Глава 9

Ее рука лежала на груди Шелестова. Наверное, Даша просто неудачно повернулась во сне или же хотела поправить несуществующую подушку. Легкая узкая ладонь скользнула по щеке Шелестова, медленно съехала по подбородку на шею и замерла посреди груди. Шелестов проснулся от этого прикосновения и лежал, сколько мог, не шелохнувшись.

Стаса в палатке не было. Очень тихо шумело море. Стенки палатки плавно изгибались от легкого ветра. Шелестов вылез наружу и зажмурился от яркого света. Аспидно-черное накануне вечером море теперь было светло-голубым, гладким, как зеркало, с темными пятнами на поверхности, похожими на силуэты животных. В глазу гигантской кошки плескался Стас. Он был далеко от берега. Лежал на спине и работал только ногами.

Шелестов выбрался из палатки и побрел к морю. Стоя по колено в воде, ополоснул лицо и только затем нырнул под воду. Раз, два, три, четыре, стал считать он в уме, чувствуя, как нарастает в ушах глубинный гул. Как странно. Опять кажется, что все это уже было, подумал он. И я так же нырял и считал под водой… Зачем же я это делал? Чтобы дольше там продержаться. Это было не так давно. Только где же это было?

Он вынырнул, отдышался и снова опустил голову в воду. И снова навязчиво закрутился в уме счет: раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь… Зачем я это делаю, думал Стас, скользя в нескольких сантиметрах от песчаного дна. Ему казалось, что с каждой секундой он все глубже погружается в донные пласты своей призрачной памяти, еще немного, и ему откроется что-то очень важное, и уже поплыли перед глазами красные круги, и, словно от боли, сжались в груди легкие, и уже нет сил сдерживать дыхание…

– Аккуратней! – сказал Стас, когда Шелестов вынырнул. Врач лежал на поверхности воды, словно надувная игрушка, и смотрел на чаек.

– Почему ты сам пошел купаться, а меня не разбудил?

– Тебе надо высыпаться, – равнодушным голосом добавил Стас. – И вообще, я обманул тебя. Даша вовсе не невеста мне.

– Я знаю. И вообще, Стас, ты предсказуем, как комета Галлея.

– Ты так считаешь? – Он повернул голову, потом ударил рукой по воде и поплыл к берегу.

Шелестов глубоко вздохнул и нырнул. Он плыл, едва не касаясь грудью дна. Раз, два, три… пятнадцать… двадцать… шестьдесят… Дно покато уходило вниз. На маленьких подводных дюнах плясали солнечные блики. Мимо его лица тонкими полосками проносились стайки мелких рыбешек. Плотная тишина и блаженная прохлада окружили его со всех сторон. Он выдыхал воздух через ноздри, пузырьки катились по щекам снизу-вверх и щекотали, как слезы. Семьдесят пять, семьдесят шесть… восемьдесят… Как из тумана, не резко, призрачно, показались ноги Стаса, живот, покрытый мелкими пузырьками, похожими на иней. Он подплыл ближе. Воздух в легких кончался. Он прижал руки к своему телу, превратившись в живую торпеду, и его еще несло по инерции. Он не мог остановиться. Дыхание билось в груди. Сто восемь, сто девять, сто десять… Он ткнулся головой в песок. Его стало закручивать, и он опустился спиной на дно. Он не соображал, что делает. Вода уже попала ему в нос, прибой толчками подталкивал его к берегу, и вода становилась теплее и теплее.

Вдруг Стас схватил его руками за плечи. Острый ноготь оцарапал кожу под ключицей. Шелестов вырвался на поверхность.

– Кажется, ты решил свести счеты с жизнью? – спросил Стас.

Шелестов дышал часто и глубоко, с хрипом, со стоном и смотрел на Стаса так, будто не узнавал его. Потом лег на спину и медленно поплыл куда-то. На его ресницах еще не обсохли капли, и солнце казалось усыпанным радужными шариками, нанизанными на нити. Над ним кружилась чайка… Нет, там была не чайка. Там был орел, думал он, прислушиваясь к своей вдруг ожившей памяти. Надо мной кружил орел. А Бородатый стоял совсем рядом, на берегу, и умывался… Нет, он только мыл сапожки. Короткие натовские сапожки с высокой шнуровкой. Автомат висел на плече, стволом вниз… Он смотрел на меня и что-то говорил… Нет, он молчал, он думал, надо убивать меня или нет… Так что же было дальше? Он убил меня или не убил? Я живу или мне это только кажется?

Глава 10

Тускло-красная луна тяжело поднималась над морем. Она давала достаточно света, и Шелестов легко прыгал с камня на камень. Он сел на песок у самой воды и стал глядеть на далекие огоньки. Внезапно на него нахлынули воспоминания, что случалось с ним не так часто. Лисков, следователь, Алла, Гусев закружились в его мыслях. Надо будет позвонить друзьям из ближайшего поселка, думал он, правда, без особой радости. И почаще вспоминать их, иначе забуду к чертовой матери до приезда в Москву.

Он вздохнул и начал карабкаться наверх. Вскоре увидел россыпь огней – горящие свечи, расставленные на камнях вокруг палатки. Еще несколько шагов, и Шелестов услышал приглушенные голоса Стаса и Даши.

– …мне даже становится страшно, будто это уже не он, а кто-то другой, живущий в нем, – говорила Даша.

– Пока память возвращается лишь на уровне ощущений и ассоциаций, – глухим голосом отвечал Стас. – Видишь, мы смоделировали несколько ситуаций, и в нем стали просыпаться рефлексы. Рефлекторная память намного прочнее зрительной или слуховой.

– Но почему ты так волнуешься?

– Мне не нравится характер его ассоциаций… Они связаны с каким-то крайне драматическим периодом его жизни… К тому же я забыл перед отъездом посмотреть результаты томографии.

– И что же теперь?

– Продолжать работу! Нужна полноценная нагрузка – и физическая, и психическая, и, конечно, упражнения… И снова создавать модели различных ситуаций, чтобы вызвать у него полный спектр эмоций. Глядишь, и зацепим кончик ниточки и потянем, потянем… Сними, пожалуйста, чайник, кипит уже…

Они замолчали. Шелестов, пятясь, отполз за камни, встал и тихо пошел в сторону. Экспериментатор хренов, думал он. Никогда не поймешь, что у него на уме. Они оба разыгрывают передо мной дешевый спектакль про любовь, моделируют ситуации и думают, что я клюну на это фуфло.

– Шура! Шелестов! А-уу!

Шелестов замер в плотной тени огромного валуна, сел под ним и стал тереть лоб. Ну вот, накаркали, башка разболелась, а анальгин остался в рюкзаке. Вокруг него была беспросветная тьма, и потому он не заметил, как внезапно у него потемнело в глазах.

Он сидел и слышал крики в темноте. Мелодично у них получалось, будто пели дуэтом. А днем молчали, как глухонемые. Стас лишь сопел, да исподлобья пялился на Дашу, а она изо всех сил старалась его не замечать, да Шелестову глазки строила. Артисты!

Он не хотел ни слышать их голосов, ни видеть их лиц. Все лживо, фальшиво, все вранье – и не только эта любовь, но и придуманная дружба, и придуманные экстремальные условия, и якобы удачная связка. Все это, оказывается, модель, бутафория. Эти люди никогда не были в настоящих горах с заснеженными пиками, ледопадом и гипоксией, они никогда не ползали под пулями, не рисковали жизнью, не теряли в бою друзей. Так какие тут могут быть эмоции? Одно сплошное разочарование.

Боль не отпускала. Он привык переносить ее спокойно, не морщась, и приступ, обычно, проходил быстро. Главное – отвлечься.

– Саня! Ты где?

В кромешной тьме было уютно. Тьма бывает надежнее стены, надежнее бронежилета и даже друга.

Он засыпал, и снились ему слова, которыми он произносил сам себе, а потом, миновав провал, он услышал шум волн. Потом почувствовал себя. Болела спина, затекли ноги. Он открыл глаза. В бледно-матовом небе пикировали чайки. Напротив, похожий на скалу, стоял Стас. Он напоминал памятник Ришелье.

Было еще, наверное, очень рано, часов пять или шесть. Море сливалось с небом, они сейчас занимали большую часть полотна, которое рисовала природа. Немного места отводилось серым камням. И больше никаких цветов. Для остальных красок еще не пришло время.

– Я искал тебя всю ночь, – сказал Стас. Глаза его, в самом деле, были красные.

– Ну и как, нашел?

– Нет! Не нашел. Я по-прежнему тебя не вижу. Уже вторую неделю…

– А тебе это надо, Стас?

– Это тебе надо, дубина.

Шелестов с трудом встал, растирая затекшие ноги, поднял с камней сырое полотенце. Его знобило, он начал размахивать руками, но от этого стало еще холодней. «Где там мой свитер? Мой теплый мягкий свитер?» – бормотал он, взбираясь по камням к палатке.

Даша, одетая в джинсы и куртку, сидела у входа в палатку. Лицо ее было усталым, даже изможденным. Безразлично посмотрела на Шелестова и снова отвела взгляд на море. Стас быстро упаковался в спальник и стал неподвижен. Шелестов пробормотал "только сон приблизит нас к увольнению в запас", застегнул на себе молнию спального мешка, и тепло укрыло его тело, и голова налилась тяжестью, раздавливая мягкотелый рюкзак, который использовался в качестве подушки.

Глава 11

Стас натянул ласты и сказал, что поплывет к камню, который, словно панцирь гигантской черепахи, торчал из воды метрах в ста от берега. Шелестова он с собой не пригласил.

Сначала аскет плыл на спине, и был отчетливо виден на голубой поверхности бухты, потом надвинул на лицо маску и нырнул. Время от времени показывался кончик его трубки, и исчезала снова, с каждым разом удаляясь все дальше и дальше от берега.

Даша и Шелестов лежали на песке у самой воды. У вас своя игра, у меня – своя, подумал Шелестов и, кинув прощальный взгляд на удаляющуюся трубку, стал выводить пальцем на спине Даши невидимые узоры. Девушка сначала думала, что по ней топчется муха, и, не отрываясь от чтения какого-то обрывка газеты, хлопнула себя ладонью по спине. Наконец, она поймала его палец, заломила его и сказала, что более надоедливой мухи не встречала в своей жизни. Потом она повернулась на спину и закрыла глаза. Муха принялась атаковать возвышенности ее тела. Даша уже не реагировала, притворяясь спящей.

Стас был где-то на половине пути, прошло минут пятнадцать, как он вошел в воду. Значит, еще столько же он будет плыть до камня, столько же ловить крабов и еще полчаса возвращаться обратно… Зачем это я подсчитываю, думал Шелестов. Не все ли мне равно? Он усмехнулся, врать самому себе – занятие веселое. Нет, скорее скучное.

– Может, поцелуемся? – предложил Шелестов. – Твои губки наверняка вызовут у меня какие-нибудь сладкие ассоциации и давно забытое томление души.

Даша не ответила, не открыла глаза. Она дышала глубоко и ровно, будто бы в самом деле спала.

Вдруг он подумал про Стаса, точнее, представил, как врач, пробивая головой упругие волны, устало и тяжело гребет далеко от берега, на котором оставил своих друзей. Вдох из-под руки, выдох в воду, вдох из-под руки, выдох… Его мышцы налились свинцом усталости, глаза покраснели от соленой воды, легкие болят от долгой и тяжелой работы. Под ним десятки метров глубины, никого рядом, надеяться можно только на себя. Но друзья, конечно же, следят за ним, и сильный выносливый офицер, ветеран Войны, готов в любую секунду броситься ему на помощь. Ведь он привык совершать сильные поступки, это нормально для него, в его наградном листе описана дюжина случаев, когда он рисковал жизнью ради своих друзей, он приучен мерить дружбу по самой высокой отметке… Так ведь, Шелестов? – спрашивал себя Саня, глядя на свою руку, лежащую на плече Даши. Ты точно уверен в том, что эта парочка лишь разыгрывает любовь, что это всего лишь модель, бутафория, картонная декорация? Ты хорошо подсчитал, через сколько времени твой друг вернется обратно?

Он скрипнул зубами, поднялся и отошел в тень каменного козырька, который нависал над берегом. Там он сидел до тех пор, пока Стас, пошатываясь, не вышел на берег. Врач кинул на песок ласты и маску, обвел взглядом камни, но не заметил Шелестова, лег рядом с Дашей на горячий песок и прикоснулся губами к ее плечу. Даша вздрогнула, словно ее ударило током, кинулась к морю и нырнула в волны.

Черт вас разберет, мысленно выругался Шелестов, надежнее прячась за камни.

Ужинали молча. Каждый с деланным любопытством смотрел в свою сторону: Даша – на море, Стас – на каких-то жучков, пасущихся по хлебным коркам, Шелестов – в свою чашку. Потом Стас залез в палатку и затих.

Даша дремала над грязными тарелками. Покачнулась над каменным столом и, не открывая глаз, тоже исчезла в палатке. Минуту было тихо. Потом раздалось приглушенное мычание. Стенка палатки вспухла. Шлепок, возня, восклик Даши: "Отстань!"; девушка выскочила наружу и пошла по берегу к хаосу камней, поправляя волосы.

Шелестов едва успел справиться со своим бутербродом, когда из палатки вылез Стас. Как ни в чем не бывало он сел у очага, взял кружку, отхлебнул, поморщился: "Остыл!" Потом с любопытством посмотрел на Шелестова.

– А ты почему не вмешался?

– Куда?

– Не куда, а во что… Я же пытался изнасиловать Дашку. Разве ты не слышал, как она со мной боролась?

Шелестов едва не поперхнулся кусочком мокрого сахара.

– Что ты пытался сделать?? Изнасиловать??

– Ну да.

Шелестов отшвырнул кружку от себя, встал:

– Вот что, уважаемый господин доктор! Тебе не кажется, что мы здесь все немного поехали мозгами?!

Стас пожал плечами, поднял кружку с песка, отряхнул ее и поставил на "стол".

– Догони и успокой ее, – попросил он.

– Нет уж! Это сделаешь ты. Это твоя девушка, ты и разбирайся с ней.

– Ей нравишься ты, – спокойно ответил Стас. – Она в тебя влюблена. Разве ты не видишь? Не сдерживай себя, ты не предашь меня.

– Что?! Не предам тебя?!! Да пошли вы вместе со своими моделями на х…!

Стас неторопливо вынул из кармана пластиковый футляр, достал солнцезащитные очки, надел их, старательно поправляя дужки за ушами, и уставился на Шелестова. Он слишком долго смотрел на товарища, и Саня отвел взгляд в сторону.

– Между мной и Дашей ничего нет, – сказал Стас бесцветным голосом. – Ты прав, мы смоделировали ситуацию для эксперимента.

Шелестов усмехнулся, покрутил головой.

– Послушай, – произнес он, – когда у тебя закончится лапша, которую ты все время пытаешься повесить мне на уши?

– Я врач, – напомнил Стас вежливо.

– Но ведь это жестоко!