«Неужели заметил?» – подумали мы. Если да, то уже через несколько секунд собаки выскочат около нас. Тогда мы пропали. Как могли быстро мы развязали рюкзаки, достали и собрали из походного состояния саперки. Другого выхода не было – только резать нападающих собак лопатами. Встали плотнее, в паре шагов перед собой, со стороны атаки, оставили кучей рюкзаки. Секунды таяли, напряжение возрастало. Но ни приближающегося шороха травы, ни лая так и не услышали.

Вдруг один бультерьер снова показался на том же кургане, за ним другой и опять вместе скатились в высокую траву. Мы выдохнули: нас не заметили ни люди, ни собаки. К счастью у бультерьеров плохое зрение и обоняние. За то на их игрища «из-под земли» выскочил еще один «камуфляж», и бросил собакам что-то вслед. Вероятно, они играя забросали его землей. Появился и еще один «камуфляж». В течение получаса мы насчитали пятерых неповторяющихся человек. Рольф еще раз сверившись со своей картой, сказал, что ребята хоть и «прикинутые», но копают не там.

«Прикинутыми» он назвал их не случайно. В то время камуфляж был только у афганского контингента и, может, каких-то неизвестных никому спецподразделений. В продаже он только начал появляться и достать его стоило больших денег или связей. Наша армия носила еще форму спроектированную, наверное, во времена царя гороха, прошедшую не одну войну. На этих же ребятах был не просто камуфляж, а вроде бы даже какая-то натовская форма – светлая, песочного цвета, без зелени. Бультерьеры – тоже веяние новой моды, мог себе позволить совсем не каждый. Хотелось бы назвать их профессионалами, но как сказал Рольф: «копают они не там». Это означало, что у нас появляется шанс.

Нужное место, по словам Рольфа, находилось примерно в полукилометре от «ребят с бультерьерами». Начинать работу в такой близости, на полностью открытом участке – занятие провальное. У них наверняка были бинокли, да и без них место слишком просматриваемое. Но сегодня копать все равно было уже поздно и в надежде, что «прикинутые» завтра «обломаются и свалят», мы решили остановиться в том лесу, который на пригорке, то есть у них за спиной и чуть-чуть сбоку, как раз над нужным нам местом.

Больше часа мы топали туда по большому кругу: немного вернулись от «угла» обратно по уже пройденному пути, а потом через лес и поле. Перед выходом на него, Рольф залез на дерево, и посмотрел: не видно ли ту группу. Она оказалась настолько далеко, что можно было смело начинать движение по высокой полевой траве.

Когда мы добрались до места, солнце уже совсем опустилось. Далеко в лес углубляться не стали. Нашли хорошую ровную площадку и сначала просто сидели отдыхали, с интересом наблюдая за «прикинутыми». Те все еще продолжали копаться. Мы поставили палатку и сели на пригорок с банками тушенки в руках. Костер решили не разводить – все-таки довольно близко, – будет виден и огонь и тем более дым. Сидели ели тушенку с хлебом и смотрели, как группа закончила работу и тоже собралась у костра. В итоге их оказалось шестеро плюс две собаки.

Нам было немного завидно и если бы не шуточки Кота, наверное, даже грустно. У них настоящая группа: организованные, одинаково одетые, одержимые общей идеей, скорее всего, неплохо оснащенные – бинокль, по крайней мере оказался точно: окончив работу и перед тем как разжечь костер, один из них стал осматривать окрестность. Мы в этот момент залегли и не шевелились, только подглядывали. Осмотрев поля, дозорный перешел на «зеленку», поворачиваясь по кругу, и несколько раз замирал, во что-то всматриваясь. Заострил свой взгляд он и в районе нашей дислокации, но не больше, чем на других местах, из чего мы сделали вывод, что ничем себя не выдали. Еще бы, мы даже жевать перестали, а палатку за деревьями видно быть не должно.

Самое же главное: «прикинутые» уже копали! И не важно: нашли они что-нибудь или нет, но они уже потрогали эту видавшую войну и хранящую ее трофеи землю.

Мы решили лечь пораньше, но перед этим Рольф, словно предчувствуя что-то, предложил спрятать лопаты. Мы с Котом начали хохмить, что если вдруг среди ночи придет дикая мышь, то нам нечем будет отбиваться, но Рольф спокойно, без всякой агрессии и иронии сказал, что отобьемся топором, а потом отошел шагов на двадцать и указал место, где нужно зарыть лопаты. Возможно, они и по сей день там лежат.

Среди ночи мы, непривычные к жизни в лесу, несколько раз на какие-то шорохи и хрусты не без опаски вылезали из палатки, и светили по деревьям. И ничего, и не кого не увидев, но от этого не более успокоенные, возвращались в свои спальники. В конце концов, усталость взяла свое, и не обращая больше внимания на непрекращающиеся лесные звуки, мы уснули.

А потом проснулись…

Кот был так напуган, что не стесняясь быть осмеянным заявил, о возвращении домой первой же электричкой. Об этом можно было и не говорить – все прекрасно понимали, что «турпоход» окончен и нужно возвращаться. Запасного варианта в тот момент у Рольфа не было, да и наши потери не позволяли продолжить поиски. Вернее, не продолжить, а начать. Лопаты, палатка, карта – остались в лесу. Их найти и вернуть еще можно. Но вот желание что-либо делать и настроение – утеряно безвозвратно. Мы с пониманием смотрели как все, что было в своем рюкзаке – банки с тушенкой, хлеб, ложку, фонарь и прочее, Кот, попив воды, с остервенением вытряхнул, и разбросал по оврагу. Оставил только спальник. Батон хлеба, который никак не хотел улетать в кусты, и несколько раз оказывался перед ним, белея в сумерках оврага, Кот пинал ногой, пока тот не развалился.

Никто не посмел упрекнуть его.

По возвращении, мы поняли, что не только запал, но и Кота потеряли тоже. Он вышел из электрички, и не попрощавшись и не оборачиваясь, быстро пошел в сторону дома. Нас с тех пор он категорически стал обходить стороной, словно в произошедшем была моя или Рольфа вина. На звонки не отвечал, в местах, где по вечерам собирается молодежь, не появлялся. Со временем от общих друзей стало известно, что ссылаясь на занятость, он даже перестал ездить на ту, любимую им дачу. Одни мы знали истинную причину, но молчали, как и договорились. Кот же, по словам тех самых друзей, с головой погрузился в свое хобби. Он еще со школы время от времени занимался фарцовкой в местах скопления интуристов. Сейчас же отдался этому занятию всецело. Но об этом я расскажу, когда Коту придет черед вернуться в нашу жизнь.

Рольф из первого неудачного похода сделал неутешительные выводы: мы слабые, неорганизованные, плохо укомплектованные.

Группу нужно усилить. Рольф не раздумывая, сразу же списал со счетов скисшего Кота, и если бы тот «отошел» и появился или позвонил, во второй раз в группу бы не попал. Такие слюнтяи и истерички могут подставить всех. Ребята нужны крепкие, адекватно понимающие и не обсуждающие поставленные задачи. Рольф хотел четкого распределения обязанностей и чуть ли не армейской дисциплины.

Группа должна быть оснащена и вооружена. Перочинные туристические ножи – «Детский сад», как назвал их обыскивавший нас в лесу «матерый», не годились даже хлеб порезать, и являли собой сущий позор. Мы с ними, кстати, так и вернулись. Нападавшие даже забирать их не стали и не обращали никакого внимания, что ножи у нас в кармане. «Детский сад» в общем, точно… Правда, Рольф не учел, что этот «позор» тоже отчасти сыграл нам на руку, когда той ночью мы выдавали себя за туристов.

Но главный и самый печальный вывод – он не смог проявить себя лидером, способным в любых обстоятельствах повести за собой. Если с первыми тремя пунктами все более-менее понятно, то на последнем стоит остановиться особо.

Повести за собой… Что это значило? В той ситуации – вернуться! За наше стояние на коленях, за это унижение, напавших нужно было наказать, а мы струсили! К счастью, себя Рольф не выгораживал и не отделял от нас с Котом. Я не разделял его мысли, и говорил, что: будучи дома, когда прокручиваешь назад всю картинку, легко быть героем. При этом хотелось добавить: «и лидером», но поскольку я не претендовал на это звание, то и Рольфа решил не нервировать. А там, в лесу, мы отступали все вместе, думая только об одном: скорее бы унести ноги. От страха и досады даже не разговаривая.

Рольф стоял на своем – за оскорбление они должны были ответить, а мы сбежали. Я говорил, что мы висели на волоске и надо благодарить их за наше спасение, а унижение – это съедающая его, теперь уже лишенная всякого смысла, жажда мести. Запоздалая, так не похожая на его не по годам взвешенные, мудрые решения, и так напоминающая беспомощную детскую обиду.

Мы были на грани ссоры.

Каким образом он собирался отомстить? Подкрасться к ним спящим, как это сделали они и перерезать горло саперками? Ну, это можно, и то с большой оговоркой, сделать с бультерьерами, если бы те все-таки пустились за нами в лес, увидев со своего кургана. Но и тогда, не уверен, что мы не понесли бы потери в драке с малочувствительными к боли собаками. А за убитых или искалеченных булей, нас бы расстреляли или закопали живьем. Сомневаться нечего – именно такой исход был самым вероятным.

Туристы, блин…

Сейчас могу предположить, что если бы произошло невероятное, и мы собрали волю в кулак, набрались смелости, и вернулись, то только за лопатами и палаткой. Такой поступок характеризовал бы нас как отступивших, но не сдавшихся, и прибавил уверенности в себе, тем более что вернуться пришлось бы без Кота. Но вступать в прямую борьбу с подготовленными и вооруженными мужиками нам, мальчишкам с перочинными ножами, было просто безумием! А главное: зачем? Забрать их находки? Но Рольф сам утверждал, что «копают они не там». Взять «шлак» – замки от ящиков, гильзы, пустые пулеметные ленты, вернее то, что от них осталось – рассыпающуюся в руках труху?

Оборудование, экипировка – вот главные, по мнению Рольфа, трофеи. Бинокль, фонари-прожекторы, возможно, металлоискатели и приборы ночного видения, с помощью которых нас, как мы догадались позже, и обнаружили. А чего стоила невиданная электронная карта – та светящаяся «записная книжка» указавшая правильное направление в ночном лесу! Недосягаемые в то время для нас вещи. Тогда мы даже названий таких не знали. Эти трофеи стоили риска. Но оправданного. На такое «дело» надо идти хорошо подготовленным, а не взятым перед этим спящим в плен. Да что говорить – все это выдумки!.. Хотя, может, и нет, ведь уже через несколько лет заматеревший, безжалостный Рольф ради подобного куша готов был еще и не на такое.

После этого неприятного разговора Рольф начал меняться на глазах. Он очень быстро оправился от потрясения, «выкинул из головы мешающую чепуху», как он сказал, и приступил к подготовке второго похода. О неудаче первого договорились никому не рассказывать.

Подготовка заняла немало времени. Стоит сказать, что в том году мы вышли лишь дважды. Тот первый, «удачный» раз в конце июня, второй уже в сентябре. Он выдался теплым, сухим, в такую погоду учиться совсем не хотелось.

За лето мы сблизились с Доктором – Сашкой Новгородовым. Каким ветром его занесло в наш технарь одному Богу известно. Его родители, оба врачи, хирурги; дед и умершая бабка, тоже были врачами; и потому в том самом сентябре Доктор не стал вместе с нами переходить на второй курс, а поступил на первый в медицинское училище. Уход из техникума только укрепил наши отношения. Ко второму походу Доктор стал для меня настолько своим, что я теперь даже не понимаю: как первый поход состоялся без него? Странно, что Рольф взял Кота, которого видел всего пару раз, и не обратил внимания на одногруппника. Оказалось не так. Внимание он обратил, и уже сделал кое-какие выводы. Поэтому тогда ему проще было взять незнакомого, чем того, в ком он хоть немного сомневался. А за Кота, в случае чего, есть с кого спросить. И не спросил лишь потому, что взял его сам, – я его не предлагал. Вскоре Рольф наступит на те же грабли – возьмет незнакомых, но уже по нашей протекции.

Мы с Доктором занимались приготовлением по хозяйственной части, которая заключалась в приобретении инвентаря, а Рольф был полностью сосредоточен на поиске информации. Видеться мы стали довольно редко – он постоянно где-то пропадал, не посвящая нас в детали. Нашими успехами тоже практически не интересовался, что не могло не огорчать. Сначала мы думали, что Рольф настолько нам доверяет. Но вскоре поняли, что, на самом деле, ему было совершенно все равно: достали мы что-то или нет. Он с такой самоотдачей готовился ко второму походу, что пошел бы и один, и в той же самой джинсовке, и в то же самое место.

Быстрее всего нашлись лопаты и нормальные фонари. Сложнее дело обстояло с хорошими ножами, но и они вскоре у нас появились. Армейской формой разжились у братьев, с одним из которых старший брат Доктора учился в одном классе.

Два безмозглых переростка, старше нас, и многих из своей компании; футбольные фаны зарождающегося в нашей стране движения футбольных хулиганов, ничего общего с болельщиками не имеющего. Братья, кроме того, мнили себя неофашистами, – тоже вылезшее на свободу новое веяние, но ничего толком о движении неофашистов не знали, только безобразничали и одевались по-скинхедски. Лысые; в подвернутых джинсах и армейских ботинках; в черных футболках и болтающихся подтяжках; горластые и задиристые – эти парни слыли бедой района: орали и хулиганили, провоцировали и оскорбляли, никогда не пропускали ни одной потасовки, часто выступая зачинщиками просто так, для потехи. Имели кучу приводов, а старший условный срок за воровство колес с легковушки из соседнего двора. Условный лишь потому, что: с одной стороны, – его взяли «на месте», но с другой, – предъявить, по сути, было нечего: он лежал пьяным в кустах около той самой машины, и все.

А события развивались так. Увидев бегущих к ним ментов, старший скомандовал брату чтобы «мотал», а сам завалился в кусты и притворился спящим. Они и правда пошли «на дело» прилично «датыми». История вышла нелепая: возле стоящей на кирпичах машины разбросаны колеса и пьяный в кустах, а вора, не привыкшим к беготне ментам, догнать не удалось. Имущество, казалось бы, не украдено и не пострадало, но хозяин, мужичок старой закалки, настоял на «возбуждении». Дело надо было как-то закрывать. Пригодился пьяница. Закрыли «примотав» старшему брату без доказательств «1,5 условно».

Несколько лет после этого братья при каждом удобном случае угрожали мужику расправой, а когда открыто вышли на тропу беспредела, подвесили правдолюба за ноги к антенне на крыше шестнадцатиэтажки. Там его обезображенный, разлагающийся на жаре труп через несколько дней и нашли с кляпом во рту и выклеванными глазами. Совершенно случайно, из-за полчища кружащих и галдящих над крышей ворон.

Именно у этих идиотов, кто-то из родственников, то ли живший с ними брат матери, то ли отчим, служил в строительных войсках майором, а воровал, как последний каптер.

Весь инвентарь Пиво и Сила, такие кликухи братья носили среди своих друзей, местной шпаны, забарыжили нам по сходной цене, и лишь форму «подогнали» просто так, «за пиво», когда «сделались» членами нашей группы.

Звали их Василий и Дмитрий Абрамовы. Ими Рольф без предварительной, по своей ошибке, проверки согласился «усилить» нашу группу. Ребята и правда были здоровые, с разницей в возрасте в четыре года, но похожие друг на друга, как помидоры, что торгаши выкладывают на витрину. Определить кто из них старше не представлялось возможным еще и по причине равного скудоумия.

Доктор Рольфу их не навязывал. Что-то навязать Рольфу и раньше никому бы не удалось, а сейчас его, меняющегося на глазах, даже переубедить стало крайне сложно. Доктор просто сказал, что есть такие крепкие ребята, братья, готовые к авантюрам. Рольф тогда пропустил мимо ушей слово «авантюра», но, как оказалось, не забыл, а лишь «приберег до случая», усилив свои выводы про Доктора. И когда одной весной такой случай представился, припомнил Доктору, как тот назвал дело всей его жизни.

Кроме того, у братьев можно разжиться армейской формой. Про то, что лопаты и другой инвентарь мы купили именно у них, промолчал. Я подтвердил мощность парней, но, в свою очередь, тоже кое о чем промолчал. К сожалению, оказалось совсем не «кое о чем», а о самом важном – об отсутствии у них мозга. Рольф был поглощен приготовлениями, не вспоминал и не находил времени, да и особого желания, познакомиться с новыми, доверяя нашему выбору.

Сейчас это кажется фантастикой: он еще не был таким разборчивым, и кому-то доверял! Но это только потому, что еще не стал «настоящим» Рольфом. Настоящим он становился раз от раза, вернее, с каждым разом все больше и больше, и к концу нашей дружбы от того Ромы, как я его еще называл, но уже все реже, и с которым меня свела судьба на первом курсе техникума, и с которым мы, увлеченные общим делом, провели несколько лет, не осталось и следа. А стал он в результате беспощадным, жестоким хищником, наглым и циничным мародером.

Начался же этот путь перерождения не с первого похода, а с нашего разговора состоявшегося после него. И то, и другое Рольф стер из памяти, как неприятный, позорный эпизод.