Одинокими вечерами он вспоминал, как прошло его детство, как они чаще всего ковырялись с отцом на огороде, далеко за городом. Они купили эту землю у какого-то запивохи, который даже на демонстрацию своих просторных имений, приехал еле держась на ногах. На земле был старый дом, на который рухнуло дерево в шторм, проломило черепицу. Балки просели и строение выглядело так, будто угодило под пресс. Но отца больше интересовала сама земля, а не то что было на ней. В общем запивоха продал свою землю за копейки, а родители были только рады. Бывали у них тяжёлые времена, когда они ругались так, что маленькому девятилетнему Спайку казалось, что они вскоре разведутся; больше всего его пугало, что перед ним поставят выбор, с кем он останется жить.
Он уважал отца, даже, наверное, любил, но, как и все мальчики, никогда ему об этом не говорил, да и объятий у них никогда не было, отец просто трепал его за волосы или мог ущипнуть в шутку. С мамой всё было иначе, тогда он и жизни не представлял, не представлял ни дня без неё. Он мог ей пожаловаться, что его обижают в школе, он мог ей поплакаться, и раскрыться, и, она никогда, сколько Спайк себя помнил, не осуждала его. А обнимала и всячески подбадривала. Ласковая женщина, полная любви, которая лишь со временем стало более чёрствой. Спайк в глубине души винил за это отца, но никогда, упаси Господь, не говорил ему об этом.
Наверное, он боялся отца. Конечно, не сейчас, а много лет назад, когда ещё молоко на губах не обсохло, как люди говорят. Он удивлялся, каким странным, отстранённым существом становится человек, когда отдаляется от своей семьи.
У Спайка словно нависала туча над головой, когда он вспоминал, что нужно позвонить родителям, спросить, как они там, как дела. Но он будто опасался, что его осудят, что скажут: «мол тебе какое в общем то дело, если мы месяцами не слышим твоего голоса? Голоса сына, которого растили, кормили, и учили жизни».
«Я скучаю по родителям, но веду себя так, словно они умерли» – думал иногда Спайк.
Мысли о родителях воскресили в памяти воспоминания.
Как они ездили всей семьёй на море, как вечерний бриз игрался с волнами и с его волосами, когда он был ещё подростком. Брат носился по пляжу и собирал ракушки. Мама с папой в плетённых креслах потягивали напитки через соломинку и держались за руки, будто тридцать лет вместе для них ни значили ничего, они как наивные влюбленные, только начавшие строить отношения. Время только укрепило их совместную семейную жизнь.
Тогда будущее казалось безоблачным, а сейчас?
Сейчас Спайк, будто покойник, который едва подаёт признаки жизни, едва волочит своё существование, не особо отличаясь от мертвецов, снующих по городу, брёл в неизвестность.
Рука сжимала рукоять молотка так сильно, что он ослабил хватку, почувствовав, как пальцы онемели. Обвернув дом, едва не столкнулся с женщиной в колыхающемся платье. Заметив, что та, стоит, покачиваясь и наблюдая за автомобилем, который Спайк видел из окна. Он присел, вжавшись спиной в стену. Из машины не исходило никаких звуков, поэтому обратившаяся потеряла к ней интерес. Хотя, если парень не остановился и привлёк бы внимание мёртвой – она бы не задумываясь вцепилась ему в шейную артерию.
– Иди сюда, сука, – прошептал Спайк, будто эти слова сразу ему добавили храбрости. И силы. Да, сила бы не помешала!
«Это не дрова тебе рубить» – думал он.
Даже не курицу разделывать.
Это как почти убить человека.
Она давно мертва. Посмотри на её ноги.
Спайк последовал за голосом в голове и переключился на конечности. Каким-то чудом эти кости с сухожилиями удерживали мёртвую в туфлях.
Спайк поднялся в полный рост, сделал пару шагов к шатающемуся телу и замахнулся молотком. Тыльной частью угодил прямо в затылок обратившейся. Раздался характерный хруст, и женщина рухнула навзничь, теперь уже навсегда.
Он вытащил молоток, стараясь не смотреть на сам процесс, потому что боёк провалился от удара внутрь черепной коробки.
Несколько волос осталось на молотке, и он нервно отбросил его в сторону, будто в руке оказалась гадюка.
Несколько секунд стоял, озираясь, осознавая, что убил мертвеца. Точнее не осознавая. Спайк поймал себя на мысли, что ничего не чувствует. Вообще ничего. Будто убил таракана. Кто вообще раскаивается, когда убивает насекомое?
Никто, чёрт побери!
Тут его мысли прервала возня в автомобиле. И он, вздрогнув, схватился вновь за рукоять молотка, схватил его с асфальта, как бездомный пёс хватает брошенную кем-то кость.
В машине точно кто-то был. Спайк был уверен на все сто.
Отец принёс поднос с жареными колбасками и поставил на стол.
Спайк и брат сидели за столом, накладывая картошку из глубокой миски, аккуратно размещая себе по тарелкам. Потом мама переняла картошку и положила немного себе.
Отец скрылся в доме, пока Спайк с братом разбирали колбасы, а вернулся уже в руках с банками пива. Холодные, они перекочевали ко Спайку, к брату, к маме.
Всё семейство собралось сегодня вечером, на свежем воздухе. Мама с папой в плетённых креслах, а он и брат на деревянных стульях.
– Ещё есть пиво, если что, ребят, – папа улыбнулся своей беззаботной улыбкой и вонзил зубья вилки в зажаренное мясо, при этом методично орудуя ножом.
– Хорошо, – кивнул брат, пригубив баночку пенного.
Спайку хорошо было здесь, спокойно.
Летняя веранда, загородный дом, и как на удивление – ни мошкары, ни назойливых комаров. Он устал от работы, поэтому приехал навестить родителей. Брат появился чуть позже, даже не позвонив перед прибытием. В отчем доме всё равно гостям всегда рады. Отец даже может разжечь огонь, как стемнеется, развалиться на кресле с гитарой и бренчать так, пока не надоест. Когда Спайк был маленьким, ему казалось, что отец поёт как бог. Сейчас же, спустя столько лет, ему виделось, конечно, всё иначе. Но уважение к главе семейства не пропало, а наоборот. Он до сих пор знал, что, если бы отец пел где-то за пределами семьи, он бы стал больше, чем просто звезда. Помимо голоса с хрипотцой, он отлично управлялся с самой гитарой, и Спайк порой думал, что из отца вышел бы культовый кантри-певец. Ему даже как-то снилось, что отец зовёт его со сцены, и он, пробираясь через сотни фанатов и всплески аплодисментов, всё пытался добраться до подиума, но так и не смог. Этот сон часто преследовал его, пока он не начал глотать снотворное. Сейчас то чувство безысходности кануло во времени, но иногда, когда пальцы главы семейства проскальзывали меж струн, сон будто возвращался. Тревоги не было, нет. Было лишь чувство удовлетворения, что Спайку не придется пробираться через пучину рук, потому что отец сидел рядом.
Спайк глотнул светлого пива и смотрел на свою семью, беззаботно улыбаясь. В какой-то момент что-то плюхнулось прямо им во двор, отчего вся компания непроизвольно вздрогнула. Какой-то человек перемахнул прямо через деревянное ограждение и оказался на их участке. Отец с матерью встали и замерли, наблюдая, как тёмный силуэт вырастает из земли. На самом деле это был Эд, их сосед. Спайк с братом тоже поднялись, забыв про пиво. Одежда на бывшем соседе была разодрана, будто тот только что побывал в схватке с медведем. Рот неестественно перекошен. Родители и двое сыновей застыли, пытаясь понять, что происходит.
– Эд? – спросил взволнованный отец возникшего внезапно соседа, который иногда к нему захаживал на ужин с беременной женой. Сейчас же он выглядел так, будто только что выбрался из могилы. Или угодил в мясорубку.
Спайк только успел подумать, что лучше к этому Эду не подходить. Он чем-то болен, бешенством или ещё чем-то. Как в этот момент странный сосед рванул как пуля к ним – дикое, размахивающее руками пугало на фоне тёмного неба с точками блестящих звёзд. Лицо Эда превратилось в жуткую гримасу, маску безумца, заражённого бубонной чумой – чумой, которая уже пустила свои корни по всей коже, включая лицо.
Спайк схватил бутылку в ладонь, крутанул её на 360 градусов в руке и….
В тот вечер он едва ли смог уснуть. Когда в комнату вошёл отец и присел у кровати, как это часто он делал в детстве, Спайк лишь лихорадочно промолвил одно:
– Пап… я видел во сне, как мы все умерли.
В тот день и правда умер кое-кто.
Это был сосед родителей, парень по имени Эд. Спайк разбил ему череп и тот навзничь рухнул на подстриженный газон. Лицо его застыло навсегда в гримасе ужаса.
Так Спайк и его семья встретили первого обратившегося.
Никто не знал тогда, что мир уже сдвинулся и начал катиться по наклонной.
В спокойное русло живущих семей начали приходить обезумевшие твари.
Спайк направился к машине, озираясь, пытаясь не пропустить любое движение в ближайшем переулке. Движение означало угрозу, и он не был уверен, что справится так легко, как с этой обратившейся в женском теле.
А если из темноты возникнут пара-тройка ходячих трупов?
Спайк периодически забывал, что он измазан мертвечиной. Сейчас он вновь себя одёрнул. Может поэтому та женщина, которой он засадил молоток в головёшку, даже не отреагировала на его присутствие?
Он думал о том, что тех мёртвых, кого он встречал, можно было разделить на несколько видов. Точнее, все, кого парень встретил, выглядели одинаково уродливо. Но одни были, будто подуставший путник, двигались медленно, едва волоча ноги, другие, будто выпили ящик энергетиков, неслись как обезумевшая курица, которой отсекли секунду назад голову.
Спайк открыл багажник, готовясь к любому исходу. Но, то, что он увидел его поразило до глубины души. Маленький мальчик, лет пяти-шести, может совсем немного старше, лежал в обнимку с запаской. Одну руку он засунул в рот, вернее большой палец руки, как это делает младенец, когда его соску отбирают и он не находит ей замены. Второй конечностью он обнимал резину на протекторе. Два чёрных глаза уставились на Спайка. Удивительно, но ребёнок даже не шелохнулся! Будто боялся, что, едва двинувшись, он выдаст себя.
– Эй, малыш! – взволнованно сказал Спайк, глядя по сторонам. Сердце его бешено стучало в груди отбойным молотком.
Наверное, Спайк сейчас напоминал со стороны чёрную тень, помещённую в пятно живительного света. Чернильный силуэт в ночи, сутулый. Силуэт с зажатым в ладони молотком. И вся эта картина нависла над парнишкой, который нашёл укрытие в пыльном багажнике.
Ребёнок лежал без движения.
– Эй? – Спайк осторожно прикоснулся к босой ножке малыша.
Ребёнок вздрогнул и немного приподнялся, отчего глаза его сделались просто огромными для такой крошечной головы.
– Они ушли, дядь?
– Да, – немного растерялся Спайк. – Ушли.
Ребёнок выбрался из багажника и встал. Спайк попятился, дабы не мешать. Светлые волосы, взъерошены, слиплись, будто на них налили галлон мёда. Шортики и футболка, видимо впопыхах одетая задом наперёд. Босые ноги. Ребёнок наконец выудил палец изо рта и изучающе посмотрел на Спайка.
– Вы плохой дядя? – дрожащим голосом спросил он. Но не похоже, что ребёнок сильно боялся.
– Нет, я хороший! Я тебя не обижу, малыш. Где твои родители?
По щекам у малыша побежали крошечные ручейки слёз. Он потёр глаза, словно боялся, что дяденька его наругает, что он тут разревелся.
– Ну чего ты, не плачь, – Спайк не знал, как вести себя с детьми и всегда старался такого контакта избегать. В большинстве случаев, в прошлом, если какой-то малыш что-то спрашивал или вопросительно на него поглядывал, чаще всего Спайк отмалчивался. – Пойдём, малыш. Здесь оставаться нельзя.
Спайк протянул ему руку, а малыш, хоть и настороженно, протянул ему в ответ свою.
Часы в коридоре показывали 6:20.
Тёмные тени гуляли повсюду, отбрасываемые от тусклых фонарей с улицы и просачиваясь сюда через незаметные щели помещения. Медленно подступала ночь.
В такое время лучше всего жарить на гриле сосиски и прикладываться к пиву помаленьку, расслабляясь где-нибудь на веранде в загородном домике.
Но Спайк понимал, что этому теперь не бывать.
Тихие, душевные дни теперь сошли на нет. Он конечно мог разжечь огонь, встать у гриля (Спайк был уверен, что чуть ли не у каждого за городом он имелся, и раздобыть бы его не составило и труда), но вот проблема в том, что готовить еду на свежем воздухе было равносильно хождению по тонкому канату, где малейшее движение приравнивалось к плачевному исходу.
Мертвецы идут на дым, идут на любые посторонние звуки.
Мальчик не отводил от Спайка глаз.
Здесь, в комнате парня, в которой они укрылись, свет был еле виден, а с улицы его совсем было не разглядеть. Тусклая лампа стояла на тумбе и в ней танцевал слегка размытый огонёк. Свечи Спайк сменил на лампу.
– У тебя есть укусы, порезы, ссадины, ранки? – спросил Спайк.
Мальчик отрицательно покачал головой. Потом будто что-то вспомнил и кивнул.
– Покажи, где.
Мальчик закатал штанину и чуть ниже колена расположилась царапина, которая покрылась коростой.
– Упал?
– Да.
– Болит?
– Вовсе нет. У вас есть что-нибудь из еды?
Спайк на мгновение задумался, потом кивнул.
Перенёс лампу в другой конец комнаты, там, где он прятал консервы. Открыл одну, дал мальчику. Тот не шелохнулся, только глянул на то, что дал ему новый знакомый.
– А, подожди, – Спайк достал из шкафа ложку, – совсем забыл, мы ж не в каменном веке, малыш.
– Я не малыш. – Мальчик уже лопал содержимое консервной банки, ложка постукивала по металлу.
– Как скажешь.
– Нет, правда, дяденька.
– Зови меня Спайк, – сказал в тишине комнаты парень: он уселся на матрас и наблюдал за маленьким гостем.
– Хорошо. Думаете мы раньше встречались с вами?
– Не понял, – слегка смутился Спайк. – Встречались ли мы с тобой?
– Да. Ну в городе. Я с мамой гулял. Или с папой играл. Может вы как-нибудь мимо проходили. Или вместе в кино ходили, только сидели на разных рядах. Или моя мама вас просила починить колесо у машины, а в это время на заднем сидении сидел я, только не как сейчас, поменьше.
– Думаю, что нет, – улыбнулся Спайк, сам того не осознавая. Мальчик был на редкость смышлёный для своего возраста.
– У вас на телефоне есть какие-нибудь игры?
– Нет, – вздрогнул Спайк. Одна мысль остаться без телефона из-за разряженной батареи вызвала у него приступ тревоги, нахлынувшей волной.
– Жаль, – грустно сказал ребёнок. – Спасибо за это, – указал он на консервы.
– Пожалуйста. Знаешь, я собираюсь ехать к своим родителям. Хочешь, могу взять тебя с собой.
– А это далеко? – блеснули глаза мальчишки.
– Ну да, не близко. Я их давно не видел и на звонки они не отвечают.
– А если… – начал мальчик и тут же осёкся, будто сболтнул что-то непристойное.
– Я допускаю, что такое возможно, что их уже нет в живых. Но надеюсь на обратное, понимаешь?
Ребёнок кивнул.
– Нужно найти машину с полным баком и попробовать выехать за город, на автостраду, а там и рукой подать до нашего пункта назначения. Они живут у меня за городом.
– Что такое автострада? – взглянул исподлобья малыш.
– Большая дорога.
– А….
– Так ты со мной?
– Да.
– Не боишься?
– Ты же с мной будешь, ты меня защитишь?
– Я постараюсь, – на душе у Спайка заскребли кошки.
«Не давай обещаний, которые не сможешь выполнить» – прозвучал в голове голос отца: в голову полезли, словно пауки, жуткие образы, проникающие в сознание будто из какого-то адского портала.
Что может сделать ребёнок, чтобы противостоять мёртвым в одиночку?
Ничего, думал Спайк. Только убежать.
«А что могу я?» – размышлял он. – «Обороняться я смогу, от одного-двух отобьюсь, но что будет, если их будет целое полчище?»
О проекте
О подписке