Тон Шторм поприветствовал руководителя отдела института Хронологии и вошёл в уже привычную комнату. Сеанс должен был состояться ещё неделю назад, но у Тона не имелось возможности привести текущие дела в состояние, в котором их можно оставить на пару дней и переключить собственные мысли на другие объекты. Тон уже имел огромный опыт погружений в предыдущие реинкарнации от первого лица, и предстоящее намечалось в эпоху не самую страшную, но противоречивую. Вместе с Росом Светлом и Честом Ореном они были на передовой в исследованиях по обнаружению и изучению промежутка лет, в которые произошёл последний «эволюционный скачок» человечества, превративший хомо сапиенс в хомо континьюс.
Как обнаружилось позже, все трое ещё были и однокурсниками в 80-е годы 20 века. Погружение редко показывало непрерывные события из жизни в те далёкие времена. Чаще оно складывалось из фрагментов, и закономерность пока не поддавалась объяснению. Вполне возможно, что для 150-летнего Тона Шторма его давняя жизнь может быть «пролистана» за пару сеансов. Особых волнений те относительно «бескровные» годы не вызывали, но готовым нужно было быть ко всему.
Кресло трансформировало положение, автоматически подключились датчики, и Тон Шторм уснул.
***
Мало кому известный посёлок Лехтуси над Ленинградом имел одну достопримечательность. Каждый июль сюда съезжались грузовики с абитурой. Располагавшийся здесь военный лагерь был вотчиной Военно-Космической Академии имени Можайского – дорогой в космос для многих, жаждущих связать с ним жизнь. Встретивший брянскую абитуру на Московском вокзале крытый армейский газон уверенно отматывал километры на север. Проехали посёлок, поворот, через КПП, остановка. Команда «К машине», армия… Ну, почти.
Этим летом повезло с погодой. Севернее Ленинграда ясные солнечные дни и тёплые ночи даже в июле – явление, которое к концу столетия становилось всё более редким. Тут ещё и Ладога рядом. С час ожидания на КПП, пришли ещё две машины. Наконец всех построили и таким жалким подобием будущего подразделения повели в палаточный лагерь. Мимо озера и административных зданий за деревьями. Через километр свернули вправо, и дорога стала подниматься в холм.
«Живописно, как в Брянске, – мелькнула мысль. – Только вот такого холма у меня не было». Андрюха ещё не представлял, какие “интимные” взаимоотношения с данным живописным холмом, в том числе и по ночам, ему и вверенному ему маленькому подразделению предстоят. Но пока всё происходило на душевном подъёме. Ноги перемещали его к интересному, большому, военному и научному впереди – «четыре в одном» представлялось очень заманчиво.
«Интересному» – что может быть перспективнее? После детства в бензине и запчастях от моторов, а потом с паяльником и ценностями большими чем золото – радиодеталями, и раздобытыми на цветметовской свалке радиаторами для транзисторов.
«Большому» – что может быть больше космоса? Усилиями всех учителей и хворостиной батьки Андрюхе не удалось привить любовь к чтению книг. Но вот одну он прочёл шесть раз. Потому, как только она была про космос. Это была «Северная корона» Георгия Реймерса. О «Туманности Андромеды» Ивана Ефремова он мечтал всю юность, но так и не смог достать её. Потом, в эпоху наступившего Голливуда, снималось много всякой фигни на космическую тему. Фэнтези Андрюха не переваривал. Только научная фантастика про космос могла зажечь глаза сиянием предчувствия реально интересного. Но в большинстве случаев гасилось это сияние разочарованием после просмотра.
«Военному» – что может быть круче? «Вам, гражданским, не понять!» Принадлежность к истинной элите общества! Всё самое правильное, порядочное и престижное в советском обществе ассоциировалось с армией. Андрюхе были абсолютно непонятны какие-то разговоры обывателей про размеры офицерского жалования и полную обеспеченность. Для него это была прежде всего дорога в престиж и романтику. Ещё были 80-е. И продажный дух последующих десятилетий абсолютно не ощущался.
Ну и, наконец, «Научное» – для молодого человека коммунистической эпохи и идеологий звучало как «Божественное». Вот в такое суперкрутое место, вернее, к воротам в него, сейчас и несли ноги Андрюху в жалкой пародии на строй из недоделанных гражданских.
Первое, что должен узнать новобранец по прибытии в расположение, – где находится место построения. Списки палаток по каким-то неведомым принципам были подготовлены заранее, а вот старших палаток назначать собирались позже. Этим и занялись после представления курсовых офицеров, и именно курсовые офицеры этим и занялись. Почему-то командир первой палатки был назначен сразу. «Наверное, приехал раньше всех», – подумал Андрюха. Да и по темпераменту и по активности этот Денис выделялся среди других. Но неприязнь на подсознательном уровне заскребла Андрюхино нутро нехорошим предчувствием и предостерегающе напоминала о правиле не трогать что воняет. «Это предрассудки, – подумал Андрюха. – Не могут быть плохие командиры в армии!».
Курсовой капитан понравился сразу. Без закидонов, но строгий. Основное же командование палаточным лагерем осуществлялось сержантским составом, чья роль была возложена на курсантов старших курсов Можайки. Проанализировав представителей своей четвёртой палатки, Андрюха прикинул, кто будет их старшим. Выбор остановился на наиболее инициативном. Его звали также – Андрюхой. Но, имея фамилию Похильчук, абсолютно немыслимо надеяться, что ты не будешь всю жизнь и везде именоваться Чуком. Казалось, Чук всеми силами старался совместить в себе две вещи: природное раздолбайство и рвение проныры. Но как Андрюха позже ни старался злиться на Чука, ну, например, за то, что вследствие именно Чукового природного раздолбайства не проходило и ночи, когда четвёртая палатка должна была в наказание таскать вёдра с водой на холм, изначально понравившийся Андрюхе, это ему так ни разу и не удалось. Злиться на Чука было бесполезно. Равносильно было злиться на тёплый майский дождь, который, зараза, пошёл ровно после того, как помыл машину. Более того! Чук был именно тем человеком, с которым Андрюхе пришлось провести – без утрирования – от первого до последнего дня в Армии. Но Чука не назначили командиром. Назначили Андрюху. Может, из-за того, что он был на год старше других, может, по другим причинам.
После выдачи новому личному составу полного набора инструкции всех распустили обживать палатки. Начались первые лишения, связанные с суровостью псевдоармейской жизни. Личное время ещё существовало, пока дорабатывались детали плана экзаменов, и его ещё не переименовали в «лишнее». Но палатки уже были прообразом казармы со всеми вытекающими последствиями. Сами они были размечены и поставлены «под линейку», внутри и снаружи требовался идеальный порядок, и никакого лежания в них днём не допускалось. Подготовка к экзаменам, как и сами экзамены, осуществлялась в деревянных учебных корпусах или на улице. Отводилось также время и на физическую самоподготовку, и этот момент был больным для Андрюхи.
Ещё полгода назад он не собирался идти в военное училище. А за год до этого состоялась эпопея с попытоками затыкания в московский вуз. В какой именно, особо не было разницы, главное – в Московский. И это абсолютно противоречило Андрюхиным планам на жизнь. Друг Вова, который в школе учился на класс старше, приобщил его к паяльнику и радиоэлектронике, и с которым они успели пару лет позарабатывать, проводя дискотеки, уехал и поступил в Ленинградский Политех. Туда же без тени сомнений навострил лыжи и Андрюха. Он даже съездил в Ленинград на праздники 7 ноября, где познакомился с будущим его вузом, сходил с Вовой ночью на Финский залив выкурить сигарету и благополучно провёл её остаток в подъезде Васильевского острова, обнаружив мосты разведёнными.
Когда через год пришло время ехать поступать, Андрюхе открылись обстоятельства непреодолимой силы. Напуганные компанией Вовы и возвращениями с дискотек под утро родители Андрюхи были в полной решимости вытащить его из-под дурного влияния. Наверно, это решение созрело ещё в ночи ожидания, которые родители часто проводили на остановке троллейбуса. Старшая сестра Андрюхи к тому времени уже закончила факультет «Т» в МИФИ. Со временем, когда у Андрюхи начали расти мозги, он с сожалением понял, что она закончила именно его вуз и факультет. Пока же в его планы по жизни МИФИ никак не входил. Но давление со всех сторон было огромным, и был применён такой трюк: экзамены в МИФИ, МФТИ, МГУ начинались в июле, а не в августе, дабы дать отсеянным шанс с полученными балами пройти в другие вузы или пробовать поступать заново. На этом ход конём в плане спутывания Андрюхи и был построен. Удалось уговорить его поехать пробовать поступить в МИФИ, а если нет – сразу пусть валит в Питер.
Добросовестно сходив на все экзамены и даже получив пятёрку по любимой физике, Андрюха предъявил недостающие проходные балы сестре и родителям и намылился в “Северную столицу”. Но не тут-то было. Сестра заявила, что если он сделает это, то он ей не брат, так как мать не переживёт, а родители напрочь отказались финансировать данное мероприятие. В результате Андрюха был загнан поступать в Московский энергетический институт и поселён на 16-м этаже общаги в одной комнате с третьекурсниками. До сих пор непонятно, какой идиот мог это устроить. Подготовка к экзаменам сменилась сначала понемногу, а потом и совсем «расписыванием пули» со старшекурсниками. Поддавшись магии преферанса, Андрюха проиграл 80 рублей – целое состояние по тем временам – и вынужден был все оставшиеся ночи отыгрываться. Последний экзамен совсем проспали.
Вернувшись с позором домой, абсолютно неожиданно упёрся в довольно насущный вопрос: «что дальше?» Статус неудачника и позора для семьи, с такой умной старшей сестрой, однозначно объявил, что покоя не будет. Да и самому хотелось провалиться сквозь землю. Стало вдруг абсолютно ясно: с раздолбайством должно быть покончено.
Путь родственников-неудачников проходил через завод «Литий», куда Андрюхин батя всех благополучно определял. К счастью, там был и радиоцех, где изготавливали стенды для проверки основной продукции завода – чёрно-белых кинескопов. Уверенно пройдя путь по квалификационной лестнице, научившись вытворять чудеса с дрелью и отвёрткой, получив высший четвёртый разряд слесаря-сборщика радиоаппаратуры, а параллельно и права тракториста, Андрюха не переставал уделять большинство свободного времени плану поступления в вуз на следующий год. Заставлять его уже абсолютно не требовалось. Вся вступительная программа по математике, физике и английскому была разобрана до мелочей и выучена. Проблемы с русским и правописанием так и остались в стороне. Ну не мог Андрюха тупо заучивать то, в чём не было логики. Ему так за всю жизнь и не удалось понять, в чём разница между «каровой» и «коровой», – ведь это один зверь!
Уверенно осваивая экзаменационный и производственный материал, Андрюха всё ещё и не думал про военное училище. При всём этом жизнь стала менее подвижной, в большинстве времени за учебниками и сидя на рабочем месте. Вес основательно подрос, а мотание по округе, кроме проведения редких дискотек в какой-нибудь деревне, практически отсутствовало. И факт определённой физической деградации был налицо. И получилось так, что Вова был в Ленинграде, других буйных забрали в армию, а у Андрюхи ещё был год, так как в школу его определили с 6-ти. Тут-то и нарисовался в отпуск другой старый приятель – Сёма. В курсантской форме, эйфории от отпуска и полный повествований о крутости офицерской жизни и перспективах достойного будущего. И после пары недель рассказов и убеждений в том, что гражданские – это неполноценные люди, у Андрюхи в голове поселилась мысль, которую долго думать времени уже не было. Радиоэлектронику и науку он не хотел бросать, но почему бы ещё не стать и военным? И не просто военным, а космическим военным? Ведь есть же Можайка! Более того, мысль эта очень понравилась Андрюхиным родителям, сестре и бывшей классной руководительнице. Отдать склонного к попаданию под чужое влияние Андрюху в военное училище было озарением.
После уезда Сёмы Андрюхе предоставили возможность поговорить ещё и с реальным офицером – подопечным классной из предыдущего выпуска. Ещё более воодушевлённый рассказами о проживании фактически в огромной семье, в которую неминуемо превращается курс после лет, проведённых в казарме, лишениях и очень интересных мероприятиях, Андрюха собрал документы, прибыл в феврале в военкомат, прошёл медкомиссию и был зарегистрирован в кандидаты в абитуриенты. Но вот на навёрстывании физической подготовки как-то никто не заострил внимание. Поначалу Андрюха пытался бегать и заниматься, но потом решил для себя: «вот поступлю – и приложу все усилия, чтобы стать человеком в физическом плане». И он оказался не прав.
Скидок на будущие успехи в ликвидации деградации в физической подготовке не делалось. И чтобы сдать нормативы за месяц абитуры, Андрюхе пришлось бегать уже не по горизонтальному лесу около дома, а реально сдыхать на подъёмах в холмы, самым противным из которых и был тот, который изначально понравился. В конце концов ему удалось показать, что он не безнадёжный и не рахит, и есть реальные результаты, пусть не позволяющие выдавать нормативы на хорошо и отлично, но демонстрирующие потенциал.
Со сдачей экзаменов было проще. Физика, математика и английский были сданы играючи на пятёрки, русский – на трояк, и после прохождения психологических тестов Андрюхе дали понять, что он один из главных кандидатов в курсанты.
Но, кроме проблем с физподготовкой, вырисовывалась ещё одна, а из которой – и ещё одна. И этими проблемами были дисциплина в палатке и «залёт» на плацу во время смотра.
Белые ночи не располагали ещё не напрочь замученную молодёжь ко сну. И, хотя в палатке ночью можно было читать, ни у кого такового желания не возникало. Но у Чука часто возникало желание покурить или похохмить. И не проходило и ночи, когда палатку не поднимали и не заставляли таскать часами воду в вёдрах на холм. И нельзя было сказать, что это доставляло удовольствие. Ругаться с Чуком было бесполезно. Да и самому иногда хотелось почудить, за что страдала вся палатка. Но усталость и раздражение нарастали. И всё бы не так страшно, но нарастали усталость и раздражение и в первой палатке, в которой энергия не падала на ноль в результате трудного дня, как и в четвёртой. В конце концов сержанты в случае ночного шума уже не обращали внимания на спавшие другие палатки, кроме первой и четвёртой. И их, хоть и не умышленно, но начали стравливать.
И вот в одну из ночей, подняв обе палатки, но не имея чёткой информации, в которой произошло очередное нарушение дисциплины, сержанты стали это выяснять. И ещё не сплочённый курс, а зелёная абитура стала сначала понемногу, а потом и более явно кивать друг на друга. И привело это к тому, что старшие палаток сцепились. До неуставщины это не дошло. Но, если ранее старшие просто недолюбливали друг друга, то теперь возненавидели. Особых претензий у Андрюхи к Денису и не было. Просто не нравилась его инициативная активность и амбиции быть самым главным. Это потом мы называли таких «рубанками». Но здесь дело было не в желании «рубиться», т. е. выслуживаться, а в другом. И об этом Андрюха пока не догадывался.
Денису были известны успехи Андрюхи по результатам экзаменов, и ему стал не давать покоя Андрюхин статус, как уже получившего авторитет и некие перспективы. Сам же Денис сдавал на тройки. И, если ранее этот факт его явно не беспокоил, то после обнародования Андрюхиных успехов стал бесить. Они продолжали перепалки. Взаимная ненависть возрастала.
После завершения экзаменов для всех кандидатов устроили первую пародию на строевой смотр. Всех построили на площадке у ангара, приехал генерал и цинично стал обходить строй. Безмозглость Андрюхи при этом не заставила его сбрить усы. Может кто и подсказывал, но, наверное, плохую шутку сыграла самоуверенность, которая подводила многих и во все времена, и очень близко к заветному финишу и победе. Андрюху «взяли на карандаш».
Последующая пара дней до мандатной комиссии прошла очень нервозно. И вот настал этот день. Андрюху вызвали на мандатную комиссию и поздравили с поступлением в ряды курсантов самого престижного военного вуза страны. Солнце сияло сильнее обычного, трава зеленела ярче обычного. Редкое удовлетворение и покой – дело сделано! Он уже не неудачник. День, когда сбывается огромная мечта, не забывается всю жизнь. И один такой день настал.
Андрюха вспомнил, как ещё пару недель назад в ожидании очередного забега на дистанцию в три километра, которая начиналась с подъёма на его любимый холм, он услышал странный гул. Сержант притормозил забег и велел ждать. Из-за ангара показался строй. Первокурсники. Военный лагерь перед отпуском. Шли походным шагом. Гул сапог, полная выкладка, но-о-о… эт-то уже не были недоделанные гражданские! Неподготовленных абитуриентов зрелище завораживало.
Впервые Андрюха услышал «голос курса». Голос, который остался в памяти на всю жизнь. Безмолвные и очень усталые, но они продолжали быть одним целым. Той одной семьёй и всей вытекающей из этого скрытой силой. Полным антиподом толпы. Единым организмом, иммунная система которого вычищала из него все индивидуальные закидоны и слабости, как душевные, так и физические, как минимум на время нахождения в строю. И эта скрытая сила подсознательно улавливалась опешившими абитуриентами, застывшими в безмолвном уважении. Казалось, возникни перед курсом сейчас стена из бетона – они бы прошли её насквозь и не обратили внимания на падающие обломки. Какая мечта могла бы быть достойнее для подростка, чем оказаться в этом строю?
«Курс!» – прозвучала команда. Гул перешёл в более чёткий синхронный ритм пары сотен сапог по грунтовке, и, казалось, земля слегка задрожала, и даже солнце выглянуло посмотреть на красоту хоть не парадной коробки, но всё же произведения упорного труда в целый год, заставившего разношёрстных обезьян, коими был лагерь абитуры, эволюционировать в людей. «Запе-вай!» «Песня о Щорсе» не совсем походила под строевую, но, вероятно, она была заготовлена у них именно на этот случай убитости после многокилометрового марш-броска. Начала пара звонких голосов: «Шёл отряд по берегу, шёл издалека». И загремел голос всего курса: «Шёл под красным знаменем командир полка…»
После команды «марш» Андрюха взлетел на холм и уложился в норматив. Но ему ещё не верилось, что когда-либо он тоже сможет стать человеком и приедет в этот лагерь в составе своего курса перед первым летним отпуском. Теперь же мечта его сбылась. Захотелось сходить на то место, где он видел курс, и вновь вспомнить те ощущения, и почувствовать всё по-новому, в незабываемых красках счастья.
«Интересно, как там Чук с его четвёрками? Всё зависит от проходного балла и результатов остальных». Получив поздравление от курсового, Андрюха направился к своей палатке в поисках Чука. Вероятно, улыбка счастья всё ещё не сходила с его лица. И именно в этот момент перед ним возник Денис. Издевательская наглая ухмылка и почти шёпот, так, чтобы слышал только Андрюха:
– Ты что, дятел, думаешь, что прошёл? С пятёрками? Забудь, чучело! Я прошёл с тройками, а ты можешь паковаться и валить!
– Да пошёл ты… – огрызнулся Андрюха и направился далее.
О проекте
О подписке