Сабантуй бывает разный
А не знаешь – не толкуй
Вот под первою бомбежкой
Полежишь с охоты в лежку
Жив остался – не горюй:
Это малый сабантуй!
А.Твардовский
«Василий Теркин»
«Газик» встряхнуло так, что полковник Шульц едва не прикусил кончик языка. Маленький водитель-вьетнамец, который мужественно сражался со слишком большим для него рулем, делал героические попытки объехать кучи рисовой соломы, раскиданной на дороге, и шустрых крестьян с тележками. Рядом с Шульцем в сиденье вцепился полковник Вьетконга Дао Тхи Лан.
Машина дернулась еще раз и резко затормозила. Прямо из-под колес выскочил пожилой крестьянин и разразился потоком мяукающей речи, в ответ на которую водитель разразился таким же музыкальным криком.
К удивлению Шульца, крестьянин не сошел на обочину, чтобы пропустить машину, а кинулся к своей тележке и начал быстро-быстро метать с нее необмолоченный рис прямо под колеса. Еще больше Шульц удивился, когда водитель, увидев это, меланхолично завел заглохший было двигатель, и, переехав кучу риса, двинулся дальше.
– Что это значит? – Шульц кивнул на оставшегося позади крестьянина.
– Это? – Тхи Лан пожал плечами, – это они рис молотят.
Шульц удивленно поднял брови. Он был чистокровным поволжским немцем, чьи родители еще до революции осели в Самарской губернии. Несмотря на некоторое обрусение, в его жилах текла кровь деда, настоящего немецкого крестьянина. Дед учил хозяйствовать на земле и его отца, и его самого. Дед был крут, и нередко вбивал науку об урожае при помощи тяжелого суковатого дрючка. Их село сияло чистотой и аккуратностью, лошади сыты, амбары просушены и тоже вычищены. Если русские крестьяне позволяли себе неаккуратность, то зажиточные немецкие колонисты очень и очень внимательно следили за зерном.
И уж, конечно, в их семье обмолот занимал почетное место. У деда была своя молотилка с локомобилем. Осенью, когда снопы убраны, просушены и дозрели, молотилку вывозили на ток, разжигали огонь в паровом котле локомобиля, механик Ганс Штраубе брался за рычаг, и паровик, гудя, начинала поглощать снопы. Золотое зерно текло рекой в одну сторону, клочья соломы летели в другую. Все шло по распорядку, своим чередом. Так шел обмолот, и если хоть колосок падал на дорогу, дед хмурил брови и брался за дрючок. А здесь рис валялся на дороге.
– Извините, товарищ Тхи Лан? – Шульц вопросительно изогнул бровь.
– Крестьяне зерна выбивают из растений, – коверкая слова, пояснил Тхи Лан. – Зерна из этих, из … стеблей.
Газик несся по хорошей асфальтированной дороге, проложенной ещё при французах. На асфальте лежала рисовая солома, а, напротив каждой кучи сидел меланхоличный крестьянин в высокой конусообразной шапке, с тележкой, и ждал, когда проезжающие машины колесами выбьют рис из колосьев. После этого крестьянин собирал солому в тележку, сметал зерно мягким веником с непривычно длинной ручкой, и, довольный, уезжал.
– Ну и порядки у вас, – Шульц покачал головой. Газик снова подпрыгнул, зубы у Шульца лязгнули, и он в очередной раз оказался на коленях у полковника Тхи Лана.
Военный советник Генрих Шульц, помощник военного атташе Советского Союза в Демократической Республике Вьетнам, прибыл из Москвы всего месяц назад в связи с резким обострением международной обстановки, и направлялся на инспекцию пехотной бригады, охраняющей базу торпедных катеров в Вине.
В послевоенные годы каждый советский человек мечтал побывать в чудесном мире заграницы. Во время войны солдаты прошли пол-Европы и принесли оттуда много рассказов о зажиточных странах. С наступлением «оттепели» оттуда стало просачиваться много слухов о райской жизни, о пяти сортах колбасы и о двадцати сортах пива в магазинах. То, что в парижских магазинах сейчас продают и больше сортов колбасы, Генрих знал точно. А вот о двадцати сортах пива узнал только здесь, увидев продовольственные остатки французской армии. Впрочем здесь, в ДРВ, пиво тоже было редкостью, предназначенной для дорогих гостей. Сами вьетнамцы пиво не пили и колбасу не ели. И вообще ели очень мало, потому что страна голодала. Страна голодала долго и так сильно, что даже взрослые вьетнамцы не вырастали выше плеча европейца и весили раза в два меньше советских представителей.
Шульц знал, что вечное недоедание было основной проблемой вьетнамских ВВС – летчики не выдерживали перегрузок на реактивных истребителях. Первых вьетнамских летчиков, прибывавших на учебу в СССР, приходилось полгода откармливать, и лишь потом сажать за штурвал. Пока что истребительная авиация Вьетнама была частично укомплектована советскими летчиками, узбеками и таджиками, а также русскими ветеранами Кореи.
Да, голод в Юго-Восточной Азии, разоренной колонизаторами совместно с местными князьками, был чудовищный. Что такое голод и война, сам Шульц знал не понаслышке.
Из своего родного села в голодные годы после революции его отец не уехал. Кстати, с созданием колхозов и введением паспортов, Генрих Шульц вообще не мог никуда уехать. Он женился на русской девушке, совершенно обрусел и стал обычным советским колхозником, таким же, как и все другие. И точно так же, как и все другие, родил трех сыновей, один из которых умер от голода, а двое других благополучно выросли и в положенный срок пошли служить в рабоче-крестьянскую Красную Армию.
Оба сына стараниями деда получили неплохое образование, поэтому старшему Герману удалось попасть служить в элиту армии того времени – в артиллерию. Шел 1938 год, в армии начались сталинские чистки. «Вычищали» высший командный состав, «вычищали» офицеров, прошедших старую школу. Кадров не хватало, и на место расстрелянной и посаженной в лагеря старой гвардии выдвигались новые, неопытные командиры с безупречным рабоче-крестьянским происхождением. Хотя биография Шульца была слегка подпорчена происхождением деда, но образование и знание немецкого языка сделала свое дело. Шульц попал сперва на курсы красных командиров, а затем, пройдя через сито службы безопасности, в армейскую разведку. Июнь 1941 года Шульц встретил красным командиром с одной шпалой в петлице и готовился к переходу из артиллерии в специальную разведгруппу.
В июле-августе немецко-фашистские войска громили Киев и Харьков. Помощник командира батареи поволжский немец Шульц отправился воевать с западногерманскими немцами. Но попал он на фронт не сразу. Сотрудники народного комиссариата внутренних дел мгновенно сориентировались в его происхождении, и в октябре месяце немец Шульц отправился бить немцев в качестве командира роты штрафного батальона.
Что значит быть офицером в штрафном батальоне, защищающем Москву зимой 1941? Это, наверное, отдельная повесть. Но только в 1945 году амнистированный лейтенант Шульц по спецзаданию командования становится военным комендантом маленького городка Цвиргхау в Восточной Германии, да так и остается там ещё на два года.
А затем лейтенант Шульц возвращается на Родину, в город Куйбышев. Он больше не ездит за границу, но колесит по Союзу, выполняя ответственные задания руководства. И за пятнадцать лет безупречной службы дослуживается только до подполковника.
Новый Генеральный секретарь ЦК КПСС, Леонид Ильич Брежнев, только что сменивший Хрущёва на этом посту, не мог не заметить такого непорядка. Ветерана войны, прошедшего через множество фронтов, занимавшегося обучением контингента для Китая и Кореи, следовало поощрить. Кроме того, старые хрущевские кадры были уж очень неудобны на некоторых местах. Шульца следовало послать куда подальше, желательно за границу. В это время и потянуло в очередной раз порохом из многострадального Вьетнама. Вьетнам, конечно, не был столь важным объектом в политике, как государства Европы или Америки. Он не был близким другом, союзником, как европейские социалистические государства. Отправлять во Вьетнам было приятно и почетно, и вовсе не опасно для интересов Советского Союза. Туда не рвались дети высокопоставленных родителей. Так Шульц и оказался во Вьетнаме.
Прибыв на место назначения, Шульц немного пожил в советском посольстве в Хошимине, ознакомился с положением вещей и сошелся с руководителями Вьетнама. Старый боевой офицер, он сразу понял ситуацию и вместе с представителями вьетнамской освободительной армии отправился в инспекционную поездку. Пока что результаты поездки его не обнадеживали.
Американский флот стоял на подступе к территориальным водам Северного Вьетнама. Южный Вьетнам, науськиваемый американцами, пока что терпел поражение за поражением, но Вьетконговские войска северян были плохо вооружены и плохо организованы. И если оружие и боеприпасы уже начали непрерывным потоком идти по тропе Хо Ши Мина из дружественного Китая, то об организации войск хорошего слова сказать было нельзя. Привыкшие к партизанской войне с французами и к гражданской войне внутри страны, войска Вьетконга представляли собой нечто среднее между регулярной пехотой и армией батьки Махно. Не имея ни танков, ни нормальной авиации и артиллерии, Вьетконг, казалось, рухнет при первом же ударе мощной армии. Так же думали и американцы, считая, что одного их десанта будет достаточно, чтобы выбить социалистическую дурь из этой страны.
Шульц осознавал серьезность положения и работал, как только мог. Он уже написал и переслал по диппочте доклад об отсутствии современного вооружения и доказывал, что если удар пехоты и бронетехники Вьетнам еще может отразить, то налеты авиации с кораблей тихоокеанского флота США могут сыграть роковую роль. И еще он писал о необходимости прислать дополнительную партию советских военных специалистов.
Шульц посмотрел на часы. Они уже приближались к месту назначения. Машина прыгала по кочкам под густым зеленым пологом. В джунглях, несмотря на яркое тропическое солнце, царил вечный сумрак. Казалось, деревья-гиганты верхнего яруса вот-вот кинутся на людей, чтобы поглотить отвоеванную человеком полоску земли.
Шульц хлопнул водителя по плечу, давая знак остановиться. Под внимательным взглядом полковника Тхи Лана он развернул карту, рассмотрел ее, ориентируясь на местности, и вылез из машины. Дао Тхи Лан, не говоря ни слова, последовал за ним. За неделю совместной работы он проникся таким уважением к опыту Шульца, что безоговорочно слушался его во многих вопросах, особенно тех, которые касались боевой подготовки.
Шульц махнул водителю, велев оставаться на месте, и свернул с дороги прямо в лес. Жесткие ветки преградили путь, в рубашку вцепилась колючая лиана. Этот лес совсем не походил на родные российские леса, но все же, для Шульца он стал уже привычным.
Тхи Лан скользнул за ним в заросли.
– Туда? – он вопросительно кивнул головой, показывая на север.
– Да, – Шульц определил, что бригада стояла именно там.
Не задавая вопросов, привыкший не удивляться Тхи Лан быстро пошел в указанном направлении. Шульц тоже молчал. Он давно привык, что подчиненные вопросов задавать не должны. И хотя Тхи Лан был старше его, если не по званию, так по возрасту, отношения между ними установились как между более опытным наставником и учеником. Шульц не хотел подъезжать в расположение части в открытую на машине. Он хотел проверить караулы и бдительность часовых, а за одно и всю дисциплину.
– Дао, – окликнул он полковника, – вы, на всякий случай, пароли знаете?
– Что? – Тхи Лан удивленно обернулся
– Пароли. Ну, пропуск?
– Зачем? – Тхи Лан явно не понимал, – командир меня знает.
– А часовые? А охрана? Наши иногда без предупреждения стреляют.
– Какие наши? – Тхи Лан опять не понимал.
– Согласно Уставу караульной службы, часовые должны сначала окликнуть. Но во время войны мои солдаты сначала стреляли, а потом спрашивали. Война, что поделаешь!
– Да. Война, – согласился Тхи Лан, – и мы стреляем.
– Будьте аккуратны, чтобы нас не подстрелили.
– А, это, – Тхи Лан спокойно махнул рукой, – нет, не подстрелить никого.
Они широким шагом и, не особо скрываясь, вышли на небольшую прогалину. На прогалине стояло бунгало, крытое соломой. Напротив строения сидело несколько солдат. Их автоматы были без всякого порядка свалены под деревом. Солдаты весело разговаривали, сидя вокруг котелка, висевшего над костерком. Один из солдат что-то помешивал, и всякий раз, помешав, одобрительно хмыкал. Неожиданно у земляного бугра под тем же деревом приподнялась верхушка, и оттуда вылез еще один вьетнамец. Он был без автомата, зато на поясе висела кобура, казавшаяся слишком большой на его узкой талии. Вьетнамец тоже заглянул в котелок и одобрительно хмыкнул.
Шульц внимательно огляделся. За бунгало снова начинались джунгли. Там не было ни одного часового. Все еще не веря в подобную безалаберность, Шульц повернулся к Тхи Лану и прижал палец к губам, приказывая соблюдать тишину. Сам же он, пригибаясь, двинулся в сторону бунгало, ожидая оклика часового. Но часовых не было. Шульц подполз к бамбуковой стене и осторожно приподнялся. Окно открыто. Шульц подтянулся на руках и змеей скользнул внутрь.
Комната была пуста. Вдоль стен стояли стеллажи, забитые папками с бумагами. Придерживая стопку папок, Шульц аккуратно вытащил одну и раскрыл. Там лежали листы, исписанные по-вьетнамски. Шульц потянул еще одну папку. На этот раз ему повезло больше – в ней находились карты и планы местности. Развернув одну из карт, он остановился в недоумении. Перед ним лежал совершенно секретный план размещения воинских частей в окрестностях Виня. Этот документ по самой своей сути не мог лежать в неохраняемом шкафу. Взяв папку, Шульц осторожно подошел к двери, потянул ее на себя, ожидая увидеть часового хотя бы в соседней комнате. Но и там было пусто. Лишь снаружи доносились голоса и веселый смех солдат.
Уже не прячась, открыто топая сапогами по плотному земляному полу, Шульц подошел к наружной двери и мощным пинком ноги распахнул ее настежь. Снаружи раздался вскрик, удар полковника сшиб кого-то с крыльца. Остальные солдаты мгновенно кинулись к оружию. Разъяренный Шульц шагнул наружу и во всю силу своего командного голоса заорал единственное слово, которое знал по-вьетнамски: «Нгием2!». Солдаты-партизаны мгновенно замерли на месте, кто с автоматами в руках, кто еще стоя возле котелка.
– Нгием! – раздалась команда с другой стороны. Полковник Тхи Лан вышел из-за угла. – Тяо как донг ти3!
Солдаты неловко, вразнобой, но уже с глубоким энтузиазмом вытянули руки по швам. При этом часть успела взять автоматы на ремень, часть приставила к ноге. Один солдат вообще оказался спиной к полковнику и замер, глядя на того в пол-оборота.
– Командира ко мне! – распорядился Тхи Лан.
Но в этой команде уже не было никакой нужды. Земля во многих местах зашевелилась, и прямо из нее, из каких-то нор, полезли узкоглазые солдаты в форме Вьетконга. Шульцу показалось, что в считанные секунды безлюдный лес превратился в кипящий муравейник.
– Безобразие, – холодно произнес Шульц, посмотрев, как командир батальона рапортует полковнику. – Форменное безобразие. Где ваши караулы?
Бесплатно
Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно
О проекте
О подписке