До моря от поселка нужно катить на машине минут сорок, зато прямо за центральной площадью раскинулось озеро, переходящее в каскад прудов. Водоемы окружала прекрасная дубовая роща. Весь парковый ансамбль являлся рукотворным наследием некогда проживавшего в этих местах немецкого барона, чей замок сохранился до сих пор и сдавался властями в аренду под различные торжества. В нем справлялись свадьбы, отмечались юбилеи и выступали столичные артисты. Кроме того, по средам и пятницам в замке проводились занятия поселкового хора. Хоровому пению жители Эстонии придают особое значение и им гордятся. И дело не только в музыкальных способностях маленького гордого народа – коллективный вокал позволяет им ощутить плечо соотечественника. Хор собирает людей вместе, и эстонцы друг друга видят. А увидеть живого человека на улицах Мустикат или другого подобного поселения – большая удача. Создается впечатление, что в Эстонии все есть, кроме людей. Соседи уживаются мирно, но общаются крайне редко. При встрече на улице лишних вопросов друг другу не задают, ограничиваясь приветствием tere или доброжелательным жестом.

Коттеджи поселян, как и в доброй старой Англии, служат хозяевам крепостью, и все маленькие тайны и большие проблемы владельцев остаются за стенами строений. Домики в поселке разные. Есть побольше, в два этажа, есть и совсем маленькие, но все опрятны, окружены подстриженными газонами и по российским понятиям, выглядят элитарно. Но здесь это вполне обычное жилье граждан разного достатка. Национальный состав селян тоже не однороден. Помимо эстонцев, в поселке Мустикат проживают две династии цыган, давно сменивших кочевье на европейский комфорт, пять русских семей, осевших еще после войны с немцами, и смешанная чета Муравиных, состоящая из жены-эстонки, Кристины, и русского мужа, Василия. Коттедж Муравиных мало разнился от остальных. Да и своим бытом молодая чета, отметившая в этом году семь лет совместного проживания, среди остальных поселян ничем не выделялась. Не придали значения соседи и приезду к ним пожилой дамы. А о том, что Берта Литхен немка, сельчане вообще не догадывались. Фрау Литхен говорила по-русски без акцента, и продавщицы местных магазинов, почтальон Илло да и парикмахерша Руть считали ее русской. Знала о германском присхождении пожилой дамы лишь оператор банка, Эва Хансен, и то потому, что в одном из двух отделений, где та работала, Берта открыла счет и для этого заполняла необходимые бумаги.

* * *

В Эстонии к официальным праздникам относятся серьезно. Не столь рьяно, как в первые годы независимости, но уважительно и без всякой иронии. Есть праздник – надо праздновать. И нынешний День победы не исключение. Утро двадцать третьего июня выдалось ясным и безветренным. Кристина Муравина первой вышла на газон в халате и с флагом в руках. Прислонив символ государственности к стене дома, заглянула в приоткрытое окно спальни, призывая мужа к соучастию. Василий уже не спал, но вставать не торопился.

– Хватит валяться. Помоги мне флаг закрепить, – сказала она в пространство приоткрытого окна и услышала в ответ мычание, означавшее, что Василий просьбу услышал, но вставать не хочет. Повторять супруга не стала. Постояв некоторое время у окна, уселась на крыльцо и, запахнувшись в халат, ждала.

Несмотря на ранее пробуждение, отсутствие косметики и некоторую бледность, молодая женщина оставалась привлекательной. В разряд классических красавиц госпожа Муравина не вписывалась, но ее миловидное личико с пухлыми губами и вздернутым носиком привлекало мужские взгляды. И в этом не было ничего удивительного, поскольку прямые ноги, светлые волосы и объемная грудь при миловидном личике способны вызвать желание у мужчины нормальной ориентации. Но от куколок, призывающих с глянцевых обложек трудиться не покладая рук, чтобы потом получить в подруги подобную, отличалась вдумчивым взглядом серых внимательных глаз и полным отсутствием кокетства. Но сейчас помимо обычной серьезности в ее облике проступало что-то напряженное и тревожное. Безмятежное утро, наполненное щебетанием птиц, только подчеркивало это ее состояние. Посидев несколько минут без движения, госпожа Муравина снова подошла к окну и заглянула в спальню. Но Василия в постели не увидела. Вскоре он появился на крыльце в плавках:

– Чего тебе не спится?

– Вставь флаг куда надо и приготовь дров для бани. Забыл? У нас сегодня гости.

Василий притянул жену к себе, запустив руки под ее халат, обнял за бедра.

– Перестань, сейчас Берта выйдет… – смутилась женщина, отталкивая мужа.

– Сама же сказала «вставь куда надо», – напомнил супруг и, подхватив ее на руки, занес в спальню. Там она еще пару раз пыталась его образумить, но Василий не терял времени даром, и ей пришлось с этим считаться.

Пережидая без ответной страсти его напор, она краем глаза косила на дверь, опасаясь появления постоялицы. Но сегодня ее опасения оказались напрасными, Берта спала. Из душа Кристина вышла первой, набросила халат и напомнила мужу о флаге.

– Побаловались, теперь можно и гражданский долг отдать, – ухмыльнулся Василий, натягивая плавки.

– Просыпаться для баловства надо раньше. Вон у всех давно флаги висят.

Муравин посмотрел сквозь окно на коттеджи соседей, уже украшенные государственной символикой, зевнул, почесал грудь и зашагал босыми ступнями по влажному от росы газону в сторону гаража. Вернувшись со стремянкой, забрался на нее и пристроил трехцветное полотнище под крышей. Вернув стремянку на место, занялся баней. Хейно любил накалять себя до красноты, поэтому Муравин притащил вместо двух порций дров целых четыре. Покончив с дровами, спросил жену:

– Твоя чухонская душа довольна?

– Не расслабляйся. Сливок в доме нет.

Он посмотрел на часы:

– Магазин еще закрыт.

– Пока дойдешь, откроют.

– Пешком?

– Естественно. Зачем бензин зря жечь?

Василий терпеть не мог перемещаться по поселку пешком, но спорить не стал. Облачившись в брюки и рубашку, сунул в карман бумажник и удалился.

Берта появилась в саду, когда Кристина уже успела накрыть стол к праздничному завтраку. Погода позволяла, и трапеза намечалась в саду пол яблоней. Пожилая дама шагала по газону в закрытом купальнике и с ковриком под мышкой.

– Доброе утро, милочка, – приветствовала она молодую хозяйку. – Васька еще спит?

– Доброе утро, Берта. Муж за сливками пошел. Выспались?

– Прэкрасно выспалась и готова к подвигам. – Сообщила Берта, раскладывая коврик. Слово «прэкрасно» фрау Литхен произносила через букву «э», и оно было не единственным в ее лексиконе, где эта буква присутствовала. В кармане фартука Кристины настырно завыл мобильный. Она вынула его, отключила и спрятала обратно в карман. Специфический сигнал трубка выдавала ровно в восемь, напоминая Муравиной о таблетках немки.

– Берта, вы не забыли выпить свои шарики?

– Нет, милочка, гомэопатию я уже заглотала.

В ожидании мужа и сливок Кристина присела за стол, а Берта принялась за зарядку. Сделав с десяток приседаний, перевела дух и решила пообщаться:

– А ты, милочка, напрасно не тренируешь мышцы… Мы, женщины, должны держать тело в форме. Годы летят – не заметишь, как Васька начнет зыркать по сторонам.

– Вы правы, Берта, но мне лень, – откровенно призналась Кристина.

Фрау Литхен ее непосредственность не тронула:

– Я уже старуха, а погляди, жир нигде не висит, талия на месте. Я вполне еще могу доставить удовольствие немолодому мужчине. Как ты думаешь?

Кристина заставила себя поглядеть на старуху и подтвердила ее самооценку:

– Вы прекрасно выглядите, Берта.

Довольная поддержкой, та перешла к наклонам. Наклонялась она для своих семидесяти шести достаточно низко и достаточно легко. Покончив с «поклонами», продолжила развивать свою мысль.

– Да, я пока в форме и немало для этого делаю. Но одной физической нагрузки здесь недостаточно. Раз в неделю недурно себя промывать. Вот сегодня я попрошу тебя, милочка, приготовить мне три литра кипяченой воды и перед сном помочь с процедурой.

Кристина не сразу поняла, о чем идет речь, но немка ей быстро пояснила:

– Ставить себе самой клизму весьма затруднительно. Не просить же мне Ваську?! Он решит, что я с ним заигрываю.

Выскажи Берта подобную просьбу в другой обстановке, возможно, Кристину это и не шокировало бы, но здесь, перед накрытым к завтраку столом, она растерялась:

– Берта, я и себе этого никогда не делаю.

Немка уселась на ковер, поочередно поднимая то правую, то левую ногу. Упражнения ей разговаривать не мешали, но выстраивали фразу в определенный ритм.

– И напрасно. Раз-два. В организме скапливаются шлаки. Три-четыре. И их необходимо выводить хотя бы раз в неделю. Раз-два. А завтра, ты же помнишь, я еду с Альфредом в Пярну. Три-четыре. И хочу выглядеть девушкой на выданье. Раз-два. А от этого зависит цвэт лица. Ты меня понимаешь?

Кристина посмотрела на калитку в надежде, что вернется муж и Берте придется сменить тему, но Василий не появлялся:

– Я на цвет лица не жалуюсь….

Берта перешла к волнообразным взмахам руками, так же не мешающим вести разговор:

– В твоем возрасте, милочка, поддерживать цвэт лица можно и при помощи оргазма. Раз-два. Но действует это исключительно, если ты ведешь рэгулярную половую жизнь. Тр-четыре… Но и при этом промывание желудка не лишнее.

Сообщив это, пожилая спортсменка перешла к прыжкам на месте и беседовать уже не могла. Но покончив с зарядкой, быстро восстановила дыхание, сошла с коврика и, присев рядом с Кристиной, заговорила тихо и таинственно:

– Кстати, насчет рэгулярной половой жизни, в твоем случае я сильно сомневаюсь. Васька не дурак выпить, а пьющие мужчины супружескими обязанностями часто прэнебрегают….

– Я приму к сведению, – молвила Кристина, покрываясь пунцовым румянцем.

– Прими, милочка, и не давай Ваське много пить.

– Стараюсь.

– Теперь по поводу процедуры… Значит договорились? Ты поможешь мне на ночь с этим?

Кристина вспомнила, что сегодня у них гости, которых необходимо оставить ночевать. Придется совместить гостей с клизмой Берты. Отказать немке она не могла. «Что, если это ее последняя просьба?»

– Не беспокойтесь, я все сделаю.

Старуха поблагодарила и, собрав коврик в рулон, направилась к дому. На дорожке чуть не столкнулась с Василием.

– Доброе утро, Берта.

– Доброе утро, Васька. Что ты на меня так смотришь?

Василий не понял вопроса:

– Как смотрю?

– Словно я прэведение…

– Вам показалось.

– Мне никогда, ничего не кажется. Ты обыкновенный нахал, который пялится на обнаженную женщину. Признайся, что мое тело тебя волнует?

– Берта, вы меня смущаете.

– Успокойся, не буду. Купил сливки?

– Я же за ними ходил…

– Это ничего не значит. Ты мужчина забывчивый. Вчера забыл отвезти меня на выставку цветов, а сегодня она закрылась.

– Как я мог это сделать, если страховка позавчера закончилась?

Кристина с укоризной посмотрела на мужа:

– Опомнился! Я уже неделю назад продлила. Это вы, русские, все до последнего дня тянете.

– При чем тут русские? – обозлился Василий.

Кристина ехидно пояснила:

– Менталитет у вас такой. Ты свои поговорки помнишь? «На охоту ехать, собак кормить». «Пока гром не грянет, мужик не перекрестится». А еще жареный петух… да много их у вас на эту тему.

– Заучила….

– Я же русскую филологию в Тарту заканчивала. Приходилось зубрить.

Берта уже дошла до двери, но предмет спора ее заинтересовал, и она, оставив коврик у порога, вернулась на газон:

– Русские могут неплохо работать. Только их нельзя распускать. Они еще генетически не забыли крэпостное право. А хороший барин обязательно по субботам порол холопов.

Василию слова немки не понравились:

– При этом вы, Берта, пожелали поселиться в русской семье…

– Во-первых, Кристина эстонка, – парировала старуха, – что некоторым образом облагораживает и ее супруга. Во-вторых, русские здесь ведут себя куда пристойнее, чем дома… Хотя, на мой взгляд, тебя, Васька, жена сильно распускает. Я жила с немцем и то контролировала каждый его шаг. А ты целыми днями шляешься без присмотра. Вот и результат – о страховке вспоминаешь после того, как она просрочена.

Кристина заступилась за мужа:

– Вы, Берта, тоже не все помните. Деньги, что вы давали на бензин, давно закончились.

Немка на нее строго посмотрела:

– На прошлой неделе Васька прэвысил скорость, и я оплатила штраф. Эта сумма прэвышает расходы на горючее в два раза. Поэтому еще месяц на бензин он не получит ни сента.

– Берта, так нечестно, – возмутился Василий. – Вы сами опаздывали на концерт и проели мне внутренности, чтобы я ехал быстрее. Вот я и гнал.

– Внутренности тебе проедает алкоголь. Я же не намерена опаздывать на концерты. Не хочешь гонять, выезжай загодя.

– Вы не помните, почему мы тогда задержались? Потому что вы больше часа накладывали на себя румяна!

– Не смей указывать даме, мальчишка, сколько времени мне заниматься макияжем!

– Он и не указывает, а объясняет причину задержки, – вмешалась Кристина, за что и сама получила.

– А ты бы, милочка, вообще помолчала. В каком виде ты выходишь к мужу завтракать?! Если бы мой Вилли хоть раз увидел жену с мятой мордой, он бы перестал спать со мной в одной постели. – Сделав это заявление, Берта гордо удалилась.

Проводив ее взглядом, Василий покрутил пальцем у виска, что означало его отношение к умственным способностям старухи, достал из пакета сливки, выложил перед Кристиной на стол и спросил:

– Как, по-твоему, она что-то чувствует?

– Ничего она не чувствует, просто уверена, что за свои деньги может всех строить. Она тут меня уже достала.

Наливая мужу кофе, Кристина немного расплескала на скатерть.

– У тебя руки дрожат, – заметил Василий.

– Да, мне страшно. Я же не каждый день старух убиваю.

Он оглянулся по сторонам и приложил к губам палец:

– Тише ты! Успокойся и не трясись.

– Попробую, – пообещала Кристина и потянулась за сигаретами.

Он схватил пачку и убрал в карман:

– Тебе нельзя курить. Забыла?

– Очень хочется.

– Перебьешься.

Она тяжело вздохнула:

– Скорее бы уже наступило завтра…

– Наступит. Твое дело уговорить буржуев Мерисалу остаться у нас ночевать. Остальное сделаю сам.

– Милый, у тебя еще есть время подумать.

– Я уже подумал…

* * *

Гости Муравиных прибыли ровно в пять, как и обещали. Хейно едва удалось плотно припарковать свой огромный «Лексус» к забору, чтобы тот не загораживал проезд. Сегодня, по случаю праздника, ко многим селянам понаехали гости, и их личный транспорт превратил узкую улицу в растянутую автостоянку. В отличие от будней, когда встретить в поселке живую душу шансов мало, в дни редких праздников Мустикат оживал. На участках перед коттеджами дымили коптильни, хозяева и гости пировали на своих газонах, и даже можно было услышать тихую музыку, льющуюся из окон. Но ни криков, ни громкого пения от эстонцев на улице не дождетесь. Все будет солидно и пристойно. Это вовсе не значит, что все пирующие мужчины сохранят способность передвигаться на собственных ногах. Какой-нибудь Яан или Андрус, возможно, и переберет. Но его тихо отведут на ложе, и если супруга на другой день закатит ему скандал, никто и никогда этого не узнает.

Василий Муравин эстонских праздников терпеть не мог, особенно его раздражал День победы. О поводе, давшем эстонцам возможность так обозначить двадцать третий день июня, представление Василий имел смутное. В общих чертах событие для него выглядело так: в Первую мировую войну, перед которой Эстония на короткое время оказалась в первый раз самостоятельной страной, в местечке Вынну эстонский гарнизон то ли изгнал немцев-захватчиков, то ли удержал от них свой городок. В сознании Василия осталось – несколько эстонцев одержали верх над несколькими немцами. Поэтому словосочетание «битва под Вынну» поначалу вызывало у него гомерический хохот, а по истечении времени саркастическую улыбку.

Но будучи женатым на эстонке и искренне любя жену, по трезвости он старался своих истинных чувств не выказывать. Особенно при гостях-эстонцах. Терпел он и сейчас. Хотя сегодня господин Мерисалу вел себя куда скромнее обычного, старался не ругать русских и не вспоминать тех ужасов, которые они натворили на его земле в качестве оккупантов. Тучный любитель пива, как и его супруга, являлись местной буржуазной элитой. Хейно торговал нефтью и до кризиса мог считать себя одним из самых состоятельных здешних бизнесменов. Чета Муравиных по социальной лестнице оставалась далеко внизу. Но Кая Мерисалу дружила с Кристиной Муравиной еще со школьной скамьи. И когда Кристина вышла замуж за русского, Хейно ничего не оставалось, как с этой неприятностью мириться. Василий тоже не слишком симпатизировал тучному эсту и не упускал случая ему напомнить, что весь достаток того напрямую связан с Россией и ее запасами углеводородов. Но сегодня и он воздерживался от колкостей. Пока готовились шашлыки, они с Хейно тянули пиво, а женщины оживленно болтали за столом. Когда шашлыки дозрели и мужчины к дамам вернулись, говорила в основном Берта. И хоть говорила она по-русски, Хейно, воспринимая ее гражданкой Германии, выслушивал с почтением. Сам он и раньше говорил мало, но когда вливал в себя литра два пива и еще добавлял водки, мог произнести несколько фраз подряд.

Василий подлил в бокал Берте вина и предложил тост за ее здоровье. Берта чокнулась со всеми и сказала ответные слова:

– В этот прэкрасный день, когда мы, немцы, потерпели сокрушительное поражение от доблестных войск Эстонии, я хочу выпить за всех вас, за эту гостеприимную страну и отдельно за моих молодых хозяев. В их доме я нашла семейное тепло, заботу и все то, чего не хватает одинокому пожилому человеку. Живя рядом с вами, я тоже помолодела и не ощущаю груза прожитых лет.

Кристина слушала Берту и ждала, когда та перейдет к теме о ненавистных детях. Злобное неприятие немкой всего, что связано с деторождением, задевало что-то в душе молодой женщины и вызывало у нее антипатию к старухе. Ждать пришлось недолго. Берта гордо оглядела присутствующих и надменно улыбнулась:

– Еще вы и ваши друзья нравитесь мне тем, что не стали плодить потомство. Если бы господа Мерисалу притащили сюда детей, мне бы пришлось забиться в свою комнату. Что может быть отвратительнее диких карликов с их несносными проделками и страшным шумом, что они создают?! А так у нас тишина и покой.

Берта посмотрела на Кристину с Василием, и голос ее потеплел:

– Завтра за мной заедет мой старый друг, и я на несколько дней покину этот ставший для меня родным дом. Но поверьте, даже несколько дней разлуки наводят на меня грусть. За вас, мои дорогие.

Все выпили, и Кристина незаметно для остальных переглянулась с мужем. Молодая хозяйка старалась выглядеть непринужденно и держать улыбку, но ей это удавалось не всегда. В иные моменты в глазах Кристины появлялась такая тоска, что поневоле хотелось ее пожалеть и ободрить. Кая еще по приезде заметила ее бледность и поинтересовалась здоровьем подруги. Но молодая женщина отделалась шутками. Василий лучше других понимал состояние жены, но вида не подавал – окружающие должны запомнить их веселыми, и оба супруга старались, как могли. Пришло время уговорить Хейно и Каю остаться на ночь. Изрядно приняв, Хейно не собирался садиться за руль, но Кая оставалась трезвой. Вести машину на обратном пути предстояло ей. Кристина стала подбивать подругу выпить.

– Ну, зачем сегодня ехать? Я вам постелю в баньке. Утром позавтракаем и двинете.

И Кая соблазнилась. Хейно не сразу понял, что жена опустошила полный бокал. А когда понял, налился гневной краснотой.

– Женщина, тебе нельзя пить, – рявкнул он ей по-эстонски.

– Да я уже выпила, – улыбнулась Кая. – Ничего страшного, проведем с тобой ночь здесь.

Хейно не ответил, но посмотрел на жену взглядом, который заменил все, что мог бы сказать русский мужик своей супруге в подобном случае. Помогла Берта.

– Хейно, не смей злиться. У тебя молодая красивая жена. Пойми, ты живешь на свете только для того, чтобы ее холить и лелеять. Моему Вилли, пока он был жив, и в голову бы не пришло мне возражать. Иначе я прэвратила бы его существование в сущий ад. И он это прэкрасно понимал.

Василий, чтобы поучаствовать в разрядке создавшегося между супругами Мерисалу напряжения, решил поболтать с Хейно о параде. Всевозможные проявления государственной независимости бальзамом ложились на эстонскую душу бизнесмена, а демонстрация военной мощи особенно. С некоторых пор власти республики парады проводили не в столице, а в одном из провинциальных городков, чтобы дать уездным центрам привлечь к себе внимание. Принимать парад выезжал сам президент, а с ним прибывала столичная и зарубежная пресса.