– Нет, не только этим. Я люблю вас, Анна, – он огорченно скривил губы. – Ну а вы нет. Это обычная история.

– Но ведь мы знакомы меньше недели.

– И что? Да, я знаю – любовь с первого взгляда невозможна, очень коротка и так далее. А кто это говорит? Люди, которые никогда так не влюблялись. Я не просто верю, что мы завещаны друг другу, я уверен, что наша с вами встреча не первая, и в прошлых жизнях, а не в этой, мы пересекались с вами и были близки. Когда я увидел вас там, на ступеньках, ваш силуэт показался мне таким знакомым и родным, что защемило сердце. Мысль, что я вернулся домой, промелькнула не тогда, когда я вышел на берег Британии, а когда ваши карие глаза оценивающе проскользнули по моей фигуре.

– Но я не верю, что есть еще жизни и, что мы с вами когда-то… нет, это невозможно. Да, объяснить все ваши сны и мои воспоминания я не могу. Скорее всего, это стечение обстоятельств, ирония судьбы, – воскликнула она эмоционально, и опустила голову, рассматривая стол. – Нет, я не верю, – добавила она тихо и как-то заученно.

– Понятно. Вы просто боитесь признаться себе во всем, что с вами происходит. Вы боитесь неизвестного, и проще всего свалить все на случай, – Виктор жестко посмотрел на гостью. – Именно поэтому вы не хотели идти ко мне, но ноги сами вас привели. Так?

– Нет, не…

– Не надо. Признайтесь себе, наконец. Вы сильная девушка, и если решили что-то делать, то непременно делаете. Почему на сей раз произошла осечка? Хотели увидеть меня из любопытства или из жалости к моим чувствам? Если так, то расстанемся раз и навсегда на этом. Мне не нужно, чтобы меня жалели как вашего Жана, я лучше повою от тоски в одиночестве, чем не буду уверен в человеке, которого люблю. Вы уйдете или останетесь?

– Я уйду, – она высокомерно подняла голову, и встала.

– Пойдемте, я вас провожу, – Виктор безучастно посмотрел на нее, и тоже встал. – Мне не нравятся люди, которые лгут, – он хотел вывести ее на эмоции, и ему это удалось.

– Да как вы смеете утверждать, что я лгу! С чего вы взяли такое? Вы можете копаться в моем сердце и в моей голове? Вы, философ! Вы думаете, что умнее всех на свете? – она как взбешенная фурия смотрела на мужчину, забыв про все манеры. Перед Виктором стояла обычная двадцатилетняя девчонка, а не воспитанная молодая леди. Он достиг того, чего хотел. Виктор понимал, что, соблюдая все манеры и условности, он ничего не сможет добиться в отношении девушки; ни разгадать ее чувств, ни помочь ей докопаться до них самой. Когда же люди находятся под действием злобы, все потаенное вырывается наружу, и порой человек находит то, о чем даже не догадывался.

– Нет, но я думаю, что жил на свете дольше вас и видел намного больше. Что скажете, Анна? Вам хочется уйти?

– Нет, – она умерила злобу. – Нет, не хочу. Мне с вами хорошо, – девушка прикрыла лицо руками и глубоко вздохнула.

– Вы просто запутались, – Виктор обнял ее за плечи и прижал к груди. Она не сопротивлялась этому нарушению всех возможных правил этикета. – Анна, Анна… – он вдохнул запах ее волос. – Я могу помочь вам установить за минуту, любите вы меня или ненавидите.

– Вы волшебник? – она подняла голову, с интересом и теплом глядя на него. По одному этому взгляду он понял то, что она скрывала от себя, и о чем он догадывался, но не верил.

– Нет, я мужчина, – он нежно поцеловал девушку. Она сначала дернулась, но сразу затихла, потому что из головы улетучилось все, о чем думала. Остались только он, она и стук сердца в ушах.

Он отстранился от нее и погладил ее волосы.

– Вы так прекрасны…

– Ты… – исправила она его. – Ты, а не вы.

Она сама прижалась к мужчине и заговорила, видимо тоже что-то поняв в себе.

– Ты прав, я просто запуталась и мне проще скинуть все на случай, чем на судьбу.

– Будем с этим бороться, – он заглянул ей в глаза, и хитро улыбнулся. – Ты как хочешь, но до утра я тебя не выпущу отсюда.

– Ну что ж. Я постараюсь извлечь выгоду из этого заточения, – она улыбнулась, и еще сильнее прижалась к нему.

Настало утро, Анна выпила с Виктором чай и засобиралась в гостиницу. Он смотрел на нее, и любовался. Прошедшая без сна ночь ничуть не отразилась на ее внешности, и казалось, что усталость вообще не коснулась нее.

– Ты так внимательно на меня смотришь, – она немного застеснялась.

– Любуюсь. Я серьезно, выходи за меня. За мной ты будешь как за каменной стеной. Я могу переехать в Париж, если тебе не по душе этот дом.

– Ты ради меня оставишь своих близких?

– Не задумываясь. Я здесь никому не нужен, пойми. Я один среди родственников. Здесь никто меня не любит так, как любили два умерших брата и мать. А так… у каждого своя жизнь, и моему приезду обрадовались ничуть не больше, чем обрадовались бы покупке породистого скакуна для Дерби.

– Понятно. Одно я тебе скажу точно – ты уже в моем сердце, а как будет для нас лучше, я придумаю. Мне пора, отдохну немного, – они уже стояли в холле.

– Отдохни. Я тебя вечером опять жду в гости, – от его улыбки растаяло бы сердце даже снежной королевы.

– Ой, каким ты это тоном произнес… – она игриво подмигнула и добавила: – До скорого.

Но встреча состоялась раньше, чем предполагали. Вернувшаяся в гостиницу Анна встретила там слугу отца, Пьера с важным письмом от Гленн. Она писала, что Поль, отец Анны, попал под карету на обледенелой мостовой, и находится в очень тяжелом состоянии. Анна, едва сдерживая слезы, кинулась наверх собирать вещи. По пути на вокзал она заехала к Виктору, моля Бога, чтобы он никуда не ушел. Она не могла не заехать на прощание. Судьба была благосклонна к ней, и хозяин особняка находился дома. Анна как вихрь влетела в холл, ошеломив тем самым манерного дворецкого, и громко позвала Виктора по имени. Он появился через секунду, перепрыгивая через ступеньки, сбегая вниз.

– Что случилось? – от его обычной выдержки не оставалось и следа, только беспокойство и страх на лице. Он понял, что она вот-вот уедет, и забежала попрощаться. Эта мысль пришла интуитивно, и он больше всего на свете боялся потерять Анну.

– Отец. Он очень пострадал. Несчастный случай, – она говорила отрывисто, силясь перевести дыхание от бега.

– Я понял. Тебе необходимо уехать. Я велю запрягать ландо, у меня самые быстрые лошади в Вест-Энде, мигом прибудем в Дувр…

– Не надо, слуга отца уже взял билеты на поезд. Спасибо за беспокойство. Я приехала попрощаться… – она подбежала к нему, и кинулась на шею.

– Анна. Как мне тебя будет не хватать! – он обнял ее, и поцеловал. – Ты же вернешься? Ты же приедешь?

– Конечно. Конечно, приеду. Даже не думай об этом. Может через месяц, но обязательно. Как только отец встанет на ноги, я вернусь.

– Ты выйдешь за меня? Скажи сейчас.

– Выйду. Но не будем об этом, у меня сердце за отца болит, я…

– Да, конечно. Поезжай, я буду ждать. Если надо, то и годы. Только вернись.

– Вернусь, – она заплакала. – Вернусь.

– Мне на ум пришли два слова, откуда они я не знаю, но отчего-то мне кажется важным сказать их. Калье Роса. Тебе это не знакомо?

– Знакомо, – она вздрогнула. – Как будто костер лизнул сейчас мои ноги. Странно… Я напишу. Жди.

– Прощай… – они поцеловались, и девушка выбежала на улицу…

Одинокий старик склонился над столиком в таверне. Перед ним стояла кружка крепкого пряного эля, в тарелке расположился здоровый кусок остывшей бараньей ляжки с овощами, но старик, казалось, не замечал их. Он читал строчки, выцарапанные на деревянной столешнице с помощью штопора. Видимо, писавший тоже страдал и маялся прошлым. «Я открыл много дверей, но лишь за одной мне были рады. Я хочу вернуться туда, но время утекло». Получался какой-то белый стих, так как happiness и loss рифмоваться ни в какую не хотели, но писавшему, судя по почерку, выдававшему крайнюю степень опьянения, было на это плевать. Старик оглянулся по сторонам, и быстро выцарапал лаконичное «Аминь» под строками доморощенного поэта. Потом он глубоко вздохнул и за пару глотков выпил полкружки эля. Время, двери, рады. Эти слова крутились у него в голове, и он готов был подписаться под каждым из них. Так и в его жизни. Он ждал много лет, но она так и не приехала. Не вернулась, хотя обещала. Он не женился, детей ему Господь так и не дал, но его племянники и племянницы обожали старика и одарили его таким количеством внуков, что он не всегда мог вспомнить их по именам. Но это все так, для сердца и души, хотя даже среди этой хохочущей своры он был не до конца счастлив. Говорят, годы излечивают, но это все бред, как понял Виктор Эван Макнэрн. Он любил ее на склоне лет так же, как и тогда, в молодости. Ничего не изменилось. Ровным счетом ничего, только вот боль усилилась. Он много раз еще тогда, давно, хотел сорваться в Париж и увидеться с ней, но понимал, что это ни к чему не приведет. Она, как он понял, вышла замуж за того Жана, и быть может, счастлива с ним. Может, он ошибся, что она сорвется от мужа, влюбившись в кого-то? Она выбрала тихую гавань. Что же, главное, чтобы так было лучше для нее. Видимо, она перегорела. Или страх, все-таки оказался сильнее чувств, если она не вернулась? Кто его знает… Чего теперь гадать и жалеть? Он так и не поехал в Париж. А зачем? Смутить ее? Нет, он этого меньше всего в жизни хотел. Не стоило оно того. Он не испытывал к ней зла или обиды, выбор есть выбор и стоит с ним смириться, тем более ничего не изменишь. Жива ли она? Столько лет прошло.… С этой мыслью он отодвинул недоеденную ляжку, посмотрел на часы-луковицы на серебряной цепочке, и рывком допил эль. Час ночи, пора домой.

Холод декабрьской ночи усиливался ветром из Атлантики, буквально обжигающим лицо. Виктор поежился, и, подойдя к кэбу, хлопнул по плечу замерзшего возницу.

– Джек! Вези меня домой, милый друг. Я устал что-то сегодня.

– Слушаюсь, сэр! – Джек размотал вожжи. Ему подумалось, что дай Бог каждому в восемьдесят пять лет уставать от шатаний по тавернам. – Сэр, а можно один вопрос?

– Конечно, – Виктор был в общении со слугами демократичен, и они знали это. После смерти всех старших братьев и отца, Виктор стал бароном, но ничего не поменялось в нем, и высокомерней от этого он не стал.

– Сэр, ну почему вам милы эти злачные места? Неужели так приятно наблюдать весь этот пьяный сброд?

– Ты знаешь, дружок, мне грубые портовые грузчики во сто крат милее лживых и манерных джентльменов. Первые бьют ножом, а вторые мерзко подтачивают годами, как короеды. В этом и есть разница. Да и я никогда не нарывался на грубости, старость в почете у смельчаков из Ист-Энда. Ко мне прислушиваются, спрашивают совета. Да и я молодею, вспоминая юность, потому, как одиннадцать лет ходил под парусом с такими вот грубиянами.

– А я и не знал, сэр.

– Джек, ты живешь в моем доме двадцать лет, и не знал этого?

– Нет, сэр.

– Так, сейчас мы прибудем и устроимся на кухне. У меня есть добрый тридцатилетний виски. Как ты на это смотришь?

– Ой, сэр. Я за, так намерзся. А вы расскажете мне о море?

– Расскажу. Только живым довези по этой жуткой брусчатке.

– Слушаюсь, сэр, – сказал радостно возница и сбавил ход.

Его слова унес ветер, но Виктор разобрал фразу. Ему было все равно, что делать, лишь бы не спать в горьком одиночестве на холодной кровати, маясь тоской, особенно сильной в ноябре и декабре. А ветер кружил над Темзой, над Вестминстерским аббатством и над Букингемским дворцом, и в его ледяной пасти появились первые хлопья снега. Только ветер знал, что Анна возвращалась-таки к Виктору в Англию, через полтора месяца после их первой встречи, в январе следующего года. Возвращалась без письма, чтобы сделать сюрприз. Но не доплыла. Ла-Манш топил много судов, и морякам знакомо коварство этого пролива. Деревянный парусник разбило в щепы, так никого и не нашли. Если бы она осталась на родине, то была бы жива. А так… судьба. Ветер все знает. Один лишь ветер знает все.

Анна проснулась в слезах. Ей показалось, что она спала целую жизнь, но, если верить часам на стене, прошел всего час. Что это было? Что это был за сон? Она отчетливо помнила каждую деталь, и ей казалось, что если она закроет глаза, то увидит высокую гордую фигуру старика, стоящего в волчьей шубе возле кэба. А запах таверны? До сих пор она чувствует аромат грога и сладкого лука. Сон ли это, раз он настолько живой? Да, несомненно это сон. Но почему тогда сначала она видела все это глазами той девушки, а в конце откуда-то сверху? Тут ее посетила простая мысль: а как иначе, если она умерла в проливе? Ветер, шторм, и предательский скрежет киля о камни, сменяющийся треском ломаемых перекрытий. Это было. Это действительно было. Да нет, не может быть, это всего лишь сон. А незнакомец? Как его там? Виктор? До чего же он интересен ей. Жаль, что такие мужчины встречаются только во сне. Она чувствовала, что влюбилась бы в него, не раздумывая, встреться с ним наяву. Анна закрыла глаза и постепенно остановила бешеный бой сердца и какую-то боль в груди. Что она так распереживалась? Это всего лишь сон. Да, Виктор красив и интересен, она даже сказала бы, что перенесла какие-то чувства из сна в жизнь, но что теперь, с ума сходить? Это приснилось и больше никогда не повторится. А жаль, такие сны бывают раз в жизни. Одно она знает четко: из-за сна терять голову не стоит; отнестись ко всему нужно скептически, и жить дальше. По крайней мере, ей будет приятно вспоминать о сне. Нужно рассказать отцу, такие интересные сны ему уж точно никогда не снились.

Анне очень хотелось поделиться с кем-нибудь своими эмоциями, бьющими через край, и самым подходящим человеком был именно Анатолий Борисович, самый лучший слушатель. Анна выбежала из комнаты и сбежала вниз по ступенькам. Она почти всегда безошибочно могла определить, в какой части дома находится отец, чисто интуитивно, чувствуя его энергетику. Сейчас ноги несли ее на кухню. Она не ошиблась.

– Папа, мне та-а-акое снилось! – она плюхнулась на диван возле отца, который смотрел Лигу Чемпионов по спутнику.

– Мне тоже снится. Зенит Барселону имеет. Представляешь себе? – он повернулся к дочери.

– Не представляю, – она весело улыбнулась и убавила звук на телевизоре. – В записи посмотришь. Сон был как живой…

Воскресный не стал ее перебивать, понимая, что она все равно добьется своего, и футбол ему посмотреть не удастся. Грубо отказывать не хотелось, она обидится в таком случае. Да и никто не мешал ему иногда поддакивать, смотря телевизор, на экране которого теперь беззвучно бегали игроки. Так он думал поначалу, но связный и толковый рассказ дочери заинтересовал мужчину, и уже через пару минут Анатолий, хоть и смотрел на экран, в то же время очень внимательно слушал дочь. Анна знала, что отец может делать не одно дело одновременно, и поэтому не отрывала его от игры и не заставляла пересказать услышанное. Через короткое время матч закончился, и Анатолий повернулся к дочери, внимательно слушая.

– Ну, что скажешь? – спросила Анна, когда закончила свой рассказ.

– Интересно, чертовски интересно. И этот огромный сон вместился в час времени?

– Да.

– Воистину, загадочный мир у Морфея, – Анатолий потер переносицу. – Так ты говоришь, что сон был как воспоминание?

– Ну да. Такой же отчетливый.

– Дай подумать, – он откинулся на спинку. – Вообще есть два варианта – либо это просто красивый сон, либо это действительно было с тобой, но очень давно.

– Я не буду возражать. Мне поначалу и самой так показалось.

– В этой жизни я уже ничему не удивляюсь, – он посмотрел на дочь. – Один мой друг сказал, что мы живем далеко не одну жизнь…. Кто его знает?

– Ага, – она тяжко вздохнула. – Я об этом же подумала.

– И что делать будешь? – отец подкурил сигарету. – Как я посмотрю, твой сон вывел тебя из тоскливого состояния.

– Вывел, не отрицаю. А что делать?.. Да ничего, жить, как и жила. Если это не случайный сон, то судьба напомнит еще о себе; ну, а если это так, мишура, то и думать не стоит. Не искать же, в самом деле, того незнакомца?

– Конечно, нет, – Анатолий ухмыльнулся. – Мне и не приходила такая мысль в голову.

– Я пойду на работу, – неожиданно сменила Анна тон разговора. – Ты говорил, что у дяди Славы есть место в аналитическом отделе?

– Так точно. К нему?

– Да.

– Правильный выбор, – он придвинул к себе пепельницу. – Тебе это пригодится.

– Наверное. Пусть хотя бы жизнь разнообразит… – девушка посмотрела на телефон. – Слушай, мне Вика звонила, приглашала к себе. Я к часу ночи буду.

– Не вопрос, – Анатолий подмигнул. – Может, зятя приведешь?

– Иди ты… – с напускной раздраженностью, но не грубо ответила дочь. – Я так, проветриться.

– Ага, – он улыбнулся. – Давай, давай…

– Ты неисправим.

– Так понятно, старость уж скоро, куда мне…

– Тебе до старости как до Африки на лыжах, – она качнула головой. – Тоже мне, пенсионер… Все, пока. Я возьму твой Бентли? – Она спросила только ради приличия, уже скрываясь за углом кухни.

– Бери, бери… – тихо произнес Анатолий, задумчиво глядя на стену. Он знал, его уже не слышат.