Свет… Розоватое сияние ассоциировалось именно с ним, ярким, режущим глаза светом хирургических ламп, который он не мог воспринять в полной мере то ли потому, что его веки были постоянно опущены, то ли потому, что ему специально закрывали лицо…

– …Мистер Ланге, он приходит в себя .

– Вижу. Спокойнее, Анри. Все идет как нужно. – Голос был бесстрастен в противоположность первому, в котором то и дело звучала нервозность. – Добавь кислород и приготовься. Будем имплантировать под черепную коробку электронные блоки .

Пауза.

Затем из тьмы выплывает огромный знак вопроса.

– Зачем ?

И ответ, спокойный и деловитый:

– Там, куда он отправится, дополнительные возможности могут оказаться неоценимым подспорьем. Вот увидишь, когда начнем его обкатку. Мне не нужно, чтобы он прошел мимо искомого только потому, что не может заглянуть вниз, через пласт реголита, или погиб из-за заторможенной реакции, или неверно оценивал расстояния. Это было бы глупым риском, – рассудительно заявил голос. – Нет, мы дополним его мозг вполне современной электроникой. Он получит компьютерное видение и массу других возможностей .

Затем розовый свет вдруг начал угасать, и его разум пронзила боль…

Так повторялось много раз. Денис не мог вести счет этим предполагаемым операциям, результат которых неизменно сводился к одному и тому же – он проваливался в боль и черноту, получив, как утверждали общающиеся между собой голоса, «еще одну дополнительную возможность»…

Это было хуже, чем пытка.

Они, должно быть, не понимали, что Денис краешком сознания воспринимает их.

Из него лепили нечто чудовищное, не поддающееся осмыслению, а он не мог воспрепятствовать этому.

Сопротивление не входило в узкий круг его реальных возможностей.

Он даже не имел никакого представления о времени, и обрывки затухающих воспоминаний о прошлой жизни странно перемешивались в его сознании с этими потусторонними голосами, чернотой и еще чем-то непонятным, совершенно чуждым его пониманию.

Это «что-то» постоянно жило в нем и со временем стало проявлять себя все настойчивее.

Теперь, поднимаясь из омута беспамятства, он не только слышал эти голоса, к которым в конце концов начал даже привыкать, но и еще что-то…

Сначала это выражалось в неприятном ощущении взгляда со стороны. Словно кто-то невидимый смотрел на него из глубины обволакивающего мозг мрака.

Изучающий взгляд был холоден и абсолютно чужд.

Потом, спустя какое-то время, его вдруг начали посещать странные видения.

Словно он плыл в зеленоватой, но удивительно прозрачной воде, толщу которой пронзали направленные лучи точечных светильников. Они выхватывали из зеленоватого сумрака стены коридора, на которых жили нитевидные водоросли и заодно указывали какое-то направление.

Для Дениса такие картины оказались столь противоестественны, что он вдруг ощутил острый спазм удушья, словно действительно плыл под водой.

Он начал задыхаться, пуская пузыри и тщетно пытаясь удержать дыхание. Ничего не получалось. Он хотел взмахнуть руками, чтобы плыть вверх, но рук не было.

Единственным новым ощущением оказалась страшная тупая резь. Наверное, в груди. Это спазм… Удушье…

Он панически искал выход, но ничего не мог поделать. Он тонул. Все его существо корчилось в судорогах, отчаянно протестуя против тонн зеленоватой прозрачной жидкости.

В конце концов, не выдержав борьбы, Денис открыл рот и вдохнул.

Вода с отвратительным бульканьем полилась в дыхательное горло.

Он захлебнулся…

…И тотчас в его сознание вновь ворвались голоса.

На этот раз оба они были неподдельно встревожены и в то же время радостно возбуждены…

– …Есть, господин Ланге! Есть! Он задыхается! Кислород, скорее !..

– Это фантомные ощущения, Анри! – возбужденно ответил второй голос. – Смотри, давление кислорода в норме! Но он задыхается !

– Господи, откуда это? Мы же вычистили из памяти все, что касалось его смерти… О боже!.. Интоксикация! Не может быть… Что делать? Почему это?!

– Спокойнее… Его мозг не верит в то, что он получает кислород. Посмотри на сканер, Анри, он считает, что плывет под водой в каком-то тоннеле. Я был прав! Прав! Ты только взгляни на это, видел где-нибудь подобное, а? Это не наши конструкции… Дьяволы Элио, он видит их! Видит !..

– Сэр, что мне делать? Сердце останавливается. Все признаки удушья !

– Гаси сознание, болван! Что растерялся?!

Денису было страшно.

Потом спасительная тьма навалилась, как обычно, безо всякого предупреждения… Голоса истончились и заглохли.

Так продолжалось очень долго.

Он привык не только к голосам, но и к ирреальным путешествиям под водой.

Его сознание сумело примириться с этим.

Он уже не задыхался. Просто не думал о том, что надо дышать, и все стало получаться как-то само собой.

В какой-то момент голоса и розовый свет вдруг отошли на задний план, больше не тревожили, и он незаметно для самого себя раз от раза все глубже и глубже проникал в некую чуждую ему, противоестественную стихию.

Длинные коридоры, наполненные зеленоватой водой, плавно вливались в залы, в которых плавали, ловко работая ногами-ластами, уродливые пародии на человека, больше похожие на раздетые манекены.

Как ни странно, но Денис не чувствовал к ним должного отвращения. Он знал, что они здесь по делу.

В зеленоватом сумраке сферических залов тут и там светили бледные, размытые разноцветные огни. Он не подплывал близко, а издалека казалось, что это светятся какие-то приборы или пульты управления…

И только однажды он увидел звезды.

Голубоватые, яркие, режущие глаз россыпи звезд, на которые наползала страшная, бесформенная, темная тень.

Потом одна из искр звездного огня внезапно вспыхнула, стала распухать, окутываясь ореолом нестерпимого света… и он почувствовал, как в груди что-то болезненно оборвалось, словно он знал, там, у этой далекой звездочки, только что погибли живые существа.

Это был акт отчаянного самоуничтожения ради того, чтобы остановить расползающуюся в пространстве бесформенную черноту…

Он ничего не понимал, но тем не менее ему действительно стало больно и горько.

Почему-то он думал, что вскоре придет и его черед своими руками разжечь в космосе неистовый факел сверхновой, чтобы спалить в ее горниле часть того черного облака, что, редея, упорно двигалось проторенной тропой исторической миграции…

Потом кончилось и это.

– Начинаем обкатку, Анри …

– Подключаю сервер, господин Ланге. Все процессорные блоки синхронизированы во времени. Генератор случайностей подключен .

– Пошел !..

…Он увидел ровный, нейтральный свет, чуть приглушенный и ненавязчивый.

К своему изумлению и запоздалому страху, Денис понял, что вновь обрел тело.

Он лежал на узкой жесткой койке и глядел в низкий потолок корабельного отсека, с которого тускло светил дежурный плафон.

Не веря ни одному своему ощущению, Денис поднял руку и с замиранием сердца уставился на собственную ладонь.

Живой?!!

В первый момент он испытал столь сильное эмоциональное потрясение, что все тело обдало жаром, еще раз со всей очевидностью доказывая его материальность.

Он же умирал… Погиб… в глубоком космосе, так и не добравшись до боевого поста из-за какой-то дуры, что гуляла по оранжерее, вопреки приказу об эвакуации!..

Воспоминания обрушились на него, как каскад ледяной воды.

«…Как это может быть?! Ведь мы вычистили из его памяти все, что касалось смерти!..»– Голос неизвестного, что долетал до него сквозь тьму безвременья, четко прозвучал в голове Дениса.

Фрайг!..

Он рывком сел, обхватив голову руками, и застыл, пытаясь унять бешеный гул крови в висках.

Что все это значит?!

Отняв руки от головы, которая пылала в приступе горячки, Денис посмотрел на себя.

Форма… Скомканная постель… Небрежно брошенная подле обувь…

Словно он не покидал «Европу», а пришел в свою каюту после долгой утомительной вахты и завалился на койку прямо в одежде… Может ли быть такое?.. Мне просто приснился весь этот бред?!

Нет… не приснился. Каюта была чужой.

Не в силах больше выносить неопределенность, он встал, дошел до двери, где был укреплен стандартный интерком, и с силой вдавил клавишу связи.

На крохотном экране появилось хмурое лицо незнакомого офицера.

Несколько секунд тот вглядывался в расположенный перед ним монитор, морща лоб, словно пытался вспомнить лицо Велехова, а затем, очевидно, вспомнив, кто это такой, ворвался на линию общекорабельной связи и молчит, глядя на него, как на восьмое чудо света, вдруг скинул маску раздраженной усталости и сказал достаточно приветливо:

– Денис Андреевич, если не ошибаюсь? Велехов?

– Да, офицер, – машинально ответил Денис, чувствуя, как дрожь, что пришла на смену жару, гуляет по телу волнами нехорошего озноба.

Не верил он. Все было как-то неправильно… Не могло быть именно так.

«Я умер…» – нашептывало подсознание, и от этой мысли становилось не по себе.

Денис считал себя боевым офицером и делал это по праву.

Война вышибает из головы одни иллюзии и неизбежно порождает другие. Единственное, к чему отношение всегда одинаково и неизменно, так это к смерти.

Слишком много отвратительного, страшного скрывает в себе данное таинство, а на войне, выставленное напоказ, грязно политое кровью, оно приобретает особую, удручающую окончательность.

Если бы Денис не видел мертвых тел, что плавали в вакууме около взорванных кораблей, то, быть может, он не испытывал бы сейчас той мучительной раздвоенности, глядя на лицо незнакомого вахтенного офицера, который явно имел на его счет определенные инструкции и в данный момент изо всех сил старался остаться если не любезным, то, по крайней мере, вежливым.

– Я должен направить вас по определенному маршруту, господин Велехов, как только вы очнетесь, – сдержанно сообщил он.

– Но я… – начал было Денис.

Офицер прервал его понимающим кивком.

– Я знаю, лейтенант, у вас масса вопросов, и, возможно, весьма личных. – Он еще раз кивнул, словно убеждая самого себя, что дело обстоит именно так. – Прошу, вас ждет командир корабля, генерал Дорохов. Он хотел лично переговорить с вами, как только представится возможность. Я уже передал сигнал на его интерком и получил подтверждение.

Денис кивнул. А что он мог возразить?

Едва оправившись от осознания собственной материальности, плохо представляя, где он находится и что с ним стряслось, он, естественно, не собирался выяснять отношения с незнакомым офицером по общекорабельной сети.

Он ограничился лишь тем, что узнал, как найти генерала, и отключил интерком.

Крохотный экран погас, а он продолжал стоять, босой, но в помятой форме, подле двери каюты, вдыхая знакомые по многим космическим кораблям запахи, в которых смешивались флюиды перегретой пластмассы и плохо очищенного воздуха.

Эту гамму нельзя было спутать ни с чем, и он внезапно поверил. Ну не могло быть у него столь явственного, натурального бреда, да и почему? Почему бы ему не оказаться тем самым счастливчиком, одним из миллиона, кто спасся, избежал неминуемой смерти самым чудесным образом?

Как и любому человеку, ему страстно хотелось верить в такую немыслимую удачу… Жизнь… Это слово звучало как заклятие в его голове.

И все-таки он сомневался. Чувство казалось глупым, иррациональным, но навязчивым, словно зубная боль.

* * *

В каюте Дорохова едва слышно вздыхал кондиционер.

Генерал сидел за привинченным к полу рабочим столом, который со всех сторон обступали приборные консоли. В углу бесформенной кучей валялись смятые курсовые ленты и прозрачные листы навигационных карт. Несмотря на работу кондиционера, в воздухе витал стойкий аромат сигаретного дыма.

Услышав шелест раздвигающейся двери, Дмитрий Алексеевич поднял взгляд на вошедшего.

– А, Велехов! Входи, лейтенант, входи, – зычным басом поприветствовал он Дениса и, увидев, что тот вскидывает руку, добавил:

– Брось, не напрягайся. Садись.

Денис сел в предложенное кресло, которое не отличалось ни удобством, ни изяществом форм, так, выдранный с какого-то поста противоперегрузочный каркас с тонкой прослойкой поролона под задом. Велехов не был новичком в космосе, он летал давно и уже ничему не удивлялся, потому что знал, как быстро преображались космические корабли в период боевых действий. Этот отсек не являлся исключением. Даже неискушенный взгляд мог определить, что в недалеком прошлом это был кусок радиального коридора, а вот приварили пару переборок, поставили пульты, и пожалуйста: каюта, боевой пост, контрольный отсек и генеральская спальня – все в одном «флаконе».