В тесном кабинете с зарешеченным окном, под низким, беленым потолком, за столом, заваленным бумагами сидел усатый с плешиной на макушке, в широких очках с толстой оправой мужчина лет пятидесяти. Серый, мятый халат (скорее дань традиции, чем необходимость) свисал тряпкой с его узких плеч.
Мужчина всматривался в громоздкий LCDишный монитор, на котором лентой тянулась галерея спутниковых снимков, показания радиолокационной установки и ренгеноимпульсной аппаратуры. Одновременно с этим слушал доносившийся из динамиков басистый грубоватый голос. Из-за того что микрофон находился близко к губам, слова слышались с придыханием, складывалось впечатление, что говоривший страдает астмой.
–…Геннадич, надеюсь, ты понимаешь, что я не обязан предоставлять тебе такие сведения лично. Все данные мы пересылаем в конце недели курьерской почтой. А сегодня вторник. Понимаешь, да?
– Да, да, Антоша, – шептал профессор, не осознавая, что Антоша его не может слышать, а сам он прокручивает аудио запись, полученную вместе с видеофайлами на электронную почту сегодня утром. – Рассчитаемся, голубчик, рассчитаемся.
– Вот еще, что, – продолжал придыхать Антоша, – наши не ворочаются, думают, метеорит. И я так думал, пока досконально не разобрал траекторию. – На пару секунд повисла пауза, словно информатор колебался, затем продолжил, – в конце, ты сам увидишь, вроде как стала слегка управляемой. Можно было бы сказать наверняка, будь локатор правильно сориентирован. Мне кажется, Геннадич, перед самой землей он пошел на параболу, а датчики засекли лишь начальную фазу. Ты посмотри. Разберись. Почему-то мне кажется это ваш случай. – Антоша нехорошо хихикнул. – И еще, Геннадич, держи меня в курсе.
– Да, да, – Геннадич едва шевелил губами, ему все больше казалось, что это именно их случай.
Профессор торопливо шел, почти бежал по деревянному полу рекреации. Его шаги по половицам, которые хранили следы почтмейстеров, письмоводителей, контролеров, сортировщиков гулко отдавались в толстенных кирпичных стенах бывшей почтовой конторы. Взметались к низкому потолку, бились в пыльные стекла узких окон, забранных кованой решеткой и, в конце концов, налетали на дверь в торце коридора, обитую оцинкованным железом, почерканную снизу подошвами.
Геннадич помнил те времена, когда они занимали целое крыло института космических исследований Академии наук СССР, и штат насчитывал около трехсот сотрудников. Теперь же их осталось шесть. Геннадич чувствовал, что отдел давно стал анахронизмом и его скоро прикроют совсем. Он старался не обращать внимания на нынешнее положение дел, но угасание бросалось в глаза на каждом шагу и эта подачка от Министерства обороны – курьерская корреспонденция по пятницам – изничтожала в конец.
Геннадич стукнул в железную дверь, и, не дождавшись разрешения, широким шагом ворвался в кабинет начальника.
– Вот, Сергеич, – профессор потряс стопкой листов над головой. – Есть. – Глаза его блестели и казались глазами одержимого. От резких импульсивных движений тело его дергалось. – Есть, голубчик. Есть.
Он с ходу опустился на стул, приставленный к письменному столу. За столом громоздился тучный пожилой мужчина, с изрытым угревой сыпью широким лицом, с приплюснутым носом и с тяжелым взглядом. На его широком лбу, пропаханном морщинами, выступала испарина. Ворот синей рубашки под бычьей шеей был расстегнут на две пуговицы. Он сидел, положив руки на стол, и держал в них, обернутую в газету, книгу.
Директор поднял голову, книга легла на стол: «Геннадич, дружище, что у тебя с лицом? – Голос звучал дружелюбно и вовсе не громоподобно и не утробно, как можно было предположить изначально, сообразуя с габаритами и фасадом. – Что-то интересненькое вычитал?».
Профессор замотал головой. Директор приподнял бровь.
– Гляди, – Геннадич бросил бумаги на стол. Быстрым движением Сергей Николаевич взял верхний лист. Геннадич вскочил со стула, обежал стол и встал у него за спиной.
– Вот, – он ткнул дрожащим пальцем на спутниковый снимок, – видишь?
– Да, – протянул директор, рассматривая картинку, – интригует. Вспахано словно плугом.
– Именно, – задохнулся Геннадич, – как при приземлении, а не как воронка при падении.
Николай Сергеевич обернулся на профессора. Тот самодовольно взирал на него сверху вниз, плотно сжав губы, и качал головой, подтверждая тем самым догадку, которую увидел во взгляде коллеги. На несколько секунд директор задумался, затем снова обратился к снимкам. Принялся быстро их перебирать и раскладывать в хронологическом порядке. Геннадич не мешал, он внутренне ликовал и опасался, что не сдержится и взорвется, словно газовый гигант, превращаясь в сверхновую.
– Дата, – вдруг изумленно прошептал Николай Сергеевич и взглянул на следующий снимок. – Дата, – повторил он громко и обернулся к коллеге с вопросительным и одновременно недоуменным взглядом. – Геннадич! Снимки то тухлые! – воскликнул он с обидой в голосе.
Геннадич изменился в лице, словно всесоздатель за такую оплошность сразу накинул ему десять лет сверху. Ученый сдулся, наморщил лоб, растерянно поправил очки и уставился на снимки. От радости он забыл взглянуть на циферки в нижнем правом углу каждого снимка. – Катахреза, какая-то, – прошептал он побелевшими губами.
Пять чистых, нагруженных, словно мулы, квадроциклов, поблескивая дисками, стояли напротив рынка «Апрель» в сотни метрах от станции «Апрелевка». Летнее солнце припекало, нестриженая, сочная трава на газонах и клумбах торчала некошеными лохмами. На людей в куртках из плотной ткани, в свободных штанах, в сапогах и ботинках оборачивались.
Один в группе квадроциклистов казался лишним. На девушке с черными волосами, собранными в «хвост» были надеты синие, обтягивающие джинсы, фиолетовая водолазка превращала руки в веточки. Сверху красная стеганая безрукавка, какие обычно носят отдыхающие на лыжных курортах. В цвет ей на ногах блестели красные резиновые сапожки.
Рядом с девушкой, облокотившись о крыло полноприводника, стоял невысокого роста молодой человек с узким детским лицом, хитроватыми, юркими глазами, обиженным изгибом бледных губ в плащевых брюках и куртке раскраса бундесвера. Они о чем-то беспечно переговаривались.
Развязной походкой к ним подошел Руслан в желтой куртке с черными цифрами «66» на спине. Грудь его украшала фельдиперовая арафатка. Рука в перчатке с обрезанными пальцами сжимала банку колы, меж пальцев дымилась сигарета.
– Как, Вадян, двинем?
Спрашивал он у Вадима, беззастенчиво рассматривая симпатичную девицу.
– Сначала по бетонке через Глагольево на Ильинку, дальше по полю, затем Десну в брод, после вылетаем к кладбищу…
– Это не там, где по осени Пых перевернулся?
Руслан, то и дело, взглядывая на незнакомку. Прилипшая к губам сигарета вздрагивала в такт его словам, выписывая дымком зигзаги.
– Не-е-ет, – протянул Вадим. – Там, не доезжая Ильинки, мы уходили направо. Если помнишь, на повороте такой толстенный поваленный дуб. Ты еще хотел веников нарезать.
– А! Ну да. Понял о чем ты.
– Вот, – продолжал Вадим. – Потом поле, газовая просека,… короче, как всегда до бункера, а там уже по навигатору.
– Ты свой взял?
Выставляя небритый подбородок, Руслан запрокинул голову, отпил газировки. Кадык под натянутой кожей прокатился шаром.
– Нет, – Вадим помолчал и добавил, – я бы и твой не брал. Спокойно можно по следу доехать, направление знаем.
– Иди ты. – Руслан усмехнулся. – Знаете, – повернулся к девушке, – Вадян зажигалки не хотел брать. – Руслан смотрел сквозь озорной прищур и улыбался во весь рот, демонстрируя ровные, крепкие зубы. – Дай ему волю, он бы кроме линзы все оставил. Мох научил бы нас вялить и есть. Да. Знаете, какой он выживальщик? Из лужи воду может пить.
– Фу.
Девушка сморщила аккуратный носик и посмотрела на Вадима. Тот сконфуженно хмыкнул:
– Ну, это перебор, конечно. Хотя, на самом деле, можно выпарить.
– Руся, – шаркая по асфальту стоптанными короткими ВДВшными сапогами, в голубом потертом комбинезоне, в черном танкистском шлеме, к собеседникам подошел низкорослый, с усами над пухлой губой мужчина. В руке он сжимал стопку мятых купюр. – Сколько воды будем брать?
Компания переглянулась.
– Блин, Танкист, дома надо было пить.
Осклабился Руслан, попыхивая сигареткой. Девушка лучезарно улыбнулась, отчего ее приятное лицо с правильными чертами и тонкими бровями стало красивым. Вадим прыснул и отвернулся. Довольный своей остротой, Руслан в упор смотрел на Танкиста и лыбился.
– Не понял.
Танкист наморщил лоб.
– Все нормально, старик. – Руслан хлопнул мужчину по плечу. – Мы так, о своем. Берите полуведерные «Агушы» сколько влезет. У нас по важности на втором месте после гарючки вода. Если конечно не хочешь выпаривать.
Все засмеялись кроме Танкиста, который с идиотской улыбкой и непонимающим взглядом, блуждал по лицам:
– Ай. Ну вас, – махнул рукой, развернулся и пошел обратно, на ходу пересчитывая деньги. Подошел к парням. Один в черной ЧОПовской двойке, в «черепахе», скрестив руки на груди, закинув ноги на бензобаке, лежал на сиденье темно – синего «арктик – ката». Литые диски отражали солнечные блики. Большой черный кофр возвышался горой, на защитной панели «выноса» парил дырчатый орел. На левом крыле, под рычагом переключения скоростей красовалась наклейка с изображением бредущего человека в лохмотьях, с опущенными плечами. Перекрестие прицела застыло на его голове. Снизу крупными буквами читалось: «Хантер-зомби».
Рядом, поставив ногу на подножку, стоял Олег в оранжевой плащевой куртке в чулках от ОЗК, подвязки от которых тянулись к поясному ремню. Олег морщил лоб и говорил: «Герыч, мы что, в кругосветку отправляемся? Жрачкой все кофры забили».
– Тебе-то чего, – не открывая глаз, лениво отвечал Герман, – Руся спонсирует, пользуйся добротой. Лучше так, чем, как в прошлый раз на «Романтике».
Помолчал, затем продолжил:
– Типа лайт, на одной ноге, типа не успеем проголодаться. Ага. Народ в грязище на полигоне позастревал, ухайдокался. Плюс два баллона пробили на «ежах». Пока заштопались, тоже времечко потратили. Приехали к четырем, а пожрать на шестерых мужичин кило шейки, корейской морковки лоток, да лавашик. Никто, кроме меня и Старого не тарился, все думали, до обеда вернемся. Так что, пусть лучше останется.
– Поцы, воды надо больше взять. – Танкист сунул деньги в карман. – Кто со мной в магазин?
– Вода никогда не помешает, – сказал Герман, продолжая нежиться на солнце.
– Герыч, – Олег хлопнул себя по колену, – я в ОЗК, может, сходишь с Танкистом?
– Да нормально все, кто там на тебя смотреть будет?
Герман приоткрыл глаз и окинул Олега оценивающим взглядом.
– Пошли, Олежек.
Сказал Танкист и направился к «Апрелю». Олег посмотрел на свои широченные чулки, в которых скрывались ноги, обутые в кроссовки, затем перевел взгляд на плотную, невысокую фигуру в синем комбинезоне с засалинами на задней стороне бедер, в коротких с ремешками кирзачах, в танкистском шлеме, подумал: «Один к одному», и зашаркал следом.
К блестящему, темно-синему квадроциклу подошел какой-то пожилой гражданин с авоськой. Посмотрел спереди, зашел справа, обошел кругом, посмотрел на приборную панель, перевел взгляд на дремлющего водителя:
– Сколько кубиков будет?
Герман взглянул на незнакомца, сомкнул веки и пробубнил:
– Семьсот.
– Семьсот!?
Мужчина с авоськой присвистнул.
– Коробка механика?
– Автомат.
– Автомат, – задумчиво повторил мужчина.
– А это что за нахлобучина?
Герман приоткрыл глаз:
– Вынос.
– Чего вынос?
– Радиатора. Снизу грязью закидывает.
– Значица, охлаждение водяное.
Герман не ответил. Незнакомец зашел спереди, стал рассматривать «вынос», затем взялся за раму багажника и наклонился, заглядывая под днище. Квадроцикл качнуло. Герман открыл глаза, поднял голову.
– А это с крюком лебедка, так понимаю.
– Лебедка. – Раздраженно подтвердил Герман. – И если не затруднит, не трогайте квадр, – вновь улегся.
– И сколько такой конь стоит? – Пенсионер отпустил багажник, обтер руку о мешковатые далеко не первой свежести брюки, посмотрел на молодое лицо, с некрасивым тонким шрамом от макушки до уху. Герман молчал. Прошла минута. В надежде, что назойливый мужик ушел, приоткрыл глаз. Интересующийся гражданин стоял на прежнем месте и терпеливо ждал ответа.
– Восемьсот, дай спокойно полежать.
– Восемьсот чего? Долларов?
Герман открыл второй глаз и заморозил взгляд на морщинистом, простоватом лице «работяги»:
– Тысяч рублей.
– Иди ты.
Мужчина развернулся, махнул рукой с авоськой и поковылял в сторону овощного рынка. Герман еще некоторое время смотрел ему вслед: «Не поверил». Прикинул годовой доход пенсионера и пришел к заключению, что задумай тот приобрести «такого коня», пришлось бы копить пять лет, отказывая себе во всем. Перевел взгляд на рядом стоящий квадроцикл Танкиста. Черный, местами лопнувший, сшитый через край проволокой пластик выгорел и на открытых поверхностях стал мутно-серым. Вместо левой фары зияла дыра. На заднем багажнике громоздился деревянный зеленый ящик из-под снарядов, подобранный на полигоне. Вместо рукоятки переключения скоростей из прорези в панели выглядывала проволока с петлей на конце. Сваренный из стального уголка каркас выноса с щитком для радиатора из алюминиевого листа с хаотично насверленными дырами сильно выпирал над рамой багажника и напоминал горб. К раме выноса изолентой крепился шноркель из сантехнической трубы. Дерматиновое сиденье потерлось и местами лопнуло, из дыр лез поролон.
«Вот такой, «Франкенштейн» может восемьсот долларов стоить». – Герман закрыл глаза, поерзал на сиденье, занимая удобное положение.
О проекте
О подписке
Другие проекты