«Видишь ли, Сигей, в прошлой жизни я был колдуном. Практиковал магию смерти. Основным источником знаний для меня тогда являлась поглощенная мной память других магов и колдунов. За полтора десятка лет в моем разуме объединилась память всех колдунов Гор Смерти и еще пары десятков магов других направлений. Я научился отделять свои воспоминания от чужих. А ты на это не способен. Наш принц был психически нездоров. Он таким родился. Да и прочие мужчины этого мира смотрят на жизнь иначе, чем мы с тобой. Остатки личности принца, что все еще обитают в нашей общей голове, не оказывают на меня никакого влияния. Но я не хочу, чтобы у личности, которая управляет моим нынешним телом, появились привычки принца Нарцисса».

«Ясно. А ты, правда, был… этим, колдуном смерти?» – спросил я. О магии смерти я имел очень слабое представление: архимаг Северик этим направлением не интересовался.

«Да. На закате своей жизни я стал очень плохим человеком. А может, и не был уже человеком. Жители стран, которые захватила моя армия, называли меня Злым Колдуном. И они были правы. Когда-нибудь я расскажу о себе подробнее. Но сейчас у нас нет на это времени. Нам с тобой нужно решить, что и как мы будем делать дальше. Долго ты не сможешь валяться в постели с закрытыми глазами. Скоро тебя попытаются привести в чувство. Дай-ка я попытаюсь объяснить тебе, как именно ты должен себя вести, чтобы не выбиваться из привычного для местных образа принца».

* * *

– Мне надоело кататься, – сказал я. – Хочу домой.

Из моего рта потекла заранее заготовленная порция слюны.

Я решил, что поведение предыдущего владельца моего тела, очень напоминает смесь маленького ребенка и карикатурной блондинки. Вот такому образу я теперь и старался соответствовать.

Жасмин извлек на свет большой отделанный кружевами платок и отработанными до автоматизма движениями вытер мне губы.

– Потерпите, принц, – сказал он. – Через час мы приедем в Залесск. Я сразу попрошу, чтобы сварили вашу любимую кашу.

Жасмин единственный, с кем я регулярно общаюсь в этом мире (если не считать Ордоша, конечно). Остальных, даже ту, которая теперь считается моей матерью, я видел считанные разы.

В последние недели я кажусь себе похожим на голубя: живу высоко, многие на меня поглядывают издалека, но никто не интересуется, чем именно я занимаюсь, и не заглядывает в мою голубятню.

Меня не пригласили даже на мою собственную свадьбу.

Да, я впервые за сто двадцать лет женился. На дочери герцогини Залесской.

У меня теперь есть жена. Точнее, это я у нее есть.

Семьи здесь чаще всего состоят только из женщин. Мужчин в семью включают редко: они нужны лишь для оплодотворения и для династических браков, когда нужно «сохранить породу». Вот я и предназначен для «породы». Правящие династии королевства Уралии и Великого Герцогства Залесского породнились. И моего согласия на эту свадьбу никто не спросил.

Моя жена пока не имеет супруги. Как я понял из чужих разговоров, что случайно подслушал, она еще младше меня (а принцу Нарциссу на момент смерти исполнилось всего девятнадцать лет: по местным меркам он еще ребенок). И радости от того, что получила в моем лице мужа, еще до того, как обрела любимую супругу, она не испытывает.

Мою жену все именовали графиней… хм, не Залесской. Не помню точно ни ее имени, ни названия графства. Да, и не важно. Если понадобится: спрошу у Ордоша, он ничего не забывает. Но почему графиня? Впрочем, и это не важно. Главное: у меня скоро будет новая голубятня. Именно туда меня и везут. К жене, которую я ни разу не видел. Похоже, и в этом мире мне предстоит безвылазно обитать в башне.

«А пообедать было бы неплохо, – сказал Ордош. – Я изучаю записанный в твоей памяти трактат „О влиянии времени суток на магические плетения“. Но меня отвлекает урчание нашего живота. Ты бы выпросил у этого толстяка конфету или, хотя бы, кусок хлеба».

«Я уже так наелся помады, что меня тошнит», – сказал я.

«Вот и заешь ее чем-нибудь, дубина! Или я начну тебе читать этот трактат вслух».

«Ладно. Не ругайся. Попробую».

– Хочу кашу, – сказал я. – Сейчас!

И топнул ногой.

Словно отреагировав на мои слова, карета стала снижать скорость. Жасмин тоже заметил это и удивленно приподнял брови. Громкое фырканье лошадей.

Колеса в последний раз скрипнули, карета остановилась.

И я, и Жасмин с интересом прислушивались к громким голосам сопровождавших нас женщин.

А потом что-то теплое коснулось моего живота в районе солнечного сплетения: там, где я три дня назад осколком стекла вырезал на собственном теле изобилующий непонятными завитушками рисунок.

«Великолепно! – сказал Ордош. – Твое художество оказалось небесполезным. Пусть и плохо, но оно действует. Почувствовал? Неподалеку от нас кто-то умер. Наконец-то. Поздравляю. У нас с тобой теперь есть магия».

* * *

В первый же день пребывания в этом мире Ордош объяснил мне, что, подобно принцу Нарциссу, умереть от воздействия магической энергии я могу в любой момент.

«Но есть выход из этой ситуации», – сказал колдун.

«Какой?» – спросил я.

«Нам нужно обзавестись собственной магией».

«Ты же говорил, что мужчины здесь магии не имеют».

«Не имеют. Но, в теории, иметь могут. Это похоже на ситуацию с молочными железами: у мужчин они тоже есть, но неразвиты. Так и с магией. Хранилище для нее существует, хоть и в зачаточном состоянии. Но магическую энергию организм мужчины не вырабатывает».

«И что это значит?»

«А то, что если этот крохотный резервуар для маны, что имеет наше тело, наполнить извне, мы сможем защититься от пагубного влияния чужой магии».

«Ты уверен?»

«Вполне. Именно полное отсутствие магической энергии в теле мужчины приводит к таким плачевным результатам при столкновении с магией. В моем мире мана пусть и в мизерных количествах, но имеется даже у немагов. Здесь же – какая-то странная аномалия».

«И как нам этот резервуар наполнить? Это возможно?»

«Конечно, дубина! А иначе стал бы я обо всем этом говорить?! Способ существует. Очень простой. Называется: „Руна притяжения жизни“. Я использовал ее раньше. Ее нужно нанести на тело. Могу поделиться с тобой воспоминанием о том, как она выглядит».

«Так в чем проблема? – сказал я. – Давай нарисуем!»

«Проблема в том, чтобы воспроизвести ее в точности: любые, даже незаметные глазу дефекты могут сказаться на ее работоспособности. Обычно руну наносят на кожу при помощи магии. Но такой способ нам недоступен».

«Ерунда, – сказал я. – Если ты мне ее покажешь, то я начерчу ее в два счета. За прошедшие сто лет я скопировал для Северика столько рисунков, что стал настоящим профессионалом. Давай-ка не будем откладывать это дело в долгий ящик. Совсем не хочется покинуть новый мир, так ничего в нем толком не увидев».

За дело я принялся в тот же день.

Но лишь через две недели Ордош одобрил очередной вариант.

«Что ж, эта может сработать», – сказал он, разглядывая нашими общими глазами в зеркале отражение рисунка на нашем общем животе.

А я смотрел на свое новое тело. Я теперь был высоким узкоплечим юнцом с надутым, похожим на мяч животом и тонкими конечностями с полностью атрофировавшимися мышцами. Не вызывали отвращение только каштановые кудряшки на голове и лицо: широко открытые карие глаза, длинные ресницы, острые скулы и пухлые губы.

«Разбей стакан и обведи рисунок осколком стекла, – велел Ордош. – Так он точно в ближайшие дни не сотрется».

Я покорно выполнил его инструкцию.

«И что теперь?»

Я промокнул полотенцем вытекающую из порезов на животе кровь.

«Теперь осталось лишь кого-нибудь убить».

«Что сделать?» – спросил я.

«Убить, дубина! – сказал Ордош. – Нам нужно, чтобы рядом с нами кто-то умер».

«Зачем?»

«Чтобы получить высвободившуюся при этом энергию. Неужели непонятно? Наша руна из арсенала магов смерти. Предлагаю придушить этого мерзкого типа, что постоянно околачивается рядом с нами».

«Жасмина? Не буду я никого убивать!» – сказал я.

«Позволь мне узнать, почему?»

«Я не убийца! Вот почему!»

«Ты тупица, – сказал Ордош. – Что ж, очень жаль. Тогда придется ждать, когда поблизости от нас кто-нибудь сам свернет себе шею. Надеюсь, мы доживем до этого момента. В твоей памяти, друг мой, еще столько интересных трактатов… не хотелось бы упустить возможность изучить их все».

* * *

Я смотрел на зашторенное окно, из-за которого доносились хлопки, звон железа, топот копыт, ржание лошадей, обрывки фраз и крики. Мелькали фигуры пеших и всадников. Карета вздрагивала: похоже, запряженные в нее лошади остались без присмотра и пугливо шарахались из стороны в сторону.

– Что происходит? – сказал Жасмин.

Я не ответил. Не только потому, что ответ на этот вопрос противоречил моему образу, но и потому, что сам пока ничего не понимал. Я сжал в руке сложенный веер, точно намереваясь использовать его в качестве оружия, пальцем отодвинул край шторы, выглянул наружу.

«На нас напали, дубина, – сказал Ордош. – Осталось только понять, кто побеждает, и что напавшим нужно. С нами ехало тридцать три человека. Я почувствовал уже около тридцати смертей. Даже с помощью твоей корявой руны мы заполнили четверть своего резервуара маны».

Напротив окна я увидел белого коня и ту самую женщину-офицера, что улыбалась мне еще несколько минут назад. Женщина лежала на земле, неуклюже подобрав под себя ноги, в руке сжимала массивную пародию на пистолет. Глаза ее смотрели в небо, мундир на груди пропитан кровью. Конь нерешительно переминался с ноги на ногу, заглядывал хозяйке в лицо.

– Что же это?

Мой воспитатель продолжал причитать и оглядываться по сторонам, словно сквозь стены кареты надеялся рассмотреть источники доносящихся со всех сторон пугающих звуков. Его губы дрожали, по щекам текли слезы, оставляя на покрытом толстым слоем косметики лице извилистые дорожки.

Выцарапанная на животе руна продолжала подсчитывать оборвавшиеся чужие жизни.

Мое сердце испуганно колотилось, лоб и ладони вспотели.

И только голос Ордоша оставался спокойным.

«Нас пытаются захватить?» – спросил он.

Волна тепла погладила мою кожу, заставив волоски на теле вздыбиться.

Снова напомнила о себе руна. Я прижал к ней ладонь. И услышал голос Ордоша: «Не пытаются. Всего лишь хотят убить».

«Что это было?» – спросил я.

«Магия, дубина. Кто-то шарахнул по карете сырой магией. Случись это несколькими минутами раньше, и с нами было бы то же, что с этим разукрашенным толстяком. Мы очень вовремя заполучили собственные запасы энергии».

Я посмотрел на воспитателя.

Тот больше ни о чем не спрашивал и не вертел головой. Я не заметил, когда Жасмин повалился на диван. Сейчас он лежал на боку, прижавшись к бархатистой поверхности сиденья щекой, не шевелился. Его красные из-за лопнувших сосудов глаза широко раскрыты, из приоткрытого рта и ушей текут струйки крови.

«Он?..»

«Отбегался, – сказал Ордош. – Чувствуешь запах? Опорожнил кишечник, зараза. Будем теперь наслаждаться ароматом! А ведь и выкинуть его наружу сейчас нельзя! Не повезло нам».

«Выкинуть?»

Я заворожено смотрел на залитые кровью глаза Жасмина. Почувствовал подступающую тошноту. До сегодняшнего дня я не видел мертвецов. За все прожитые сто двадцать лет – ни разу!

«Чтобы не вонял, – сказал Ордош. – Но придется потерпеть. Нельзя привлекать внимание. Пусть думают, что принц тоже умер. И… ты что, блевать вздумал, дубина?!»

«Нет, я… сейчас пройдет».

Я раскрыл веер и помахал им, обдувая себя воздухом.

Продолжал разглядывать Жасмина.

«Измажь его кровью свое лицо!» – скомандовал Ордош.

«Зачем?»

«Делай, дубина! Сейчас не время спорить!»

Его крик заставил меня вздрогнуть. И отогнал тошноту.

«Я ннне хочу!»

«Чего ты не хочешь?! Жить не хочешь?! Быстро делай, что я говорю! Немедленно! Ты должен выглядеть таким же красавцем, как и этот толстобрюхий. Если через пять секунд не будешь похож на покойника, то ты им, дубина, станешь! Шевелись!!!»

Я наклонился и макнул ладонь в лужу, что образовалась на диване около лица Жасмина. Перчатка на моей руке, еще секунду назад белоснежная, сменила цвет.

«Лицо!»

Я провел влажной перчаткой по лбу, носу, щеке. А потом мое тело вдруг обмякло. Я повалился на пол кареты, ударившись головой о мягкое сидение дивана.

Мелькнула мысль о том, что я потерял сознание.

Но почему тогда продолжаю видеть украшенную бисером туфлю Жасмина?

Я попробовал сдвинуться с места, но не смог.

«Лежи спокойно», – сказал Ордош.

«Я не могу пошевелиться!»

«Конечно, не можешь. Я парализовал наше тело заклинанием».

«Что ты сделал? Зачем?»

«Сейчас поймешь, дубина. Если останемся живы, не забудь поблагодарить меня за это».

Я хотел ответить ему ругательством, но не успел. Кто-то резко распахнул дверь кареты. Того, кто это сделал я не видел: обзор мне загораживала нарядная туфля. Услышал фразу на незнакомом языке. А потом мою голень пронзила боль.

И я закричал; мысленно, потому что мое горло не могло сейчас издавать звуки.

«Что это?!»

«Терпи, дубина. Мне так же больно, как и тебе».

Снова короткое предложение из непонятных слов. Краем глаза я заметил движение, почувствовал, как с меня снимают украшения: цепочку, кольца, последовала новая вспышка боли, когда сорвали серьги.

Примерно минуту я продолжал слышать неразборчивые голоса и шорохи. А потом наступила тишина, которую изредка нарушало лишь фырканье лошадей.

«Похоже, все», – сказал Ордош.

«Что, все?»

«Ушли. Нам повезло».

«Повезло? – возмутился я. – Ничего себе везение! Жасмина убили! Нам проткнули ногу и порвали уши!»

«Я и говорю: повезло. Наше тело удачно упало. Тот, кто проверял, живы мы или нет, поленился и вонзил нам нож всего лишь в голень. А должен был – в сердце. Хотя… живой человек и укол в ногу не перенес бы так спокойно, как мы».

«И что теперь делать?»

«Ждать. Мы не сможем двигаться еще минуты три. А пока…».

По животу пробежали мурашки. И еще раз.

«Что это было?» – спросил я.

«Убрал с живота твои художества. И нанес на кожу нормальную руну».

«Лучше бы ногу залечил. Больно».

«Руна важнее, дубина, – сказал Ордош. – Сейчас испробуем ее».

Знакомое теплое прикосновение.

«Кто-то опять умер?»

«Совсем другое дело! – сказал колдун. – Всего одной жизни хватает, чтобы заполнить наш резервуар полностью! Теперь можно и подлечиться».

Боль в ноге исчезла.

«Ты используешь магию? А почему я не чувствую… этот, как его, источник? – спросил я. – Я могу создавать заклинания?»

«Нет, Сигей, – сказал Ордош. – Похоже, мы с тобой теперь будем дополнять друг друга. Ты у нас заведуешь телом. А магия досталась только мне».

«Почему?»

«Вопрос не по адресу. Думаю, это не смогут тебе объяснить даже те криворукие, кто запихнул нас двоих в одно тело. Придется нам с тобой приспосабливаться друг к другу».

«Это как?»

«Чего ты ждешь от новой жизни? Чем хочешь заниматься? Что тебе может доставить удовольствие?»

«Не знаю. Сотню лет просидел взаперти, – сказал я. – Наверное, хочу каких-нибудь приключений. А ты?»

«А мне приключений хватило еще в прошлой жизни. С удовольствием сидел бы теперь в башне и читал книги».

«В моей памяти ты найдешь их предостаточно».

«Я это уже понял, – сказал колдун. – И даже приступил к их прочтению. В ближайшие годы буду присутствовать в твоей голове, но заниматься своими делами. Постараюсь не препятствовать твоим развлечениям. Но, если ты не хочешь снова оказаться запертым в башню, тебе нужно срочно убираться из кареты».

«Почему?»

«Дорога, по которой мы ехали, оживленная. Очень скоро появятся желающие тебе помочь: вытереть сопли и отправить к женушке. А там тебя снова ждет удобная собачья конура. Пожалуй, мы не станем дожидаться, когда действие моего заклинания закончится само. Сейчас я его сниму. Но запомни, дубина, ты в этом мире никто. И прав у тебя не больше, чем у комнатной собачонки. Ни одна живая душа не будет воспринимать тебя всерьез, пока ты не докажешь, что достоин этого».