3

Дима пытался определить по голосам, кто это мог быть. А главное: что им нужно? Может быть это розыгрыш. Местные остряки решили “приколоться”. Но кто бы поднялся в такую рань ради сомнительного удовольствия пошутить над ним? Друзей в поселке не было. А враги, если их можно было считать врагами, сидели в СИЗо. Та троица, что в прошлом году угостила его ломом, до сих пор находилась под следствием. Вещественным доказательствам и неопровержимым уликам насмерть противостояла круговая порука Поселка. И, судя по всему, не только Поселка. Каждый раз, когда следствие делало шаг вперед, появлялся новый свидетель, который именно в тот роковой вечер с подследственными прогуливался по Новосибирскому зоопарку или читал “Войну и мир” в Томской городской библиотеке. Поселковые держались друг за друга насмерть. Свои могли быть хорошими или плохими, но всегда оставались своими. И плохой “свой” стоил дороже хорошего “чужого”. А своими Кирилловы здесь так и не стали. К ним относились как второстепенным героям сериала. Знали по имени, помнили в лицо, следили за перипетиями их жизни. Но наличию или отсутствию их в очередной серии никто особого значения не придавал.

Дима подозревал, что, если бы год назад сосед знал, чьи дети разукрасили Диму, он бы не привел его к себе, не вызвал “скорую помощь”. Не потому, что владелец “Запарожца” был злым, подлым или бесчувственным человеком. Нет. Просто в первую очередь он посочувствовал бы тем, кого знал с детства, а уже потом чужому здесь семейству Кирилловых. Тем более, что в компании, напавшей на Диму, сын соседа. И Славка был на сто процентов своим своим человеком.

В духовных отцах и руководителях это бандочки числился некий Шах. В миру – Геннадий Шахов. Четверка приятелей хулиганила с детства. Впрочем, без особой корысти – из чистого спортивного интереса. У троих клички начинались на букву “Ш”, четвертого, за явный сдвиг в сторону физического развития, в ущерб умственному, прозвали “Гиря”. Компанию местные остряки окрестили как “Три Ш с довеском”.

Тени проскользнули в калитку и стали приближаться к светлому пятну у крыльца. Теперь Дима смог сосчитать полуночников. Было их четверо. Двигались они медленно, постоянно сталкиваясь, друг с другом. Еще невозможно было разглядеть лиц, но походка не оставляла сомнений: все четверо крепко “навеселе”. Дима попытался одолеть слабость и добраться до двери. Шанс был. Три ступеньки – секунда времени. Пока эти типы выписывая ногами кренделя и пируэты, пройдут через двор, не только дверь открыть, но и чая напиться можно. Если бы ни проклятый звон в ушах. Если бы ни дистрофическая слабость в каждой мышце.

Не отрывая взгляда от теней, Дима, с трудом поставил правую ногу на ступеньку и потянул следом за ней левую. Она висела тряпкой. Буквально по миллиметрам вползая по перилам, Дима втянул левую ногу на ступеньку. “Шутники” добились больших успехов. Двое из них уже добрались до той части двора, которую освещала лампочка, висевшая над входом. Эту “сладкую” парочку Дима узнал сразу. Местная поселковая шпана. Один, как раз – сын соседа, того, с “Запарожцем”. Славка или, как его звали в Поселке Шварц. Тощий и прыщавый, как и положено тинэйджеру. Второй – битюг “Гиря”. Именно он год назад жонглировал ломом.

“Что называется: со свиданьицем. Что же им в тюрьме-то не сидится?” – Дима попытался разглядеть тех двоих, что еще не добрались до света.

– Не ждал так скоро, е. твою мать? А мы тута. У нас все тип-топ, в натуре. – Гиря ухмылялся добродушно, но полено в его руке не предвещало теплой встречи. Не для печки он это полено прихватил.

– Привет. – Дима еле расслышал сам себя. – Чего вам, ребята?

На освещенный пятачок выплыли еще две тени. Дима понял, что в СИЗо оказались вакантными три места. Все участники прошлогоднего грабежа в полном составе собрались здесь.

– Слышь, Гиря, он спрашивает: “Что нам?” – У соседского сына глаза постоянно закрывались. “Перебрал” он здорово и, если бы не держался за Гирю, давно бы использовал технику перемещения пресмыкающихся: ползком. Но, несмотря на отключенный мозжечок, находился в состоянии героической борьбы: с силой тяжести, с собственным языком, с закрывающимися глазами. “ Столько усилий, только для того, чтобы испортить мне жизнь или, хотя бы физиономию. Поразительное, все-таки, существо – человек”. – Дима, наконец, смог встать на ступеньку обеими ногами. Нужно было попытаться выиграть время. До двери – рукой подать.

– Пацаны, что нам надо? – Гиря обернулся к отставшим любителям ночных приключений. В этот момент Шварц подсел и бугая, под его тяжестью, резко качнуло влево. Похоже, он тоже хорошо “накатил” по случаю досрочного освобождения. Трезвого его и бульдозером с места не сдвинуть.

– Стоять. – Скомандовал Гиря сам себе и четко выполнил установку.

– Что нам надо? А чо с тебя взять, на х…? – “Шах”, Гена Шахов – мозг компании, был, пожалуй, единственным, кого нужно было по-настоящему опасаться. С остальными можно было договориться. Этот выглядел самым трезвым и пришел с конкретной целью: мстить. – Что было ценного, мы уже взяли. Осталась только его паршивая шкура.

– Что, думал: мы сядем? Скорее ты ляжешь, чем мы сядем! Понял, падла! – Подал реплику Вася-Шестерка.

– Да ладно, ребята, чего вы? – В нормальном состоянии Дима бы не стал спешить. По большому счету уронить любого из этих придурков можно было, просто прикоснувшись к ним пальцем. Для этого не требовалось быть “Мистером Вселенной” и абсолютным чемпионом пира по каратэ. Дима ни тем, ни другим и не был. И вообще, в детстве из-за своего небольшого роста он сильно комплексовал. Метр шестьдесят пять для мужика не очень много. Со временем детские комплексы забылись. Сухой и жилистый Димка легко управлялся с тяжеленными болванками стальных заготовок и давно понял, что объем мышц и их сила – далеко не одно и тоже. Но сейчас на свое тело он рассчитывать не мог. Нужно было напрягать мозги А они, к сожалению, тоже трудиться не желали.

– Это кто здесь “ребята”? Это мы “ребята”? Деточки, детский сад. Усю-сю. Сейчас нам дяденька сопельки вытрет, по головке погладит, по конфетке даст, сказочку расскажет и спать уложит. – Шах говорил без усилий, стоял на нога крепко и точно контролировал ситуацию. Он был не просто трезвее остальных. Он был фактически трезв и управлял своими пацанами, как хороший дирижер симфоническим оркестром.

Дима снял с перил правую руку, пытаясь незаметно нащупать в карманах ключ от двери. Рука еще скользила по брючине, а Дима уже понял: сам он дверь открыть не сможет. Связка с ключами осталась в куртке. Звать на помощь соседей бесполезно. Может быть, кто и проснется. Но помогать ему, чужаку против “своих” не станет.

–Мужики, что случилось? – Дима напряженно искал выход. Постучать домой? До двери уже можно дотянуться. Но пока Таня поднимется, пока откроет – в дом войдет уже не он. В дом войдут эти пьяные рожи. Его добьют на крыльце, а Таня с дочкой достанутся этой мрази. И что будет потом – одному Богу известно. Зачем только Дима лишил калитку голоса? Услышав знакомый дикий стон петель, Танюха давно бы уже встречала мужа. А взламывать двери криминальный квартет вряд ли бы стал. Но теперь уже жалеть поздно. – По-моему нам нечего делить.

– Делить? Оказывается, мы не детский сад. – Шах продолжал упражняться в остроумии. – Мы первоклашки. У нас будет урок арифметики. Сначала мы умножим дяденькины синяки, а потом разделим самого дяденьку.

– Ага, денежки мы уже у него вычли. – Вклинился Шестерка. – А курточку я себе прибавил. – Димина куртка ему была маловата: из рукавов торчали манжеты рубашки, молния на груди не сходилась. Подол, на костистом заду Васи-Шестерки, комично оттопыривался. В другое время и в иной обстановке Дима, наверно от души повеселился над этим чучелом. Но сейчас ему было не до смеха.

– Ну, вы сами видите: у меня больше брать нечего. – Дима все же вполз на крыльцо, выпрямился и попытался опереться спиной о входную дверь. “Вдвоем напасть не смогут – лестница слишком узкая, а по одиночке от них можно попробовать отбиться. Во всяком случае, спихнуть с крыльца. Пока я на крыльце, у меня сохраняются шансы на спасение. Если на землю сдернут – растопчут вчетвером. Главное, чтобы, Шах не полез первым. Он почти трезвый: разделается со мной как кутенком.”.

–А мы и не будем брать. Мы сами тебе, харя грязная, чего-нибудь дадим! Мы не жадные, ты не бойся. Все будет тип-топ! – Гиря сбросил с себя вконец раскисшего Шварца и, подбрасывая полено, пошел на Диму.

“Ну все. Поехало. Теперь держись”. – Дима с удивлением заметил, что звон в голове утих, а мышцы во всем теле напряглись: “ Жить-то, человечку, оказывается, хочется”.

Он плотнее прижался спиной к входной двери, готовясь встретить противника ударом.

4

С вечера Таня с трудом уложила дочку. Спать Ленка отказывалась категорически.

–Де па? – Вопрос, на который Таня и сама хотела бы получить ответ. Димка отправился на завод, как обычно к восьми утра и до сих пор не вернулся. Как правило, если он собирался задержать на работе, или “наклевывался” калым, Дима предупреждал об это заранее. Сегодня утром, уходя, сказал, что вернется около пяти.

Таня в тысячу первый раз за вечер посмотрела на старые настенные часики с кукушкой. Усики стрелок на обшарпанном циферблате опустились вниз. Половина пятого утра.

–Так, глядишь, действительно к пяти вернется. – Прошептала Таня. Собственно, можно было не шептать. Это с вечера Ленку уложить сложно, а под утро её из пушки не разбудить. Как в народе говориться: “С вечера – молодёжь, а сутра не найдёшь!”

Глядя на часы, Таня пыталась иронизировать, но в сказанном иронии было не больше, чем вкуса в растворимом кофе. Ирония рождается из злости и обиды. Злиться на мужа Таня вообще не могла, а обида растворилась в беспокойстве еще пару часов назад. В голову лезли всякие дурацкие мысли. Некогда тихий провинциальный городок, за последние несколько лет превратился в довольно “веселое местечко”. Раньше, если случалось убийство или ограбление, так потом подробности этого события обсасывались городской общественностью лет пять. Нынче – событие, если за день ничего не произошло. Так, что поводов для неприятных размышлений хватало.

Прошлой осенью она уже пережила такой же кошмар ожидания. Также слонялась по пустому тихому дому. Также уговаривала себя не глядеть в окно. Также сочиняла фразу, убийственную и резкую, которой должна была встретить Кириллова на пороге. И также, наступившая ночь стерла все, кроме желания увидеть мужа живым, целым и невредимым.

Она ждала и дождалась. Зашел сосед и сообщил: в какой больнице Таня сможет Димку найти. Тогда остаток ночи пришлось провести в коридоре рядом с палатой реанимации. А потом почти неделю в палате, рядом с беспомощным мужем. Хорошо ещё Димкина знакомая в больнице работает: разрешила ухаживать за Кирилловым.

Таня встала, подошла к окну. Прислушалась: за стеклом правила бал предутренняя тишина. Даже собаки не лаяли – спали. Больше всего изматывало бездействие, невозможность что-либо предпринять. Был бы телефон, можно было бы обзвонить знакомых, родню. Потревожить больницу. Хотя о больнице даже думать не хотелось. Но телефоны в поселке редкость. Автомат один – у магазина, но он последние сто пятьдесят лет молчит: хоть жетон в него кидай, хоть на коленях упрашивай.

Отправиться в город на поиски нельзя: Ленку одну дома не бросишь. Проснется ребенок среди ночи в пустом доме, перепугается. Да и куда идти? Где искать? Остается только: сидеть и ждать утра.

Таня с тоской оглядела комнатку. Зашла на кухню. Занять себя было совершенно нечем. Как назло, за два выходных дня, потраченных на стирку, уборку и готовку, она переделала практически всю домашнюю работу. Пыль вытереть и то негде. В доме стерильная чистота. Можно ставить научную аппаратуру и приступать к сверхточным экспериментам. Идеально чисто и абсолютно пусто. Без Кириллова пусто.

Таня вдруг, ни к селу, ни к городу вспомнила: как они с Димой познакомились. В то лето она только защитила диплом. Приехала домой страшно гордая: в семье первый инженер. Точнее бухгалтер-аудитор с высшим образованием. Пять лет жизни в дали от дома. Пять лет большого, грязного и суетного Новосибирска. Мрачное здание НИИЖТа, с вечной тусовкой курящих студентов между тяжеловесными колоннами крыльца. Мамины пирожки на каникулах дома и жареная картошка с пустым чаем весь семестр. Одно слово: общага.

Учеба Тане давалась легко. За пять лет в зачетку “залетели” только две четверки, да и то случайно. Диплом защитила на привычное «отлично». Думала, что с такими “корочками” найти работу дома будет несложно. Бухгалтеров с высшим образованием в городке со ста тысячами населения, можно было по пальцам одной руки пересчитать. Однако все оказалось не так просто. Везде, куда бы она ни приходила, в первую очередь требовался стаж.

Начальство на собеседованиях с интересом разглядывало диплом, с еще большим вниманием изучало ее ноги, а потом следовал сакраментальный вопрос о стаже. Диплом и ноги были, стажа – не было. Некоторые, после этого, просто отказывали. Некоторые, предлагали компенсировать стаж ногами. Этим отказывала Таня.

Надежда Филипповна, Танина мама, сначала рассчитывала пристроить дочку к себе. Она тридцать лет занимала престижную должность секретарши директора проектного института. Единственного подобного учреждения в городе. Но, к моменту Таниного возвращения институт уже давно ничего не проектировал. Штат сокращали. Вакансий в бухгалтерии не было. Так Таня оказалась продавцом в продуктовом магазине. И считалось, что ей повезло. “Сибирские узоры” был самым крупным гастрономом в городе. Городская элита привыкла закупать продукты здесь, а где покупатель с деньгами, там и продавцы не бедствуют.

Как раз в это время подходила к финишу десятилетняя эпопея строительства нового жилого институтского дома. Надежда Филипповна стояла в очереди на улучшение жилищных условий. В переводе с канцелярита, это означало получение трехкомнатной квартиры улучшенной планировки, вместо двухкомнатной “хрущевки”. И здесь Надежду Филипповну надоумили: пусть Таня оформит фиктивный брак. Тогда можно рассчитывать на четырехкомнатную.

Диму Надежда Филипповна нашла сама. Подобрала по признаку “очевидная неровня”. Подразумевалось, что простому работяге с неоконченным средним образованием, по отзывам очень скромному, даже стеснительному, в голову не придет всерьез претендовать на место рядом с такой завидной невестой как Танечка. Дима и не претендовал.

Когда они впервые сели за один стол за чаем обсудить детали предстоящего, исключительно делового мероприятия, Кириллов просто стеснялся посмотреть на Таню. В результате он дал согласие на брак с девушкой, которую, почти не видел. Все это отдавало чем-то гаремно-восточным, только вместо паранджи невесту от жениха скрывала его собственная стеснительность. Таня тоже было страшно неудобно. Мамина идея: использовать постороннего человека для решения сугубо семейных проблем не казалась ей корректной.

Следующее свидание состоялось уже в ЗАГСе. Поскольку фиктивный брак не требовал особой торжественности, невеста была без фаты, в голубом платье, сшитом еще к школьному выпускному вечеру. Жених пришел в строгом черном костюме, белой рубашке, с воротником, перетянутой, галстуком-бабочкой.

Таня на всю жизнь запомнила глаза, какими Кириллов посмотрел на неё во время бракосочетания. Она не считала себя дурнушкой. Если говорить о фигуре, то дорогу на подиуме ей мог перекрыть только маленький рост. Голубые, выразительные глаза, правильные черты лица, длинные золотистые волосы, до замужества не знавшие стрижки. Комплексовала Таня только из-за своих по-младенчески пухлых, вечно розовых щечек. В школе её обзывали “Таня – Суперрумяна”. Когда они обменивались кольцами, Димкина рука с её колечком просто остановилась на полпути. Он глядел в Танины глаза с таким подкупающе-непосредственным восторгом, что она невольно улыбнулась. Он засмущался. И Таня поняла, что фиктивного брака у них не выйдет.

В институте за ней пробовали ухаживать и мальчишки-сокурсники и взрослые мужики. Со сверстниками ей было скучно и, в их среде она скоро стала числиться во “фригидных заучках”. Взрослые ухажеры, как правило, бизнесмены, не слишком хотели тратить время на романтические переживания и умные разговоры. Схема действий: “Привет, кабак, постель” – казалась Тане примитивной и пошлой. Так что, если не считать поцелуев на школьных вечеринках с одноклассниками, её сексуальный опыт к моменту свадьбы от нуля отличался на бесконечно малую величину. И, прежде чем этот опыт появился, они с Кирилловым, уже с отметками о браке паспортах, три недели, каждый вечер бродили по аллеям старого городского парка. Бродили тайком от Таниных родителей.

Димка оказался очень интересным собеседником. Сбежав от школьной скуки в девятом классе, он, тем не менее, с удовольствием и много читал. Прекрасно разбирался и в серьезной литературе, и в фантастике. С удовольствием рассуждал о Кортасаре и Желязны. Но окончательно супруг сразил ее тем, что от заглавия до последней строчки прочитал “Дон Кихота”. Таня бралась за знаменитый роман Сервантеса трижды. Но её терпения хватало только на первую главу.