Глава 3. Домой

– Ваше превосходительство, разрешите! – Приоткрыв дверь, внутрь заглянул Вьюгов.

– Заходи, Семён, – подписывая провиантский запрос, пригласил Егоров. – Подожди немного, сейчас вот только с бумагами закончу – и с тобой обсудим. Так что, ты говоришь, Иван Николаевич? – обратился он снова к стоявшему напротив Коллеганову. – Нашли, где разместить наш заказ?

– Так точно, ваше превосходительство, – подтвердил тот. – В пекарнях купцов Лушникова и Черникова обязались хлеб на весь полк, пока в Воронеже будем стоять, выпекать. И в дорогу на три дня тоже обещали его наготовить. У местных гарнизонных узнавал, так-то они хвалили их, говорят, что купцы серьёзные. У Черникова я пекарню сам глядел, большая, и амбары при ней с мукой. Всё чисто, не заветренно, плесени нет. Завтра с утра к Лушникову пойду.

– Сразу обговаривайте по качеству хлеба, Иван Николаевич, – передавая подписанные листы, наставлял провиантмейстера Егоров. – Если будет худо испечён или с недовесом, грози немедленно арестом и судом. Скажи, генерал с самим губернатором разговаривал и тот обещал всяческую поддержку для государевой гвардии.

– Не сомневайтесь, ваше превосходительство, уж я-то найду, как убедить купцов быть серьёзней, – дал обещание Коллеганов. – Да им и самим такой казённый заказ терять не хочется, всё-таки объём здесь приличный. Жду Черникова, обещал с родственником подъехать, говорит, у того большая бойня в восьми верстах на реке Усмани. Заверил, что договорится на поставку нам мяса и сала для приварка с приличной скидкой. Так-то в этих местах много скотины выращивают, я уже посмотрел закупные цены, под казённую вилку мы вполне даже укладываемся, ещё и по самому нижнему пределу.

– Очень хорошо. Занимайся, Иван Николаевич. Можешь идти. Ну что, Семён, начали работы по переобувке обоза? – посмотрел он на стоявшего Вьюгова.

– Так точно, ваше превосходительство. Я как раз к вам с этим. Ещё со строительства петровских кораблей тут много мастерового люда и мануфактур. Верфей сейчас нет, так что кто на что горазд, тот тем и занимается. В трёх каретных мастерских сейчас обозные повозки чиним. Ваша уже готова, господин генерал, и три лёгких. С десяток завтра на колёсный ход встанут.

– Ого, быстро, это, считай, половина суток только прошла, – покачав головой, заметил Алексей. – Так уж большой нужды с ремонтом спешить нет, всё равно раньше десятого апреля полк на дорогу не выйдет, сейчас там самая грязь после обильных дождей. Если выйдем, то первым же эскадроном и ротой совсем её размесим, а всем остальным по колено в жиже придётся брести, ну а телеги вообще вручную вытягивать. Вы, главное, смотрите, чтобы надёжно всё делали. Сам знаешь, до Санкт-Петербурга больше тысячи вёрст пути. Чтобы не развалилось всё.

– Так точно, смотрим, ваше превосходительство. Все мои люди вместе с мастеровыми работают, так что не извольте беспокоиться, всё на совесть сделано будет. Так мы вашу что, подгоняем?

– Нет, Семён, на своей мы с Сергеем Владимировичем не поедем, – покачав головой, ответил генерал. – Ты посмотри-ка те лёгкие, которые уже отладили, и на две сверху кожаные козырьки приладьте, вот на них и отправимся. На моей тяжёлой точно далеко не уедешь, на первой же низине по самые оси сядем.

– Без всяких удобств ведь, ваше превосходительство, – произнёс Вьюгов. – Как ни укрывай их кожей, ветер всё одно с дождём будет продувать. Весна-то ведь только-только начинается.

– Ничего, – отмахнувшись, сказал Егоров. – Не ногами ведь топать или верхом на коне скакать.

Четвёртого апреля, передав дела Милорадовичу, командир лейб-гвардии егерского полка генерал-майор Егоров вместе с квартирмейстером Гусевым выехали на двух лёгких пролётках из Воронежа в сторону Ельца. Здесь с большого Московского тракта было ответвление на Ливны и Орёл, а там открывался прямой путь на Белёв и Козельск. Именно у Белёва и было принято решение переправиться на пароме через только что освободившуюся ото льда Оку.

– Второй день только, как переправа заработала, – пояснял Дубкову пожилой паромщик. – Лёд сошёл, а вода-то, она вона как быстро поднимается. За ночь чуть ли не на аршин её прибыло. Снега в эту зиму ох и много было, хорошие дожди хлынут, и река вообще из берегов выйдет. Не знай, как оно пойдёт, вот немного поработаем, пока можно, а там, небось, опять на пару недель встанем, течение-то страсть какое сильное весной становится, с верховьев чего только им не несёт. Так что, считай, повезло вам – успеете Оку проскочить.

– Мы-то успеем, а сколько очередников на берегу стоят ждут. – Макарович кивнул за спину. – Неужто так и до мая все простоят?

– А чего делать? – налегая на рулевое весло, вопросил паромщик. – Ока – река длинная, попробуй ты её объедь. Всё равно переправляться нужно, а тут вот у Белёва для этого самое удобное место, течение после больших изгибов здесь чуть-чуть потише. За прошлый сезон раза два только лишь канат рвался, не то что у других. И у нас ведь на берегах ворот лошадки тянут, вращают его, натягивая канат на барабан, а кое-где его всё так же по старинке, как и раньше, вручную тягают.

Пристань на левом берегу затопило, и съезжали с парома по накинутым бревенчатым мосткам в воде.

– Тпру-у, не бои-ись, родимые! – успокаивал лошадей шедший впереди Никита.

– В сторону! А ну сдай назад! – кричал на берегу управляющий посадкой мордатый мужик. – Дай людям съехать, коли затор будет, никто не переправится! Смелей, смелей, не боись, служивые! – Он махнул рукой, разглядев погоны у Никиты и Макаровича. – Тут настил хороший, не гляди что в воде, заводи лошадей на подъём!

– Хоть бы ограду какую выставили, – проворчал Никита, выводя из воды лошадей. – Вбок чуть сдашь – и того.

– А ты не зевай, небось, не болван без глаз, сам куды идёшь, глядеть должон! – буркнул мужик и, разглядев сидевшего в пролётке Егорова, зажал рукой рот. – В сторону, в сторону! – гаркнул он, оттесняя приказчика купца. – Дай государевым людям проехать! Наше почтение, господин барин! – Он стянул с головы шапку и поклонился.

Одна за другой обе пролётки поднялись на возвышенный берег и покатили по дороге.

– Генерал, что ли? – посмотрев им вслед, произнёс огорошенный мужик. – В шляпе с перьями, важный, пуговицы золотом блестят, но не в карете. Странно как-то.

– Захар Лукич, пропускай уже, ну чего застыл! – Приказчик тронул его за плечо. – А то сейчас опять кто-нибудь из государевых оттеснит. Чего зря, что ли, тройную цену за переправу дали?

– Наум, слышишь меня?! Запускаю? – Встрепенувшись, тот помахал паромщику.

– Запускай, Лукич! – отозвался тот. – Только две повозки, как и договаривались, не больше!

– Но-о, пошла! – Приказчик запрыгнул в повозку, а его кучер, схватив поводья, повёл коней по подтопленным сходням к парому.

Ехать по плохой дороге в ночь не рискнули и, заночевав в Белёве, отправились в сторону Козельска утром. У усадьбы заляпанные грязью пролётки оказались уже под вечер. Передать словами восторг близких было невозможно!

– А я ведь как чувствовала, – прижавшись к Алексею и утирая слёзы, прошептала Катарина. – Со вчерашнего дня места себе не нахожу. Велела кухаркам побольше наготовить, а зачем – и сама не пойму.

– Ну-у и не говори! То и дело на улицу выскакивала, – подтвердила счастливая Милица. – Ночью спать не пошла, всё при свечах сидела вышивала.

– Вот и мне не спалось, – улыбнувшись, заметил Алексей. – Вроде бы и усталость, во сне бы забыться, да всё никак, чем ближе к дому, тем больше душа мается.

– Папенька, а ты мне гостинцы и подарки привёз? – Четырёхлетний Лёша дёрнул его за полу шинели.

– Конечно, сынок, всем привёз, – подхватив малыша на руки, подтвердил тот. – Пойдёмте в дом, родные, там мы с дядей Серёжей всех вас одарим.

– Сначала мыться, – остановила Йована. – Вы вон какие с дороги грязные, все с головы до ног заляпаны. В баню пока зайдите, она хоть и не топленая, но тёплую воду всегда для малышни и постирушек греем. А мы пока на стол соберём.

После ужина засиделись за чаем дотемна, рассказать было о чём.

– Сами боевые действия, Олег Николаевич, совсем недолгие были, – прихлёбывая из кружки, отвечал на вопрос Кулгунина Алексей. – Едва ли полгода весь поход наш продолжался. Считай, в мае мы под стенами Дербентской крепости были, а уже в декабре обратным маршем из-под Аракса к Кизляру пошли. Если бы не императорский приказ, небось, сейчас бы к Решту или к Тебризу выходили, а уж пла́товская конница под Тегераном бы рейдовала.

– Да-а, странно всё это, – покачав головой, произнёс тот. – Столько войск отправили, припасов, оружия, и так вот одним росчерком пера – «отменить». В правлениях уездов и в наместничестве чиновники мечутся, говорят, переустройство всей власти на земле грядёт, а какое – пока вообще непонятно. Треть наместников уже в опале, остальные по себе высочайшее решение ждут. Январским указом Павел Петрович екатерининскую Жалованную грамоту дворянству^[1] отменил, теперь, выходит, нас, так же как и простолюдинов, даже и сечь можно.

– Ну ты уж не сгущай краски, Олег Николаевич, – произнёс Алексей. – Телесные наказания дворянству только лишь за убийство, за разбои, тяжёлые служебные преступления, за разврат и пьянство на службе положены. Неужто сам не видел, какой бардак в армии творится, а уж тем паче в столичных, гвардейских частях и в больших штабах? Вон Сергей Владимирович подтвердит, небось, вдоволь по своей квартирмейстерской линии на это насмотрелся. В войсках злоупотребления, воровство, взяточничество, в строевых полках огромный некомплект личного состава, требования уставов выполняются кое-как, да и уставы-то все старинные, ещё с петровских времён. Дисциплина и боевая подготовка в армии чрезвычайно низкая, артиллерия, передовая при Елизавете Петровне, сейчас вновь уступает иностранной, особенно французской, одних калибров только в ней с десяток можно насчитать. Вся эта дурь у нас, как обычно, геройством солдат и офицеров да гением полководцев только лишь сглаживается. Но порядок-то ведь всё одно нужно наводить. Впереди большие войны, и необходимость реформ в армии для меня совершенно очевидна. Лишь бы перегибов вот только не было, а то у нас, как обычно, любят ломать через колено, и хорошее и плохое – всё под раздачу попадает.

– Вот то-то и оно! – воскликнул Кулгунин. – Нельзя у нас в России сплеча рубить! А уж тем более срубать тот столб, на котором вся власть держится! Тут недавно слух из столицы долетел, что при коронации государь Манифест о трёхдневной барщине издал, и теперь ты крепостного даже не моги больше указанного времени к труду приставлять, а ещё и в воскресенье обязательный выходной ему должен предоставить. Хлебная повинность отменяется, продажа крепостных сильно ограничивается, а за жестокое обращение с ними можно и вовсе под суд загреметь. И самое главное… – И Кулгунин, понизив голос, прошептал: – Крестьян допустили к личной присяге императору. Представляете! – Он обвёл взглядом сидевших за столом. – Этим ведь нас, дворян, на которых вся власть в стране держится, с подлым сословием враз уравняли!

– Тихо-тихо, Олег Николаевич, ну что ты, право слово, так раздухарился. – Алексей поднял руку, успокаивая его. – Барщина у нас с самого начала в поместьях отменена, давно ведь по совету сведущих людей мы на оброк перешли. Землю в аренду рачительным хозяевам даём. Крестьян не продаём, о разлучении семей уж и тем более речи нет. Вспомни вообще, когда у нас тут крестьян секли? Сами же говорите: штраф, порицание, перевод на время на более тяжёлый труд – вот и все наказания. Так-то это у нас что же получается, всё и так давно по этому манифесту выполняется? И чего же тогда волноваться?

– Ну не скажите, Алексей Петрович, личная воля помещика и государев манифест – дело разное, – не согласился тот. – Эдак мы скоро вообще можем до отмены самой крепости докатиться. И как же жить тогда? Как же сама сословность, на которой всё у нас зиждется? Весь государственный уклад ведь тогда сломается? Крестьянам жаловаться на своих помещиков даже разрешили, прошения наверх подавать! Плевать они на нас скоро начнут, эдак мы до пугачёвского бунта докатимся! Снова усадьбы по всей стране запылают!

– Тихо-тихо вам, спорщики! – воскликнула Анна. – Коля, ну успокойся ты уже! Аж покраснел!

– Мужчины, ну что вы, право слово! – вторила ей Катарина. – Неужто нельзя о чём-нибудь добром и нейтральном поговорить? Вечно вас то к политике, то к войне тянет. Уж лучше бы о своих заводах, о плотинах и мастерских беседовали.

– Да наговоримся ещё, – усмехнувшись, заметил Алексей. – По моим подсчётам, полк только-только вот готовится на тракт из Воронежа выходить. Месяца полтора у нас есть с Сергеем погостить, а уж потом вдогонку за егерями припустимся. Подлейте-ка ещё чайку лучше да расскажите, чем нас детки порадовали?