II. Вторник, 3 сентября

Чем плотнее толпа людей, тем быстрее распространяется эпидемия Зла, тем продуманнее и ужаснее его средства, тем очевиднее его решительность.

Теодор Рохолл

10

На ночь Мелани сдвинула два плетеных кресла в больничном зале для посетителей и спала там. Все это время Шейла спокойно лежала в палате Клары. На следующее утро Клара и Шейла вместе позавтракали, затем Мелани отправилась со своей собакой в ближайший парк, где даже оказалась площадка для выгула с поилкой.

Пока Шейла носилась, Мелани набрала номер мобильного Хаузера. Тот сразу ответил.

Мелани взглянула на наручные часы. Было 7:30.

– Разбудила?

– Нет, я уже давно встал, – простонал он. – Что нового?

– Это я вас хотела спросить. Для меня есть какие-нибудь новости? – Мелани услышала отдаленные голоса.

– Студенты полицейской школы с ищейками нашли сегодня утром труп девочки в Венском Лесу.

– И вы даже не позвонили мне?

– Мы еще не знаем, имеет ли это какое-то отношение к нашему делу.

– Где именно?

Хаузер помолчал.

– У источника Агнессы. Это…

– Я знаю, где это, – перебила она его. – Примерно в трех километрах от того места, где была найдена Клара.

– Да, – проскрипел Хаузер.

Значит, ее решение удвоить радиус оказалось верным.

– Вы уже знаете что-нибудь о мертвой?

– Нет, сотрудники экспертно-криминалистической службы как раз выкапывают ее.

– Спасибо, отличная работа. – Мелани положила трубку и свистнула. Шейла тут же подбежала к ней, и Мелани взяла ее на поводок. Собака бросила на хозяйку полный ожидания взгляд.

– Мы едем в лес.

Трактир «У источника Агнессы», исходный пункт многочисленных любителей пеших маршрутов, был в это время еще закрыт. Однако на парковке стояло машин шесть, все принадлежали Венской уголовной полиции и Федеральному ведомству по уголовным делам.

Мелани припарковала свой автомобиль рядом с другими и вышла наружу. Солнце еще пряталось за дубами, которые отбрасывали длинные тени. Мелани знобило. Она накинула жилетку и открыла заднюю часть кузова, где Шейла мирно спала на противоскользящем коврике. Она взяла собаку, которая немедленно проснулась, на поводок и направилась с ней через парковку к лесной дорожке – полиция уже маркировала ее белой оградительной лентой с двумя красными полосами.

Ей навстречу из леса вышел Хаузер, разговаривая по телефону. Как только он увидел ее, сразу сунул сотовый в карман.

– Что вы здесь делаете? Это дело еще не ваше.

– Это я вам скажу, как только взгляну на спину трупа… и, между прочим, доброе утро!

– Доброе, – буркнул он. – У вас других дел нет?

– Три, если быть точной, – но они близятся к завершению, там осталась только бумажная война.

Хаузер был небрит, и от него пахло кофе. Галстук криво повязан, к ботинкам прилипла грязь и листва. Похоже, он здесь с самого раннего утра.

– Как далеко в лесу нашли девочку?

– У старого источника Агнессы, примерно в пяти минутах ходьбы отсюда. Вообще-то, я собирался сейчас допросить владельца трактира.

Она проскользнула под оградительной лентой и взяла Шейлу на короткий поводок.

– Тогда я вас не задерживаю.

Хаузер пробормотал что-то невнятное и последовал за ними. При этом он подозрительно посмотрел на Шейлу, но ничего не сказал.

– Если бы я знал, что вы тут же появитесь здесь, то даже не упомянул бы о находке. Я задаюсь вопросом, зачем вы сюда приехали.

Мелани остановилась.

– Черт побери, в чем ваша проблема?

Шейла навострила уши, услышав резкий тон Мелани.

– Могу вам объяснить. – Хаузер поднял плечи. – Я хотел бы работать с непредвзятым прокурором.

– По-вашему, я не такая?

– Вы знаете Клару и дружили с ее умершей матерью.

– Боже мой, вы себя вообще слышите? – Мелани пошла дальше. – Прокуроры имеют право браться за дела, даже если лично знают жертву.

– Ради бога, но мать Клары была вашей лучшей подругой. Этот случай задел вас эмоционально, и вы считаете, что должны контролировать каждый мой шаг.

– И это вас беспокоит?

Хаузер ничего не сказал. Этот мерзавец подслушивал под дверью, когда она была у Клары в больнице. Разумеется, ему гораздо милее был бы другой прокурор, который будет неторопливо вести дело. Между тем и Хаузер тоже не самый ее любимый кандидат для ведения расследования.

Шейла послушно бежала рядом с Мелани по тропинке.

– Послушайте, я не хочу с вами ссориться. Для вашего успокоения – я не видела Клару три года и даже не знала, что ее мать умерла год назад.

– Но вы знали, что Клара исчезла год назад… – с легким упреком заметил Хаузер.

– Нет, девочка, как и ее мать, взяла фамилию Брайншмидт. Кроме того, в СМИ не сообщали об исчезновении Клары, не публиковали ее фотографию.

– Уполномоченный прокурор и я имели причины держать расследование в тайне от прессы.

– Да, великолепная работа! Браво!

– Вы собираетесь указывать мне, как я должен выполнять свою работу?

Тут Мелани не выдержала:

– Я бы вела расследование иначе, подключила бы прессу, показала бы видео Клары и выслушала бы ее подруг. Но вы этого не сделали, потому что надеялись быстро найти пропавшую девочку, не привлекая внимания прессы. Я права? О господи, возможно, вы упустили решающих свидетелей!

Хаузер заскрипел зубами.

– Мы все знаем, как заканчивается похищение с большой шумихой в прессе и чрезмерной публичностью. – Он развел руками. – Преступник впадает в панику, что сосед может случайно узнать жертву, теряет самообладание, убивает похищенную и прячет труп. Вы пошли бы на такой риск?

Мелани молчала.

– С моим методом Клара все-таки выжила, и ей удалось сбежать, – продолжил Хаузер.

– Но то, что она до сих пор жива, связано, скорее всего, лишь с тем, что татуировка у нее на спине еще не завершена.

Они дошли до источника Агнессы. Маленькая лесная поляна была обрамлена деревьями с желтыми и оранжевыми кронами. Скалы, частично скрытые листвой, окружали прогалину. Вода из источника на одной из этих скал медленно стекала в водозабор, который по высоте не доходил даже до лодыжки. Рядом стояла скамья и распятие. Этот источник якобы приносил счастье… Но, видимо, не каждому.

Мелани посмотрела в лес, где несколько человек выкапывали труп из земли.

Хаузер указал на огражденную тропу, которая вела к месту находки.

– Хотите посмотреть на убитую? – Его слова прозвучали примирительно.

– Да, спасибо, после вас.

Хаузер прошел вперед. Мелани привязала поводок к крепкому суку и приказала Шейле сидеть. Затем последовала за Хаузером.

В двух метрах от места обнаружения трупа она остановилась. Пока полицейские обследовали окрестности, коллеги уже полностью раскопали труп девочки на глубине полуметра. Две яркие лампы на штативах освещали место захоронения.

Фигура и размеры трупа указывали на то, что это ребенок от десяти до четырнадцати лет. Голое, завернутое в полиэтиленовую пленку тело лежало на спине. Коллеги Хаузера уже вскрыли пленку и начали исследование. Плоть полностью почернела и сильно истлела. Пока больше ничего нельзя было сказать.

– Что нам известно на данный момент? – спросила Мелани.

– Немного, за исключением того, что у нее, похоже, нет переломов костей и она лежит здесь уже минимум полгода.

Мелани взглянула на источник, распятие и скамью. Место захоронения находилось всего в нескольких метрах от лесной тропы.

– Убийца сильно рисковал, когда закапывал ее здесь.

Хаузер кивнул.

– Место еще называется «Источник девственниц».

– Думаете, это что-то означает?

Хаузер пожал плечами:

– В любом случае мы должны обыскать весь участок леса, возможно, это еще не все жертвы.

В следующий момент сотрудники экспертно-криминалистической службы подняли труп из ямы и положили рядом на подложку. Осторожно перевернули мертвую на живот. Тут же защелкали фотоаппараты. В свете вспышек Мелани увидела спину девочки. Кожа от лопаток до самой поясницы отсутствовала. Оголенный позвоночник был словно отлит из смолы. Кости блестели от вспышек фотокамер.

Мелани отвела взгляд и сделала глубокий вдох и выдох.

– С вами все в порядк?

«Ничего не в порядке!»

– Видите, это наш случай, – сухо ответила Мелани. – Что, если Клара, мертвая румынка и эта третья девочка были не единственными детьми? Если в том месте, где держали Клару, есть еще такие же жертвы, как она? Возможно, некоторые из них еще живы.

– Да, – согласился Хаузер. – Мы должны найти мерзавца, и как можно скорее.

Мелани кивнула. Именно это она и собиралась сделать.

11

– Катарине двадцать один год, и она умная молодая женщина. К тому же писаная красавица и студентка психологического факультета, – рассказывал Снейдер. – Ее мечта: однажды стать психотерапевтом.

Он ходил по аудитории и вертел в руке пульт управления.

Была ровно одна минута девятого. Прошлым вечером Тина и Сабина хорошенько попотели в фитнес-центре и поплавали в бассейне, а затем пошли в ирландский паб, где Сабина два часа без остановки рассказывала об Эрике. После этого она спала уже намного лучше, чем накануне, – кроме того, сегодня в обеденный перерыв она снова навестит Эрика в больнице.

Тина сидела на своем месте свежая, как огурчик, заинтересованная и будто заново родившаяся. Чем больше эта женщина пила, тем активнее становилась, подумала Сабина. Яркосиний нетбук Тины был раскрыт, и она, летая пальцами по клавишам, записывала самые важные данные. Это было наверняка разрешено, а потому Снейдер вряд ли подойдет и выбросит нетбук в корзину для мусора.

Снейдер затемнил помещение и включил видеоряд. На экране была молодая женщина, которая вела оживленное благотворительное мероприятие. Фильм был профессионально смонтирован, с использованием съемки с движения и наложением высокопарной музыки в исполнении оркестра. Сабина была очарована молодой женщиной на экране. Обворожительное создание с курносым носиком и веснушками, веселым нравом и ослепительной улыбкой. Сабина только не знала, куда клонит Снейдер.

Когда видео закончилось, Шёнфельд наклонился к Майкснер и достаточно громко прошептал ей в ухо, так что услышала даже Сабина, сидевшая в другом ряду.

– Она наверняка стала бы пятой на нашем курсе…

– Шёнфельд! – оборвал его Снейдер. – Говорите, чтобы слышали все.

– По какой специальности учится Катарина? – быстро нашелся Шёнфельд.

– Интегративная психотерапия, – ответил Снейдер. – Катарина из Австрии. Она живет на краю Венского Леса и учится в университете Вены. Во время летних каникул она работает гувернанткой в местечке Санкт-Петер-Ординг, расположенном на берегу Северного моря, и время от времени подрабатывает официанткой в кафе одной неврологической клиники – не столько ради денег, сколько из научного интереса.

– Почему об этой обычной студентке сняли такое затратное видео? – спросила Майкснер.

– Она не обычная студентка, а племянница одного австрийского дипломата и часто бывает на публике во время благотворительных мероприятий. Этого достаточно, я не могу раскрыть вам прочие детали, касающиеся семьи.

– Горячая штучка, – прокомментировал Гомез.

Снейдер проигнорировал это замечание.

– А сейчас я покажу вам, что с ней сделали. – Он нажал на кнопку пульта дистанционного управления.

На экране появилась картинка. Сабина тут же отвернула голову. Даже Тина закрыла глаза. Сделав глубокий вдох и выдох, Сабина заставила себя снова взглянуть на экран и рассмотреть фотографию. Катарину было невозможно узнать. Части тела и куски плоти висели на шнурах на деревянной свае, прочие останки лежали в песке и служили пищей червякам, улиткам и морским крабам.

На этот раз Снейдер не заставлял их реконструировать преступление, а сам рассказал, что случилось, одновременно раздавая материалы с заключением судмедэкспертов.

– Примерно три года назад, в пятницу двадцать четвертого сентября, кто-то усыпил Катарину хлороформом, незаметно дотащил через длинный деревянный причал до моря, привязал к деревянной свае, закопав до бедер в ил, дождался, когда она пришла в себя, и обычным складным ножом, которым обычно режут сало, жестоко изувечил. Затем, предположительно, дождался прилива и смотрел, как Катарина медленно умирает в прибывающей морской воде.

«Жестоко изувечил» слишком безобидно сказано, подумала Сабина. Здесь больше подходило – раскромсал на куски вдоль и поперек.

– По расчетам судмедэкспертов, она умерла в 18:50, когда прилив достиг максимума. Солнце зашло лишь полчаса спустя. И все равно свидетелей не было.

Все углубились в медицинский отчет, а Снейдер продолжал:

– Почему преступление совершено именно так и никак иначе? Катарина уже не может рассказать нам свою историю. Теперь мы должны рассказать ее историю. Гомез, ваша очередь. Кто мог совершить это убийство?

Гомез, который сидел в вальяжной позе, подобрался.

– До этого были подобные убийства?

– Ничего похожего.

– Тогда будем исходить из того, что это было его первое преступление.

– Откуда мы знаем, что это был он? – перебил Снейдер.

– Картина, которую оставил нам убийца, указывает на рецидивиста. В Германии за последние семьдесят лет было около двухсот серийных убийц, которые, согласно статистике, совершили от четырех до пяти убийств. Лишь пять процентов преступников – женщины.

– Вы почерпнули эту мудрость в Интернете?

– Да, – ответил Гомез. – А конкретно: в статье, которую вы написали.

Снейдер поджал губы.

– Тогда это похоже на правду. Дальше!

– Прежде чем совершить убийство, преступник много лет жил фантазиями и наверняка сотни раз представлял себе это конкретное убийство. Он себя, так сказать, сам запрограммировал.

– Гомез! – Снейдер помахал рукой. – Используйте оба полушария головного мозга! Дайте нам детали.

– Знала ли Катарина своего убийцу? Вероятно, нет, иначе дело не осталось бы нераскрытым три года спустя. Но с незнакомцем она не пошла бы к морю по длинному деревянному причалу, так что, предположительно, он усыпил ее хлороформом еще на суше. Девятьсот метров до моря он нес ее на руках. Весит она, похоже, около пятидесяти пяти килограмм. Так что полагаю, он высокий и сильный.

– Гомез! – снова прервал его Снейдер. И одновременно поднял вверх три пальца. – Резюмируйте свои выводы в трех коротких точных предложениях. Сможете?

Гомез сел еще прямее и подумал несколько секунд.

– Он не использовал ни рыбацкого ножа, ни морских узлов, значит, это не рыбак и не матрос. Так как хлороформ действует недолго, ему приходилось повторять дозу, но он наверняка не хотел ждать слишком долго, пока Катарина придет в себя, – что указывает на медицинские знания. Я предполагаю, что преступнику тридцать лет, он холост, у него мало практических навыков, зато отличное умение планировать. Возможно, он ненавидит женщин.

Снейдер недовольно наморщил лоб.

– Вы в тупике. Развивайте в себе способность отличать суть от несущественного.

– То, что он не изувечил ее вагину, может также означать и то, что он не испытывал ненависти к женщинам, – исправился Гомез. – По крайней мере, я не вижу признаков сексуальной ярости.

– Лучше. – Снейдер кивнул и поднял вверх три пальца другой руки.

– Майкснер, теперь вы.

– Он осознанно выбрал жертву и наверняка наблюдал за ней несколько недель, прежде чем убить. Это означает, что он может проживать недалеко от места преступления. Однако в этом случае мы бы уже давно его нашли. Значит, он мобилен и имеет водительские права – если только он не живет… – Она задумалась. – А после были подобные убийства?

– Нет.

– Предположительно, ему просто не подвернулась подходящая возможность, – продолжала Майкснер. – Вы сказали, что Катарина подрабатывала официанткой в неврологической клинике. Где та находится?

– В Санкт-Петер-Ординге, на прогулочной набережной.

– Возможно, преступника можно найти среди пациентов этой клиники. Меня, как следователя, интересовали бы досье и медицинские карты больных.

– Клиентов! – исправил ее Снейдер, полез в ящик и достал пять папок. В каждой находилось по двадцать пять бланков с основными данными клиентов, которые могли быть приняты в расчет.

Просмотрев бумаги, все сошлись на одном кандидате: двадцатипятилетием Симоне Каспареке, который проходил в клинике стационарное лечение. До этого он был фермером и работал комбайнером на полях своей матери. Одним дождливым днем он собирал кукурузу, но, так как дождь все усиливался, его мать побежала на пашню, чтобы позвать сына домой. Из-за высокой кукурузы он не увидел ее приближения, мать попала в силосорезку и была изувечена ножами. Он пытался вытащить ее, но безуспешно. С тех пор Каспарек мучался от сильного чувства вины. Первую попытку самоубийства предпринял спустя две недели после несчастного случая, последнюю – за пару дней до убийства Катарины.

– Кроме того, Каспарек страдает пограничным расстройством личности и синдромом Аспергера, – объяснил Снейдер. – Оба нарушения идентичности дают вкупе очень редкую и не менее взрывную комбинацию.

Снейдер вывел на экран фотографию Каспарека. На вид около тридцати, неухоженная трехдневная щетина, узкое, непропорциональное лицо.

– Гомез, что вы знаете о пограничном расстройстве личности?

– Такие люди боятся быть покинутыми. Для них характерно суицидальное или самотравмирующее поведение, они также не способны контролировать свою агрессию по отношению к окружающим. Часто случаются кратковременные параноидальные…

– Гомез, избавьте меня от этого говна из учебника, – пробурчал Снейдер. – Я расскажу вам кое-что о Каспареке. Он пытается избавиться от чувства внутренней пустоты. Это начинается однажды утром, когда во время бритья он прижимает помазок к коже сильнее, чем это необходимо. Если чувство пустоты остается, то он кусает себя или бьется головой о стену. За этим следуют несколько попыток суицида. – Он сделал паузу. – Шёнфельд, что вы знаете о синдроме Аспергера?

– Э-э-э… ничего.

– Неверный ответ. Мартинелли?

– Жизнь Каспарека определяется рутиной. Например, он постоянно переходит улицу в одном и том же месте или сидит в автобусе всегда на одном и том же сиденье по ходу движения. Как только что-то меняется, он уже не может с этим справиться. Кроме того, он не в состоянии понять чувства других. Возможно, это и есть причина, почему он перенес Катарину к морю, несмотря на опасность быть увиденным другими, – они ему просто безразличны.

– Но какой у него мотив? Почему он это сделал?