Медицина и врачи…– это по своей природе коррупционное сословие, тогда и во взрослой жизни, Артур не любил. Конечно, его маму с обычным инфарктом сердца можно было спасти, если бы прибыл врач и положил её в больницу. Непонятно вообще, чем думал отец, который через два дня поле приступа болезни позволил жене подняться и пойти на рынок за предрождественскими покупками. У неё ещё хватило сил вместе с Артуром вернуться домой. На руках детей она скончалась. Фёдор отсутствовал, в это время он был на работе.

Примерно такой же трагический случай вопиюще-безобразного отношения врача и больного произошёл в местечке в этом же году.

– Ради Христа, прошу вас, помогите – жена помирает, – ранним утром постучался к врачу в окошко заплаканный мужчина.

– Объясните толком: что случилось, где, что болит? – протирая заспанные глаза, задал уточняющий вопрос врач.

– Тут недалеко село, семь километров. Я на подводе. У жены очень болит сердце, – ответил мужик.

 Воскресный день, у врача были совсем другие планы. Куда-то ехать на подводе ему не хотелось. Скорой помощи тогда не было вообще.

– Ничего с вашей женой не случится. Пусть отлёживается. Завтра потихоньку привезёте её в больницу. Мы посмотрим и решим, как вашу жену лечить, – решил он.

– Так помирает же! – взмолился мужик.

– Ничего, ничего! Делайте, как я велел, – сказал врач, выпроваживая настойчивого просителя.

Тот уехал. Чуда не произошло. Жена скончалась у него на руках.  Был ли вменяем этот человек, когда, схватив топор, вскочил на лошадь и, прискакав к врачу, своим страшным оружием раскроил ему голову на две части? Затем, так с окровавленным топором, он сам пришёл в милицию и сдался. Местечко, обсуждая происшедший трагический случай, буквально взорвалось.

– Расстрелять! – требовало медицинское сословие.

– Так вам и надо! – парировали их потенциальные больные.

Конечно, его осудили, но не расстреляли. Врачи были недовольны, некоторое время с больными они были предупредительно вежливыми. Затем всё вернулось «на круги своя».

Осень, разруха, бездорожье и дожди превращали грязь городка в сплошное непроходимое болото – жижу чернозёма на глинке по самое горло. Жители нашей маленькой улочки, заселив каждый квадратный сантиметр её уцелевших хат, выбравшись по неотложным делам на разбитое шоссе, облегчённо вздыхали и помалкивали. А что тут скажешь? Все «хорошие» слова они уже высказали, когда преодолевали скользкие рвы и канавы на пути следования. Каким-то чудом, балансируя всем телом, пешеходы умудрялись скатываться с пригорка на ногах, оберегая   задницу. На инерции, одним глубоким вздохом собрав остаток сил и сноровки, они проскальзывали на сравнительно твёрдую дорогу, когда-то именуемую шоссе. – Как тут не онеметь от счастья! Но приходила зима и осенние «радости» уходили на задний план. Зимы, холода и снег, скажу я вам, тогда были знатные.

Ещё летом одну половину большой хаты Кравчуков заселила самогонщица Дарья с двумя взрослыми дочерями и внучкой. Другую половину – занял Владимир Бузина с женой Верой. Черноглазая, подвижная как ртуть их дочка Наденька со всеми быстро подружилась и бойко щебетала, заряжая соседей своей жизнерадостностью.

У жителей городка самогонка Дарьи пользовалась успехом. Бабой она была компанейской и не вредной. Её винокурня дымила постоянно. В то время законы страны были строгие, как она их обходила – одному богу известно. Одним словом, крутилась, ибо содержать девчат как-то было нужно. Тем более что у старшей симпатичной Надежды муж узбек, одарив её ребёнком, укатил в свой Узбекистан и больше не появлялся.

С хатой покойной Марии Перебейнос вырисовывалась явная интрига. Унаследовала эту недвижимость единственная её дочь Валентина. В оккупации у немцев она работала переводчицей. Не изменила она профессии, и после освобождения Украины от фашистов. Каким-то образом её работа была тесно связана с НКВД – теперь КГБ. Там же обретался и её муж Тимофей, угрюмый, молчаливый здоровяк. Сами они о своей работе не распространялись и красноречиво помалкивали. За ненадобностью половину хаты Валентина продала. Покупателями оказались переселенцы с Западной Украины, то ли Белоруссии. Новые жильцы приехали на собственной подводе с арбой в упряжке пары неплохих ухоженных лошадей – по тем временам целое состояние. Управлял лошадьми невзрачный, какой-то блеклый, заранее во всём виноватый, молчаливый мужичок. На подводе в окружении двух детей – мальчонки и девочки, восседала царицей престола рыжая, плотно сбитая щедрой природой особь женского пола. Кто в доме хозяин ясно было и без слов. Она оценивающе осмотрела любопытствующих соседей и деловито объявила: «Теперь мы с вами тут будем жить!». Степан, её муж ни словом так и не обмолвился.

– «Бандеры!» Стопроцентные бандеровцы! – решили зеваки и потихоньку разошлись по своим делам. А вот дети познакомились и подружились быстро. Ганя, однолетка с Надей, взявшись за руки, осваивали окрестности улочки. Стасик, худенький, но жилистый мальчик лет десяти кругами обхаживал Артура.

– Проше пана, дайте гыбы, – обратился он к нему, когда тот таскал окуней у моста на свежей воде, исходящей из шлюза работающей турбины.

– Что, Бандера, рыбы хочешь? А поймать самому слабо, не умеешь? – спросил его Артур.

– Так у нас в горах такой речки и такой гыбы нет, – ответил проситель.

– Не «гыбы», а рыбы.  Что же у вас там есть? Почему вы сюда приехали? Чего вам дома не сиделось? – задал очередные вопросы удачливый рыбак, вытряхивая окуней из сачка в подставленный подол рубахи Стасика.

– Проше пана, у нас там была война. Страшно, людей убивали!

– Ты что, с гор своих свалился полоумным? А у нас тут немцы пироги и пряники раздавали!   Знаешь ли, что твои бандеровцы убили моего друга Изю и его родителей лишь только за то, что они были евреями? УПА! ОУН! – судить их нужно! Все они фашистские прихвостни и убийцы.

– Пусть пан не сердится, – прижимая трепещущихся рыбёшек к груди, попытался оправдаться ни в чём не виновный пацан. Весь его облик выражал какую-то непонятную обречённость готовности к послушанию. И внешне, и внутренне по характеру он поразительно был похож на своего отца. Отыскав доверительного собеседника, его длительное молчание, как сдерживаемая вода в плотине, прорвалась откровенным многословием. Другое дело его сестра Анна – Ганя. С отцом Степаном ничего общего у неё не просматривалось даже сквозь лупу. Да и с мамой внешне сходство было минимальное. А вот характер и глаза… чувствовалось, что у такой не побалуешь. Но пока они были детьми и с детской непосредственностью выражали своё отношение к, окружающему их миру взрослых. «Устами младенца глаголет истина!» – хочешь, верь, а хочешь не верь.

– У вас тут враги одни – это немцы. У нас, их не было совсем, – продолжал рассказывать Станислав. – С началом войны в село прибыли вояки в немецкой форме, но вроде свои – украинцы. Их старшина Сидор поселился в нашем доме, страшный человек, боюсь его и сейчас. При помощи мамы этот Сидор составил список всех мужчин села. Одних из них, покрепче здоровьем, он направлял служить добровольцами в немецкое войско. Других же, уже без всякого разбора – всех поголовно записал в сотню украинской армии. Отца из села в эту армию он отправил в первую очередь. Сам же остался жить с мамой вместо него. Через год у них появилась Ганя. С наступлением Красного войска Сидор исчез. Бывшие газды, в том числе и отец вернулись в село. Не все из них приняли Советы. Формально сотня украинской армии продолжала существовать. В горах они зарылись в бункер. Оттуда делали вылазки и стреляли в Красных. Для борьбы с ними в село прибыли НКаведисты. Старшим у них был дядя Тимофей. Он так же стал на постой в нашей просторной хате –   тут был их штаб. Я слышал его беседу с отцом:

– Выбирай, – сказал он, – или по этапу в Сибирь, или помогай уничтожить банду. При помощи отца бандеровскую банду уничтожили. Да видно не всех. Спустя некоторое время нашу хату сожгли и грозили поубивать всю семью.

Мама обратилась за помощью к дяде Тимофею, который у Советов стал большим начальником. Вот он и предложил переселиться сюда к вам.

– А откуда у вас деньги, лошади и куча барахла?

– Кони наши, из вещей на пожаре сгорело не всё. В селе боёв и сражений, как у вас, не было. Я пану, если позволите, могу принести немного золота? – Стасик, в готовности услужить, выжидательно посмотрел на собеседника.

– Ты, я вижу, совсем заврался. Откуда у вас золото? – вопросительно сдвинул брови Артур. Золото он видел один раз жизни в руках у Феди. Тот после расстрела евреев шарил в их домах. Там где-то раздобыл несколько «пециков» – царских червонцев. По большому секрету, похваставшись, он показал их своему дружбану.

– Золото, маме на сохранение, оставил Сидор. Правда, монет там мало. В основном золотые зубы и коронки, – уточнил свой рассказ Станислав.

Артур, на мгновенье, как наяву, увидел жуткую картину, где у расстрелянных мёртвых людей бандеровцы – полицаи вырывали золотые зубы и коронки.

– Да пропадите вы пропадом со своими золотыми зубами. Как вы можете после всех этих ужасов спокойно жить?! – закричал он.

– Проше пана, прошу пана – не кричите. Я начинаю бояться вас не меньше Сидора. Не дай бог он объявиться. За это золото шкуру спустит он с меня, с отца, да заодно и с пана.

– Ага, испугался я его! Да вали ты от меня прочь! Наплёл мне три короба чепухи, а я слюни распустил и развесил уши. На следующий раз придумай что-нибудь поинтересней и правдоподобней.

Беспристрастное время неумолимой поступью постепенно врачевало боль невосполнимых потерь близких людей и заживляло, казалось бы, смертельные кровоточащие раны нашего бытия у любого человека. Фёдор Ясень смертью   жены особенно не убивался. Он тут же начал подыскивать себе не столько супругу, сколько женщину для удовлетворения мужских сексуальных потребностей.  Такую утеху, в среде случайных, ничего не обязывающих встреч, он находил без особых усилий.

Другое дело его дочь Вита. Четыре невесты, готовых хоть сейчас выйти замуж при явном дефиците женихов, для маленькой улочки было явно многовато. Безусловно, среди них она была самая симпатичная. Не выдержав конкуренции и серьёзности предъявляемых требований, большинство её ухажёров благоразумно отступало. Их счастье, хотя о «ящике Пандоры» они не догадывались.

Будущего супруга девочка выбирала придирчиво и расчётливо, как в песне: «Чтоб не пил, не курил, домой деньги приносил, был здоров и к тому ж был разумен и пригож» – вот такой был нужен муж. Под эту мерку вполне подходил рослый рабочий парень формовщик – литейщик Володя Ковальчук. Кроме покладистого характера и тихой влюблённости безусловными козырями была его практическая профессиональная полезность в делах хозяйственных.

– Вот, как обещал, я отлил и принёс, – красноречиво сопровождая свои слова, он выложил перед отцом обожаемой девушки давно подыскиваемую чугунную станину для швейной машинки.

Артур уже отлично понимал, откуда берутся дети. Он не то, чтобы следил, но за сестрой присматривал бдительно. Его сердце Володя покорил живым чудесным подарком – щенком легавой охотничьей собаки. – Кто же тут устоит! Тем более что и у него не раз замирало сердце, и начинало учащённо биться в груди при общении с красивыми девочками его возраста. Правда, ни с кем из них он не дружил – так, переживания на расстоянии.

– А с кем дружить? Надежда и Лида – старшие симпатичные дочери тётки Даши, по возрасту не подходили никак. Таня Бузина давно уже свой парень. Она могла сочувственно выслушать любые его заморочки, но не более того. Мелюзга Надя, Ганя и Альбина только подрастали. Все они – взрослые и дети вечерами выходили на небольшую полянку перед хатами «почесать языки», ну а малые старались изо всех сил в играх сбросить неизрасходованную энергию перед сном. Как-то само собой непроизвольно получалось, что центром «притяжения» или общественным затейником становился Артур.

– Артур, занял бы ты детвору чем-то полезным. Кроме оглашенного бега, пряток и классиков есть масса других игр, – советовала тётка Даша.

– Умные вы, наблюдатели со стороны. А чем, подскажите! – тут же нашёлся парнишка.

– Чем, чем…– задумалась тётка. – Хотя бы городками, – наконец вспомнила она.

Действительно, увлечённые идеей, взрослые и малые с азартом недели две строгали и пилили, вырезая городошные чурки и биты. Они же посреди уличной площади местами срезали траву и сделали необходимую городошную разметку. Наконец, всё было готово, и игра понеслась – поехала!

С неизменной записной книжкой среди пришлых ребят из соседней улицы появился рослый парень Алёша Коваль. Года на два старше Артура он был общепризнанным авторитетом: одновременно капитаном и играющим общественным тренером   футбольной, и хоккейной команд ребятни Скакунки. С присущей ему инициативой и настойчивостью, он начал составлять списки команд игроков. Естественный дух соревнования интересной игры, на первых порах, увлекал «и старых, и малых». Зеваки и болельщики, неожиданно появившиеся на тихой улочке, её основных жителей особенно не смущали. Правда, надоевшая всем алкогольная клиентура за дешёвым самогоном, к тётке Даше теперь пробиралась, опасливо озираясь. Разместившись за заборами, их хозяева дружно хохотали, наблюдая, как любители зелёного змия петляют зайцами, пытаясь укрыться от пролетающих тяжёлых городошных бит. Войдя во вкус, чувствуя общественную поддержку, игроки уже не то, что по ногам появившихся «зайцев», но рядом с ними, свистящие палки пуляли уже понарошку.

Однако, «не долго дрыгалась старушка в гвардейских опытных руках» … Нежданно-негаданно из калитки «бандер» важно «выплыла» рыжая Марийка, мать Стасика. Не сворачивая, как ледокол, потерявший управление, она неслась прямо на игроков.

– Бандерша, куда прёшь? – недоумевали болельщики. – Неужели так запросто, «за здорово живёшь», её пропустят? – оптимистично засомневались коренные жители улицы.

Всех местных перипетий и заморочек Алёша Коваль не знал, но нахальства не любил во всех его проявлениях. Прицелившись, изо всей силы он метнул биту по фигуре чурок, размещённых в квадрате городка. И бита, и чурки, подпрыгивая, рядом с присевшей и струхнувшей рыжей бестией, разлетелись в разные стороны. В установившейся тревожной тишине, одна из чурок выбитой фигуры, медленно закатилась назад на своё место. Взвесив в руках очередную биту, потяжелей, Коваль метнул её, стараясь удалить своенравную чурку из квадрата городка.

Прозвучавшая свистом пули вылетавшая чурка, и прыгающая рядом бита, придали прямо-таки космическое ускорение упрямой бабе. Она метнулась к своей калитке и скрылась за забором.

Праздновать победу было преждевременно. Поняв это, болельщики и игроки сочли за благо пока тихо разойтись по домам.

На следующий день мстительная Марийка собрала всё женское сословие улицы.

– На кой чёрт нам такая игра нужна? – поставила она вопрос «ребром». – По улице не пройти. Вокруг дети. И кто это безобразие придумал?

Обезоруженные столь стремительным напором, сконфуженные женщины дружно посмотрели на бабку Дашу.

– Ничего я не придумывала. Люди играют в городки уже сто лет. Кроме того, можно сказать, что я лицо, терпящее от игры непосредственные убытки. А игра… – это всё Артур! – выкрутилась она.

Подошедшему Артуру, при общем молчании собрания, устами торжествующей бандерши, был озвучен ультиматум:

– Игру прекратить! Биты и городки сжечь!