слезая с Алексея. – Я должна к обеду быть дома: муж может приехать со службы, а я даже не сказала горничной, куда ушла.

Она одевалась, уже не стесняясь взглядов мичмана. А тот лежал и думал, глядя на нее, что его естество стоит столбом, и Леночка поступает нехорошо, оставляя его в таком состоянии: марсельские куртизанки так бы не поступили, стоило им только заплатить.

Одевшись, Леночка присела рядом с ним на кровать и, поцеловав в лоб, сказала:

– Все что между нами было, долго продолжаться не будет и быстро закончится. Давай договоримся: пока мы вместе, ты не будешь ходить по проституткам. Понимаешь, Алеша, я боюсь заразиться какой-нибудь нехорошей болезнью. Ты выполнишь мою просьбу? Хорошо?

Алексей кивнул головой и вымолвил:

– Хорошо.

Мичман решительно поднялся с кровати.

– Не провожайте меня, Алеша. Я не хочу, чтобы нас видели вместе. Не зная, как остановить уходящую женщину, Алексей схватил ее за руку.

– Обещайте мне, Леночка, что придете сюда завтра, я буду ждать вас.

– Вряд ли у меня получится прийти, – она попыталась освободиться из рук Алексея, но тот держал ее крепко. – Отпустите, Алеша, мне надо идти.

– Я выпущу вас, если дадите слово: завтра утром быть здесь.

Елена посмотрела в его умоляющие глаза и дала обещание прийти.

Дома Елена весь вечер пребывала в глубокой задумчивости. За ужином она смотрела в тарелку, не поднимая на мужа глаз. Еда не лезла в горло. Владимир Карлович задавал ей, о чем-то вопросы, но слова обрывками бессвязных фраз пролетали мимо ушей, и мадам Клод отвечала невпопад. Находиться рядом с мужем после измены было тяжко, и она, сославшись на головную боль, ушла в свою комнату. Но и лежа в кровати, Елена Васильевна терзалась мыслями о том, как ловко удалось этому юному мичману соблазнить ее. Ведь она считала себя до этого непорочной, замужней дамой, которой часто на балах в морском собрании вальсирующие с ней молоденькие офицеры признавались в любви. Один даже обещал застрелиться, если она не ответит взаимностью, но Леночка только смеялась над их признаниями. Она гордилась тем, что является верной женой и никогда не изменяет мужу. А тут совсем еще мальчишка затащил ее в постель после двух дней знакомства. Неизвестно, как она теперь сможет смотреть в глаза мужу.

Елена не любила Владимира Карловича, но уважала. Хотя в глубине души у нее было много застарелых обид на мужа. В девятнадцать лет под нажимом родителей Леночка вышла замуж за тридцатилетнего лейтенанта Клода, несмотря на то, что ей тогда нравился недавно прибывший из Петербурга мичман. Ах, как прекрасно она с ним вальсировала в морском собрании Севастополя! Но мичман молчал, а лейтенант Клод сделал предложение. Мать несколько дней твердила, что лучшей партии не сыскать: жених небедный – имеет поместье под Ревелем, ждет повышения по службе и перевода на Балтику, а там всегда можно сделать неплохую карьеру. Девушка, в голове которой были лишь кавалеры и балы, не выдержала и дала согласие, и вскоре стала мадам Клод.

Их жизнь в Севастополе текла ровно, без ссор и скандалов. Владимир Карлович пропадал на кораблях, а Леночке хотелось забыть, что она замужняя дама и ей надо вести себя степенно, а не как девчонке – подростку. Затем был переезд в Петербург и рождение сына. Владимир получил следующий чин и хорошую должность при штабе флота. Это сделало его важным и напыщенным. Он часто отлучался из дома по вечерам, а возвращался в пьяном виде.

Тогда и произошел случай, который Елена до сих пор не смогла простить мужу. В ту ночь Владимир Карлович заявился поздно, когда жена уже спала. Он зашел в ее комнату с бутылкой вина. Глаза мужа при свете свечи показались ей безумными.

– Что разлеглась, шлюха! – были первые его слова. – Встать, когда с тобой разговаривает капитан второго ранга!

– Ты с ума сошел, Володя! – произнесла она, вжимаясь в подушку. Мурашки побежали по ее телу от страха. Никогда еще Елена не видела мужа в таком состоянии.

– Ах ты, сучка, не подчиняешься! – крикнул Владимир Карлович и прямо в ботинках забрался на кровать. – На, пей за славу императорского флота!