т/х «Розалинда»

Название и тип судна: «Розалинда», грузовой рефрижератор.

Судовладелец: «West Shipping & Co»

Порт приписки: Пусан (Корея)

Год и место постройки: 1971 г., Гданьск (Польша)

Позывной: W4CKL

Длина наибольшая: 119,71 м.

Длина регистровая: 110,71 м.

Высота борта на миделе: 11,2 м.

Ширина наибольшая: 17 м.

Максимальная осадка: 7,3 м.

Регистровый тоннаж: бруто 5244 рег. тонн, нетто 2287 рег. тонн.

Дедвейт: 4228 т.

Водоизмещение порожнем: 4130,1 т.

Мощность ГД: 8400 Э.Л.С. = 6180 квт.

Скорость макс.: 14,5 узлов.

Осадка: 7,3 м.

Судовые запасы:

Тяж. топливо: 970 т.

Дизельное: 245 т.

Вода пить.: 30 т.

Вода мыть.: 277 т.

Мин. экипаж: 23 чел.

Макс.: 37 чел.

2 декабря 1999 года.

Перелёт.

Долго собирались в конторе. Всего нас было пять человек: старпом Игорь Соломин, матрос Богдан, второй механик, стармех и я.

Приехали в аэропорт. Сразу регистрация, таможня, посадка в самолёт. Воздушный лайнер МД-47 корейской авиакомпании вылетел точно по расписанию, в 15:15 местного времени.

В полёте кормили один раз. Остался голодным. Через два с половиной часа приземлились в Сеуле. Пассажиры при этом хлопали в ладоши. Наверное, радовались, что долетели живыми.

Опять таможня, получение багажа. Оказалось, что потеряли сумку старпома. А в сумке – все его документы и теплые вещи.

Нас встретил кореец, агент Ли, весёлый и разбитной парень. С его помощью дозвонились до Владивостокского аэропорта. Оказалось, что сумку нашли и передали в милицию. Потом её забрала жена старпома.

Из Сеула летели на здоровенном аэробусе. Семь рядов кресел, два прохода, народу – битком. На большом экране карта полёта, высвечиваются все данные: высота, скорость, координаты.

Потом автобус подвёз нас прямо к трапу. Дела принимал минут десять, не больше. После чего старый начальник, Саша Прощенко, помахал мне ручкой и уехал домой.

Сразу отшвартовка, и – вперёд!

Свою походную сумку я бросил в каюте и сутки туда не заходил. Нужно было срочно передавать отходные РДО.

Терминал радиостанции, «Сарако», Корейско-Минско-Севастопольской разработки я видел впервые. Два компьютера. Один для станции спутниковой связи Инмарсат-С, другой – для радиотелекса. Идиотская азиатская логика интерфейса. Всё на платформе Windows и постоянно виснет. Описание скудное и на английском. Это ничего, по-английски мы разумеем.

Только к утру мы нашли с этим железом общий язык и со скрипом начали понимать друг друга. Выходная мощность передатчика 200 ватт. Даже на древнем пароходе «Либертос» передатчик был круче – 250 ватт!

Кстати, о «Либертосе». С вашего позволения меняю почерк…

«Либертос»

Три тополя на Плющихе

Вдоль широкой палубы «Либертоса» гуляли трое.

– Три тополя на Плющихе, – сказал, глядя на них, старший помощник.

– Вернее будет – три дуба, – добавил ревизор.

– Святая троица, – говорю я.

– Дубовая роща, – уточнил чиф.

В середине выступал капитан, Виктор Антонович Вагнер. Могучий, как дуб, с причёской под Ленина. Слева от него семенил первый помощник, Вячеслав Климович Бройко. Комиссар был короткий, кривоногий, с плечами разной высоты. По правую руку шествовал старший механик, Борис Зурабович Садыков. На поворотах его заносило инерцией солидного живота.

Главный дуб запнулся о деревянную балку, лежащую поперек дороги.

– Мать их за ногу, этих матросов! – сказал мастер. – Хлев на палубе!

– Наберут сачков на флот! – поддакнул комиссар. – Вот в старое доброе время…

– В старое время я бы их под плитами сгниил, – мстительно заявил дед.

Дошли до бака, повернули обратно. На обратном пути запнулся уже стармех:

– Так разэдак, этих рогатых!

– Устрою им завтра шлюпочную тревогу, – сказал кэп.

– Заодно и пожарную, – хихикнул комиссар.

Никто из них не догадался отбросить горбыль в сторону.

На корме дымила железная труба камбуза. Капитан повел носом:

– Картофель жарят к ужину.

– Ну, у вас и обоняние! Редкое обоняние, Виктор Антонович! – залебезил помполит. – Пора готовиться к трапезе.

– Кто нынче наливает?

– Замполит, – сказал стармех. – Его очередь.

Первый помощник был из военных и дед дразнил его замполитом. Однажды, помполит увидел в моей каюте портрет Хемингуэя. Спросил:

– Кто это, твой дедушка?

– Папа Хэм, – говорю.

– Видный у тебя папаша. Не то, что сынок…

Капитан был барин и редкий зануда. К тому же бабник (жизнелюб) и поклонник Бахуса. Бывало, на переходе он выпадал из процесса на несколько дней.

Старпом, Сан Саныч Клийман, тоже был не прочь выпить. Как у Довлатова: «Сначала думали, что еврей, оказался нормальный, пьющий человек»

Чиф говорил: «Главное, выйти из виража на день раньше папы!» Однажды он не угадал и стал врагом мастера №1.

Я, второй радист, стал врагом №2. Как-то занёс мастеру радиограмму. Подождал, пока барин прочтёт её и, слава богу, если не найдет опечатки.

Кэп брезгливо выпятил губы, посмотрел на палубу сквозь очки и проворчал:

– Наследили мне тут. Возьмите тряпку и вытрите пол, как следует!

Перед тем, как выйти я сказал:

– Щас, только переобуюсь!

– Куда вы?! – услышал я в спину, когда поднимался в радиорубку.

Третью неделю мы парились на рейде Хайфона. Во Вьетнаме недавно закончилась война. На внешнем рейде ожидали выгрузки несколько пароходов. Они привезли братскому народу продовольствие, технику и строительные материалы.

Город сквозь тропическую дымку выглядел серым и неподвижным. По заливу неспешно курсировали древние фелюги с жёлтыми бумажными парусами.

На баке и корме дежурили вооруженные пограничники. Опасались ночных грабителей. Бандиты промышляли воровством капроновых канатов и тащили всё, что плохо лежит. В этом случае бойцы стреляли без предупреждения. Их старший офицер питался в кают-компании. Входя в помещение, он здоровался: «Пошёл в жопу!» Встретив женщину, говорил: «Давай трахаса!» Русским выражениям его научил второй помощник.

Начальник радиостанции

Как известно, у нас два начальника. Начальник пароходства и начальник радиостанции. Вторым был мой босс, Юрий Никитович Орлов. Начальник всегда командовал, а руками действовал конечно я, второй радист. И, как говорится, с нашим удовольствием. Большая удача, когда хобби из детства становится твоей профессией. И деньги за это платят. Хорошие, но мало…

Орлов был классным оператором, но с техникой не дружил. На самодельной «вибре» он выдавал запредельную скорость и как заяц на барабане, стучал по клавишам пишущей машинки. Впоследствии эту способность он использует, помогая комиссару писать доносы.

С «железом» у начальника было хуже. При любой неисправности, Никитич первым делом начинал трясти аппарат или стучать по нему кулаком. Модулятор «Дона» он обычно воспитывал пинками.

Тем не менее, я был благодарен начальнику – он не корил меня за малую скорость передачи и всегда выручал, если береговые операторы возмущенно стучали: «QRQ» или «QRZ ШРМ». На языке радистов это означает: «Передавай быстрее или позови начальника!» Меня это сильно било по самолюбию.

После швартовки у начальника было два занятия. Первое дело – сколачивать деревянные ящики для цветов. В них докторина высаживала экзотические растения, выкопанные тут же, у забора. Второе – оказывать дружескую помощь коллегам с одесского парохода «Коммунист». Там ремонтировали радиолокатор. Утром с «Коммуниста» прибегал радист:

– Никитич, без вас не получается, без вас – никуда!

На «Коммунисте» работал кондиционер и к обеду там собирались три-четыре начальника с соседних пароходов. После консилиума Никитич приползал едва живой. Утром он болел и жалобно стонал: «Всё, сегодня не пойду… сколько можно?» Тут же появлялся гонец с одессита: «Никитич, без вас – никак!»

К неисправности чужого радара добавилась ещё одна проблема. Повариха, Оля Балиж, однажды побывала на «Коммунисте» и насмерть влюбилась в ихнего начальника. Я его видел. Крепкий сибирский парень с крупным носом и щегольской бородкой. А поскольку женщинам запрещалось гулять в одиночку, Ольга выбрала сопровождающим моего начальника. Оля приходила в радиорубку, грела бедром косяк и жалобно скулила:

– Никитич, ну пойдем…

У неё были влажные коровьи глаза.

– Не пойду! – верещал начальник. – Сильно занят! Блинд у меня, блинд!.

– Ну… так сразу и выражаться, – обижалась девушка, – пойдем, Никитич…

Блинд – от английского blind – слепой. Означает приём радиограмм без подтверждения. Во Вьетнаме передатчики выключали и опечатывали и мы принимали депеши методом быстродействия, по расписанию.

Я выручал бедную женщину:

– Гуляйте, Никитич, – говорю, – я за вас поблиндую.

Ольга задохнулась от радости:

– Вот-вот, пусть Андрюха вас заменит. Всё равно бьёт баклуши целыми днями.

– Не баклуши, а хреном груши, – поправил её начальник. – Это, как говорят в Одессе, две большие разницы.

Довольный своей остротой, начальник смягчился:

– Ладно, жди меня на трапе. С тебя рюмка «тропикана».

– Будет, Никитич, будет! – подпрыгнула Ольга и поцеловала меня в затылок.

Я-то тут при чём?!

Однажды, начальник вернулся из эскорта злой и с порога заверещал:

– Шлюха! Бл… Потаскуха!

– Об чём это вы, Никитич?

– Привёл эту сучку на случку, – заговорил стихами Орлов. – А начальник в отлучке. Пока искал клиента, её уже чиф прихватил. Шлюха, проститутка!

– Вам-то что, – успокаивал я шефа, – лишь бы человек был хороший. Детей не все любят, но сам процесс…

А в общем, мы неплохо ладили с начальником и где-то дополняли друг друга.

Пароход «Либертос»

Суда типа «Либерти» строили в Штатах во время войны. Клепали их буквально за три недели. Грузили ленд-лизовскими товарами и отправляли через Атлантику в составе конвоев. Пароходы были рассчитаны на один рейс, но прослужили у нас, в Союзе, более тридцати лет. На баке, корме и крыльях ещё остались фундаменты от спаренных «Эрликонов».

Я даже знаю имя одного из строителей. D. R. Green – было написано суриком под фанерной обшивкой подволока.

«Либертосы», доживали последние дни и пароходство не тратилось на их оборудование и ремонт. Прошёл достоверный слух, будто бы наш лайнер собираются отправить в Ригу и там распилить «на гвозди». Потом посчитали количество цементных ящиков в трюмах и решили, что до Риги он не дотянет. Мы сделали два рейса на Вьетнам, после чего «Либертос» приткнули к берегу на Улиссе и потихоньку кромсали в течение года.

Кондиционера на судне не было. В тропиках пароход раскалялся, как утюг. Ночью донимали комары, а в коридорах встречались чёрные крысы, размером с телёнка. Про тараканов я уже не говорю. В каждой каюте стояли ловушки – литровые банки, смазанные изнутри, у горла, сливочным маслом. К утру в них шуршала стая рыжих прусаков.

Экипаж на судне тоже был разовый. Половина блатных (еще бы, рейс в Ригу!) и половина таких новобранцев, как я. Никаких покрасочных или ремонтных работ не велось. Самая жуткая кара для матросов – пилить дрова для камбузной печки.

Обычно я обитал в радиорубке. Бывало, засыпал в кресле с наушниками на голове. Учился передавать на электронике левой рукой, а на «паровике» долбил правой.

Кроме того, пытался оживить древний радиолокатор «Нептун». Он больше года стоял холодный, как памятник. Это мне удалось, на экране появилась чёткая картинка. Правда, лавры за эту победу начальник простодушно присвоил себе.

Никитич любил обсуждать женщин и делился со мной впечатлениями: «На „Коммунисте“ девки – просто жиртрест. Не на что приятно посмотреть. Недаром ихний начальник на Ольгу запал!».

Я знал, что мой босс неравнодушен к буфетчице. Её звали Эля. Маленькая аккуратная девушка с белой кожей. Про неё он говорил с восхищением: «Такая девочка, такая попка!»

Однажды, вечером, Никитич заглянул ко мне и возбуждённо прошептал: