Хагенах сразу ответил на звонок.

– Рольф! – заговорил Кернер. – Охотница упустила ее из виду, но считает, что она бежит, куда бежала, то есть в восточном направлении. Подходите, пожалуйста, ко мне, и мы вместе стянем кольцо.

– Понял. Сейчас подойдем. Только как работать в такой темноте? Я собственную руку держу перед глазами и не вижу. Может, вызовем вертолет с прожекторами?

Йенс, разумеется, и сам об этом думал. «Если через полчаса мы ее не найдем, то вызову, – решил он. – А то она выбежит мимо нас на дорогу и, чего доброго, окажется на А7. Навредит и себе, и другим… Однако вертолет – удовольствие недешевое и притом не гарантирующее успеха. Сейчас ведь начало июля! Листва такая густая, что никакой прожектор не пробьет!»

– Пока попробуем справиться своими силами, – тихо произнес Йенс.

Нажав на разъединение, он набрал номер Карины Райнике – коллеги, ответственной за цепочку, которая работала в его квадрате. Сказал, чтобы ее люди старались не шуметь и прислушивались к любым шорохам. Потом убрал телефон. Когда свет экрана погас, вокруг стало совсем черно. Прошло какое-то время, прежде чем глаза Йенса привыкли к темноте и начали различать ветки, сучья, торчащие из земли корни… Да, трудная местность!

От зрения сейчас было мало толку, зато слух заметно обострился. Теперь Йенс улавливал легчайшие шумы.

С деревьев постоянно что-то падало – наверное, шишки. Они тихо, но вполне различимо шлепались на землю. А в подлеске то здесь, то там без конца кто-то ползал и шнырял, какой-то мелкий зверь – мышь или лиса. Йенс побаивался кабанов, которые здесь водились. Не хватало ему или кому-нибудь из его коллег потревожить мамашу, устроившуюся на ночлег со своими поросятами…

Он слишком нервничал, чтобы стоять спокойно, и потому пошел по узкой полузаросшей тропинке, ведущей вправо. Коллеги, по идее, были где-то рядом. Йенс с трудом подавил желание их позвать. Он не привык бродить по ночному лесу и чувствовал себя, мягко говоря, не совсем уверенно. Конечно, определенные районы Гамбурга в это время суток гораздо опаснее, и тем не менее он предпочел бы находиться там, а не здесь.

Откуда-то послышался нарастающий шум. Сплошной хаос всех этих листьев, сучьев и веток мешал точно определить направление.

Йенс остановился и спросил себя, что делать, если бледная женщина выскочит из темноты прямо на него. Вряд ли она сдастся без боя. У сумасшедших (нормальной она быть не могла) иногда открываются почти сверхъестественные силы. Наручников у Йенса при себе не оказалось, а применение оружия в этой ситуации было бы неоправданным.

Шум все нарастал. Кто-то быстро продирался через подлесок. Впрочем, пока этот человек был еще достаточно далеко. Если б не ночная тишина, Йенс ничего не заметил бы. Его коллеги, надо полагать, сейчас слышали то же, что и он, и точно так же насторожились.

Звонить им было нельзя. Даже если все отключили звук, свет экранов мог отпугнуть женщину. Да и отвлекаться на разговоры не стоило. Это рассеивало внимание.

«Что творит с людьми ночной лес», – мелькнуло в голове у Йенса.

И вдруг – крик! Короткий, резкий. Определенно, женский. Раздался где-то недалеко. Может, метрах в тридцати…

Йенс, расставив ноги, перегородил тропинку и принялся водить взглядом из стороны в сторону, чтобы ни в коем случае не пропустить тот момент, когда женщина выскочит из подлеска.

Сердце ускоренно забилось, пот потек еще обильнее, чем до сих пор. В последнее время подобные симптомы всегда возникали, если Йенс доставал служебное оружие, поэтому он все чаще предпочитал не вынимать его из кобуры – даже в тех случаях, когда это казалось не совсем разумным. До недавней кровавой истории в духе Грязного Гарри^[1] такого не было.

– Эй! Стоять! – послышалось справа.

Это выкрикнул один из полицейских, оказавшийся совсем рядом.

Подлесок громко затрещал – почти как под лапами медведя. Однажды, на рыбалке в Канаде, Йенсу довелось услышать приближение бурого исполина. Это было устрашающе.

– Нет… Нет!

Снова послышался крик – теперь уже панический. За ним последовали стоны, бормотанье и шум борьбы.

Рука Йенса скользнула к оружию и зависла над кобурой. Расстегивая клапан, он всегда чувствовал себя так, будто выпускает злого духа из бутылки, и это ему не нравилось. Но если обстоятельства вынуждали, он легко, на одном дыхании делал, что должен.

Вдруг Кернер заметил движение справа: кто-то бежал по узкой тропинке. Бледная женщина, резко выделяясь в темноте, двигалась прямо на него. Да как быстро! Черт возьми! Ужасно быстро!

Вытянув руки, похожие на когтистые лапы, она без видимых усилий преодолевала расстояние, отделявшее ее от Йенса. Он увидел кровь на ее бледном теле – кровь повсюду. И лицо, и грудь, и плечи были исчерчены бесчисленными ранками – болезненными свидетельствами долгих скитаний по лесу.

Йенс расставил ноги еще шире и развел руки в стороны.

– Стой! – громко крикнул он.

Бледная женщина, не отреагировав, продолжала мчаться на него. Ему пришлось сделать шаг вправо, оставив на тропинке одну ступню, о которую бежавшая споткнулась. Тяжело смотреть, когда человек, несущийся во весь опор, запинается и падает. Йенс страдальчески скривился, словно сам почувствовал боль.

Женщина, не группируясь, рухнула лицом и грудью вниз. Ее словно одеревеневшее тело проехало еще два метра по земле, устланной иголками и хворостом.

Йенс подскочил к ней, чтобы задержать ее, пока не подоспели коллеги с наручниками, но неожиданный удар ногой в живот чуть не вышиб из него дух. Он потерял равновесие и приземлился на задницу с такой силой, что зубы резко сомкнулись и прикусили язык. Рот мгновенно наполнился теплой жидкостью с металлическим вкусом. Боль была дикой, но Йенс не закричал, а только сплюнул кровь.

Поднявшись одновременно с женщиной, он решил теперь действовать наверняка: просто навалился на нее всей своей тяжестью, помноженной на боль и ярость, которыми было продиктовано это движение. Его тело, весившее больше ста килограммов, погребло под собой жалкий скелет сумасшедшей, сломав ей, судя по треску, как минимум одно ребро.

Кровь, вытекая из его рта, капала с подбородка на голую спину женщины. Сейчас он смотрел прямо на ее безволосый затылок. Череп, туго обтянутый кожей, был обрит, но не гладко. Казалось, это проделали чем-то вроде мачете.

Женщина резко подняла голову. Йенс ожидал этого и вовремя увернулся от удара. Извиваясь, как змея, ужасающе костлявое тело высвободило себе немного места, однако выскользнуть так и не смогло.

– Перестаньте, я же хочу вам помочь! – произнес Йенс, опять брызнув кровью.

Что это он сейчас проглотил? Уж не кусочек ли языка?

Женщина принялась кричать. Сначала это был просто визг, потом в нем стали различаться слова. Они повторялись снова и снова:

– Darling^[2], свет моей жизни… Darling, свет моей жизни…

4

За некоторое время до этого

Ее постоянное судорожное сглатывание действовало ему на нервы, и он с облегчением вздохнул, когда, захлопнув дверцу машины, отсек от себя этот звук.

Куда приятнее было слушать, как шумят ели, покачивая ветками на ветру. Если он стоял так достаточно долго, то пение леса постепенно меняло тональность. Иногда ему удавалось улавливать голоса, недоступные слуху большинства людей.

Именно ради лесов он сюда и приехал. Они давали ему то, чего не давал город. Без них он давно погиб бы. Благодаря им он обрел собственный дом, где всегда мог найти убежище. Хорошо, что другие люди не пользовались этим исцеляющим местом. Так оно принадлежало ему одному.

Оставив грузовик на дороге, он прошел сто метров пешком. Ему хотелось медленно погрузиться в атмосферу, а на машине это не получилось бы – особенно если сзади, в кузове, кто-то без конца скулит и икает.

Сознательно фиксируясь на каждом своем шаге, он впитывал все ощущения: хрусткость листвы под ногами, прохладу воздуха, смолистый запах елей и живой аромат грибов, пробивающихся сквозь мох; при луне их шляпки напоминали блестящие купола соборов.

Темные сооружения выросли перед ним, словно из-под земли. Он замер и задумчиво улыбнулся. Кто бы предположил, что однажды он сможет смотреть на них с улыбкой! Раньше они внушали ему только панический страх, желание бежать прочь, ну и ярость – неутихающую ярость. Но теперь это было в прошлом. Отдавая истинного себя этому месту, он забывал о том, почему люди годами мучили его.

Сейчас, стоя здесь, он предвкушал захватывающие впечатления, но, как человек организованный, не позволял себе с головой окунуться в радость. Страсть и вожделение губительны. Тому, кто не понимает, что их необходимо обуздывать, лучше не вступать в игру, где на кону жизнь или смерть.

Он обошел строения и внимательно проверил, всё ли в порядке. Здесь было обо что споткнуться, но ему даже свет не требовался. Он знал, где валяется строительный мусор, где остались дыры, прикрытые досками, где пол так накренился, что хоть скатывайся от одной стены к другой.

Осмотр его удовлетворил. Все окна и двери целы. В последние два года вандалы сюда не лазили. Впрочем, эти идиоты могли вернуться в любую минуту. Следовало убедиться, что поблизости никого нет.

Поднимаясь по склону обратно к машине, он запыхался. Сердце забилось быстрее. Где-то закричал сыч. Кто-то прошуршал по подлеску – куница или енот. И те, и другие жили у него на чердаке и по ночам шумели на весь дом.

Добравшись до машины, он постучал по металлической боковине кузова. Изнутри донесся шум. Он отчетливо представил себе, как она вздрогнула и подползла к стене, по которой он стукнул.

– Здесь начнется твоя новая жизнь, – сказал он громко, чтобы она расслышала.

Потом сел за руль, включил двигатель и подвел машину к дому. Фары прокладывали тоннель через лес, пока их свет не упал на внушительную стену из еловых досок, выкрашенных в коричневый цвет. Стекла белых окон отражали лучи. В какой-то момент он даже подумал, что изнутри кто-то светит фонарем прямо ему в глаза.

Объехав главное здание справа, он спустился по пологому въезду, который изначально предназначался для доставки продуктов. С этой стороны над склоном холма возвышался подвальный этаж, которого не было видно спереди. Белая двустворчатая дверь, достаточно высокая и широкая, позволяла небольшому грузовику въехать внутрь. Выйдя из машины, он отпер массивный навесной замок, вновь сел за руль и задним ходом припарковался. Потом закрыл дверь изнутри на задвижку и включил свет. Служебное помещение, которому не полагалось быть красивым, освещалось холодными резкими светодиодными трубками.

Подойдя к раздвижной боковой двери машины, он сделал несколько медленных глубоких вдохов, чтобы полностью вернуться в сегодняшний день, и только после этого открыл кузов.

Она сидела в дальнем углу, сжавшись в комок. Когда он перевозил цемент, один из мешков порвался, поэтому она была вся покрыта едкой серой пылью. «Это тоже своего рода макияж, – подумал он. – Только немного не в ее вкусе». Кричать или сопротивляться она не могла: рот был заткнут, руки и ноги связаны.

Он посмотрел на нее. Красота – вот от чего все парни сходят с ума…

– Подойди ко мне, darling. С сегодняшнего дня все будет хорошо. Я тебе обещаю.

Она, как и следовало ожидать, не подошла, а только вжалась еще сильнее в жестяные стенки. Надеялся ли он на другую реакцию? Ну, может быть, самую малость. Вообще-то он знал, что должен проявить терпение. «Хорошее случается только с терпеливыми», – прочел он где-то в соцсетях. Там люди постоянно выкладывают мудрые советы, которым сами не следуют.

– Хочешь, чтобы я к тебе подошел?

Поняв, что это угроза, она приняла правильное решение и наконец зашевелилась. Поползла на животе по пыльному полу кузова. Никуда не торопясь, он дождался момента, когда расстояние между ними сократилось до полуметра. Ее большие выразительные глаза с ужасом смотрели на него. Было заметно, что по пути она плакала.

Он протянул к ней руку, она отшатнулась.

– Не надо меня бояться. Давай я тебя освобожу.

Повернув ее, он развязал ей узел на затылке. Выплюнув грязный платок, она сделала такой жадный вдох, как будто все это время не дышала. Распрямив спину, откинула голову назад, подбородком вверх. Видимо, она очень страдала от своих оков – как физических, так и душевных.

Развязав веревки на ее руках и ногах, он отступил на шаг назад. Трудно было предугадать, как она отреагирует на первое прикосновение. Остались ли у нее силы, чтобы защищаться? Сохранилось ли прежнее высокомерие?

Сидя на корточках, она посмотрела ему в лицо:

– Зачем?

Всего одно слово, произнесенное сквозь слезы. Одно слово, отравившее ему радость ожидания. Она ничего не поняла.

Он опять протянул ей руку.

«Не отступайся от нее, – сказал он себе. – Иначе окажешься таким же, как все».

– Позже поймешь, – милостиво ответил он, подавив злость.

В жизни все всегда оказывается сложнее, чем нам бы хотелось. Самые сладкие плоды растут на верхушке дерева и достаются только сильным, только бесстрашным.

– Ну идем же…

– Я хочу домой.

– Ты уже дома. Другого у тебя больше не будет.

И тут она вцепилась в него зубами. Как собака. Не так, чтобы раскусить кость, но достаточно сильно, чтобы оторвать кончики среднего и указательного пальцев. Они бы точно остались у нее во рту, если б он попытался отдернуть руку, но он этого не сделал. И, громко закричав, со всей силы ударил ее кулаком в живот.

Разжав челюсти, она не прекратила сопротивляться, а рванулась вперед, выскочила из машины и с воплем фурии сшибла его с ног. Удары градом посыпались ему на лицо, горло и туловище. Втянув голову в плечи, он прикрылся руками, совершенно обескураженный ее яростью и сверхчеловеческой силой.

Наконец она оставила его в покое. Лежа на полу и с трудом приходя в себя, он услышал грохот дверей, закрытых на задвижку, но не на ключ.

– Нет! Подожди! – крикнул он.

Ждать она не стала. Скрежет отодвигаемого засова поднял его на ноги. Если она сбежит, он уже не найдет ее там, в ночном лесу. Значит, ему придется отказаться от всего этого.

Нет, такого он допустить не мог!

Он увидел, как она, нетвердо держась на ногах, выбралась наружу и повернула влево. Через несколько шагов натолкнулась на дерево, упала, поднялась и побежала дальше. Догнать ее было нетрудно, если только она не…

Стоило ему подумать, как это произошло. Она двигалась слишком быстро и, не заметив откоса, полетела вниз. Ее тело катилось, натыкаясь на пни, оставшиеся от срубленных больных елей. После второго сильного удара он уже не слышал криков. Через несколько секунд стало совсем тихо.

От испуга его бросило в жар. Она могла сломать себе шею. Тогда все труды последних недель оказались бы напрасными.

Он опасливо спустился.

Она лежала в неестественной позе у березы, которая остановила ее падение. Прекрасные волосы слиплись от грязи, смешанной с иголками. И от крови.

Он опустился рядом с ней на колени и осторожно перевернул ее. Лицо было изранено, глаза закрыты. Но на шее прощупывался пульс.

Жива!

Может, она себе что-то сломала? Сейчас он не мог определить. Да это и не было очень важно.

Но как втащить ее по склону? У него не хватило бы сил на такое упражнение.

Подумав немного, он нашел выход. Вскарабкавшись вверх на четвереньках, открыл ворота гаража, сел в машину и задом подъехал к тому месту, где начинался скат. В ящике с инструментами был прочный синтетический трос, один конец которого (тот, что с петлей) он надел на прицепное устройство, а с другим спустился к ней.

Она по-прежнему лежала без сознания. Хорошо еще, если просто без сознания! В коме она была ему не нужна. Ведь он хотел, чтобы со временем она научилась наслаждаться каждой секундой предстоящих лет.

Обвязав конец троса вокруг ее щиколоток, он еще раз проверил пульс. Жилка билась сильно и размеренно.

При подъеме он внимательно оглядывал почву под ногами, отбрасывая острые сучья и камни.

Эта спасательная операция, разумеется, все равно травмирует ее и без того израненное тело. Но она сама была виновата. Никто не заставлял ее убегать.

Поднявшись, он сел в машину, включил первую передачу и, ласково поиграв со сцеплением и газом, проехал шесть или семь метров, отделявшие склон от гаража. При этом смотрел в боковое зеркало, но из-за темноты не видел, удалось ли ему втащить тело наверх или еще нет. Проехав, сколько было можно, он заглушил двигатель и вышел.

Ее ноги лежали на ровной поверхности, а туловище и руки свисали вниз. Это был какой-то грязный куль, больше похожий на ком земли, чем на человека.

5

У Йенса Кернера был, как говорится, полный рот впечатлений. И не только. Язык кровоточил целых полчаса. Подбородок, шея и рубашка выглядели так, будто кто-то пытался отпилить ему голову. Но медсестра ограничилась тем, что дала ему не до конца замороженную охлаждающую подушечку и посоветовала прижать ее пальцем к ране.

– Ничего страшного – заживет. Болеутоляющее такому парню, как вы, наверное, не нужно? Или нужно?

Улыбка медсестры представляла собой смесь сахарной глазури с уксусом. Йенс спросил себя, где и когда он умудрился перейти дорогу этой язвительной особе. От таблеток он, конечно, отказался, но почти сразу же об этом пожалел.

Он все еще стоял в машине «скорой помощи», засунув руку в открытый рот, когда вошел Рольф Хагенах и, даже не пытаясь подавить ухмылку, ослепил Йенса вспышкой телефона.

– Исторический момент! Пришлю тебе фото на память. По сравнению с тобой наша Белая Женщина еще хорошо выглядит, – сказал он и уронил лапу Йенсу на плечо.

Тот и сам не мог себе представить, что это прикосновение так больно отдастся у него в голове.

– А чинить твое помело разве не будут? – спросил Хагенах.

Медсестра велела держать лед у раны не дольше минуты, а потом делать паузу. Но Йенс не придал значения этому совету – холод так хорошо притуплял боль… Теперь, чтобы ответить Рольфу, он вынул подушечку изо рта, и ему показалось, что на ней остался еще один кусочек его мяса.

– Так заживет, – произнес Йенс, еле ворочая замерзшим и распухшим языком, который ничего не чувствовал, кроме пульсирующей боли. – Как та женщина?