«Мы прошлое свое уничтожаем…»

 
Мы прошлое свое уничтожаем.
Оно сгорает, как леса в стране.
И все мы погорельцы в том пожаре.
И с пепелищем вновь наедине.
 
 
А может быть, так выглядит прогресс?
Но я его бездумность не приемлю.
Неужто мы сожгли бесценный лес
Лишь для того, чтобы удобрить землю?!
 

«Когда глаза твои грустны…»

 
Когда глаза твои грустны
И молчалива ты весь вечер,
Я вновь в предчувствии вины,
Хотя виниться вроде не в чем.
 
 
В твоих глазах – синь декабря.
Я сам себе уже подсуден.
Прости, я так люблю тебя,
Что боль твоя мне сердце студит.
 
 
Потом ты скажешь: почему
Тебе весь вечер было грустно.
Тревогу я твою пойму,
И жизнь в свое вернется русло.
 

«Деревья еще зелены́…»

 
Деревья еще зелены́.
Октябрь их раздеть не торопится.
Лишь две белоствольных княжны
При золоте празднично смотрятся.
 

«Как хлеб по карточкам…»

 
Как хлеб по карточкам,
Свободу
Нам выдают под аппетит.
Власть назначает быть народом
Тех, кто ее боготворит.
 
 
Тасуют лидеры друг друга —
Сегодня я, а завтра ты…
И сник наш рубль от испуга.
И жизнь под боком нищеты.
 

«Мы вновь летим в чужую благодать…»

 
Мы вновь летим в чужую благодать.
В чужой язык, к чужим пейзажам.
Но вряд ли мы кому-то скажем
И даже вида не покажем,
Как тяжело Россию покидать.
 

«Я за смертную казнь стою…»

 
Я за смертную казнь стою.
Мне Беслан выжег болью сердце.
Прямо в душу глядят мою
Дети с огненной круговерти.
 
 
Упразднили смертную казнь,
Но спросить матерей забыли,
Как им выжить без детских глаз?!
Как им жить, если жизнь убили?!
 

«Воруют министры в России…»

 
Воруют министры в России.
Воруют лакеи и знать.
Но кто-то, закон пересилив,
Неволи сумел избежать.
А если кого и сажают,
Так чаще – не главарей…
Министр же нужен державе,
Как ворон добыче своей.
 

«Как важно вовремя уйти…»

 
Как важно вовремя уйти.
Уйти, пока ревут трибуны,
И уступить дорогу юным,
Хотя полжизни впереди.
 
 
На это надо много сил:
Уйти —
Под грустный шепот судей,
Уйти, покуда не осудят
Те, кто вчера боготворил.
 

«По красоте я голоден…»

 
По красоте я голоден,
Как птицы – по весне.
Твои глаза, что голуби,
Летящие ко мне.
По красоте я голоден.
Гляжу – схожу с ума.
Глаза – то майский полудень,
То – синяя зима.
 

«Страна поменяла систему…»

 
Страна поменяла систему.
Система сменила господ.
И только при всех своих бедах
Остался российский народ.
 

«В мире стало меньше доброты…»

 
В мире стало меньше доброты.
Оттого и жизнь становится печальнее.
Словно обреченные киты,
Мы себя бросаем
Нá берег отчаянья.
 
 
В мире стало меньше доброты.
Меньше милосердия и нежности…
И погибнем мы, как те киты,
Что расстались с голубой
Безбрежностью.
 

«На праведный гнев наложили запрет…»

 
На праведный гнев наложили запрет,
Чтоб власть оградить от упреков и бед.
Народу погневаться можно в квартире,
В постели, в подъезде…
И даже в сортире.
 
 
Но если наш яростный гнев невзначай
Прорвется на улицу, словно цунами,
То синяя стая расправится с нами,
От гнева останется боль и печаль.
 
 
И улицей стала теперь для меня
Из книги любая страница моя.
 

«Когда любовь сопряжена с обманом…»

 
Когда любовь сопряжена с обманом
И опекает ложь ее в пути,
То лучше уж довольствоваться малым.
И не любить… Иль, полюбив, уйти.
 
 
Наверное, характер все решает.
Но лучше быть несчастней, да честней.
Какая ни была б любовь большая,
Она не больше совести твоей.
 

«Рублевка живет от России отдельно…»

 
Рублевка живет от России отдельно.
Она – как особое княжество в ней.
И столько князей расплодилось удельных!
И каждый гордится усадьбой своей.
 
 
А где-то поодаль ютится Россия.
Растит урожай, ловит рыбу в прудах.
Она никогда за себя не просила,
А все добывала в нелегких трудах.
 
 
И русский народ – не князья и дворяне.
Не вхож он в чванливое царство господ.
Но что-то такое он знает заранее,
Что дарит надежду и силы дает.
 

«Нам Эйнштейн все объяснил толково…»

 
Нам Эйнштейн все объяснил толково,
Что не абсолютен результат.
И порою вежливое слово
Много хуже, чем привычный мат.
 

«Лишь рядом со смертью…»

 
Лишь рядом со смертью
Вдруг сердце пронзит
Забытое чувство вины
Перед теми,
С кем делишь привычно
Судьбу или быт.
К кому привыкаешь,
Как к собственной тени.
 

«Чтоб не было богатых никогда…»

 
Чтоб не было богатых никогда,
Мы свергли их
Под гром оркестров медных.
Кого свергать, чтобы не стало бедных,
Пока нас всех не свергнула нужда?
 

«Мне приснился Президент…»

 
Мне приснился Президент.
Мы сидели рядом.
Я использовал момент —
Попросил награду.
 
 
Как-никак, а юбилей.
Столько лет скопилось.
Президент сказал:
«О’кей… Окажу вам милость…»
 
 
И добавив: «Будет так…»,
Мило улыбнулся.
Ну, а я, такой дурак,
Взял да и проснулся.
 

«Мы с легкостью нежданной иногда…»

 
Мы с легкостью нежданной иногда
Наносим вдруг обиды близким людям.
И как потом бывает труден
Путь от обиды до стыда.
 

«Все должно когда-нибудь кончаться…»

 
Все должно когда-нибудь кончаться.
Жизнь верна законам бытия.
Все быстрее мои годы мчатся,
Все прекрасней молодость твоя.
 
 
Перемножу прожитые годы
На свою любовь и на твою.
Пусть скупы лимиты у Природы,
Я тебя стихами повторю.
 

«Поэзия в опале…»

 
Поэзия в опале.
В забвенье имена…
О, как мы низко пали.
Как пала вся страна.
 
 
И что теперь мне делать
Без помыслов своих?
И вскинут флагом белым
Мой одинокий стих.
 

«Я истины придерживаюсь древней…»

 
Я истины придерживаюсь древней:
Нельзя пророком быть
В родной деревне.
Тебя же первым не поймет сосед.
Чужая зависть
Все сведет на нет.
 

«Твоим словам доверья нет во мне…»

 
Твоим словам доверья нет во мне.
Твои слова в воспоминания уходят.
И только там они сейчас в цене,
Поскольку в сердце места не находят.
 

«У нас в России власть не любят…»

 
У нас в России власть не любят.
Быть может, не за что любить.
Но лишь от власти той пригубят
И все готовы ей простить.
 

«В память о музыке кем-то убитого леса…»

 
В память о музыке кем-то убитого леса,
В память о музыке, тихо уснувшей на пне, —
Я постигаю молчание старого кресла,
Чтоб эта музыка снова звучала во мне.
 
 
Я ее помню в порывах веселого ветра,
В неблагозвучных угрозах охрипшей совы.
Как музыкальна в лесу была каждая ветка.
Сколько мелодий таилось в созвучьях листвы.
 

«Холодная весна…»

 
Холодная весна —
С ветрами и дождями —
Не хочет лету уступить пути.
И, как в футболе,
Время нудно тянет,
Когда игру нельзя уже спасти.
 

«Ныне пишут все, кому не лень…»

 
Ныне пишут все, кому не лень.
Те же, у кого большие бабки,
Издают всю эту дребедень,
Чтоб покрасоваться на прилавке.
 
 
Потеснитесь, Лермонтов и Блок,
Дайте порезвиться графоманам…
Им ведь, графоманам, невдомек,
Что народ не соблазнишь обманом.
 

«От весенней грозы, от зеленых ветвей…»

 
От весенней грозы, от зеленых ветвей
Пробуждается в сердце поэзия снова.
Ты, смеясь, набрела на веселое слово,
И оно стало рифмой к улыбке твоей.
 

«Беру билет в один конец……»

 
Беру билет в один конец…
Неужто навсегда прощаюсь?
И, словно одинокий аист,
Лечу в страну, где всем п***ц.
 

Тель-Авив, 2001

«Должен я признаться честно…»

 
Должен я признаться честно,
Что, вернувшись в край родной,
Не нашел себе я места
В этой жизни сволочной.
 
 
Все посты позанимали.
Только я забыт, увы.
А над миром светят «мани»
Цвета утренней листвы.
 

«А мудрецы внушали мне…»

 
А мудрецы внушали мне:
«Пишите о таких глубинах,
Что у людей всегда в цене.
Не о цветах, не о рябинах —
О том, что скрыто в глубине…»
А я смотрю в глаза твои:
Что может глубже быть любви.
 

«Лесть незаметно разрушает нас…»

 
Лесть незаметно разрушает нас,
Когда молчаньем мы ее встречаем.
И перед ней, не опуская глаз,
Уже стыда в себе не замечаем.
 
 
Нас незаметно разрушает лесть,
Льстецы нам воздвигают пьедесталы.
И нам туда не терпится залезть,
Как будто вправду мы иными станем.
 

«Я хотел бы в прошлое вернуться…»

 
Я хотел бы в прошлое вернуться.
Проснуться вдруг от раннего звонка.
Услышать голос сына, улыбнуться…
Поговорить… Потом сказать —
«Пока…» Не зная, что дорога коротка.
 

«Надпись на чужой могиле…»

 
Надпись на чужой могиле
Выбита словами медными:
«Не жалею, что меня убили,
А жалею, что предали…»
 

«Это вечная тема…»

 
Это вечная тема —
Конфликт поколений.
И когда нас не будет,
Продолжится спор.
Это было до нас.
Это будет со всеми.
Ведь былое
Грядущему —
Вечный укор.
 

«Еще не спел я главной песни…»

 
Еще не спел я главной песни,
Хотя прошло немало лет.
И я взошел на ту из лестниц,
Откуда дальше хода нет.
Успею или не успею
Открыться людям до конца?
Чтоб рядом с песнею моею
Добрели взгляды и сердца.
«Успеешь, – шелестят страницы, —
И не казнись пустой виной…»
Быть может, что-нибудь продлится
В душе людей, воспетых мной?