Да ведают потомки православных

Земли родной минувшую судьбу,

Своих царей великих поминают

За их труды, за славу, за добро…

А.С. Пушкин.

Рогнеда

Месяц висел над Лысой горой, красное солнце заходило за лес, и снег искрился под его лучами и отливал багровым цветом.

Княгиня Рогнеда уложила с нянями детей спать, последний старший, девятилетний сын Изяслав никак не хотел засыпать, но уснул, убаюкала. Сидела на лавке и смотрела сквозь мутное слюдяное окошко в сумерки через речку на гору и на дальний лес. Тоска заползла в душу княгини. Старшего сынка отпустили к ней погостить на день. Сегодня все дети при ней – четыре мальчика и две девочки, радость неимоверная. Скучала по сыну.

Как же так получилось, что она, гордая полоцкая княжна, любимица отца и братьев, сидит одна на чужбине и смотрит на этот розовый снег? Не совсем одна, конечно, вот сыновья сладко спят, а соседней горнице спят дочери. Но завтра старший сын уедет, остальные останутся, а всё равно она одна.

Как зачат, был этот сын! Вспомнить страшно! А она помнит.

Рогнеде в том году исполнилось восемнадцать лет.

Князь киевский Ярополк прислал сватов. Он уже был женат. Когда-то давно его отец Святослав привёз ему в подарок девочку Юлию, которую в далёкой Болгарии хотели постричь в монахини. Но Святослав не позволил, увёз девочку в Киев. Вот она и стала женой Ярополка. Интересы княжества, после несчастной и нелепой смерти князя Олега, заставили Ярополка искать союзников в лице полоцких князей. И теперь он просит у её руки. Князь полоцкий Рогволод долго думал, советовался с сыновьями и решил отдать дочь за киевского князя.

Владимир, прознав про это в далёком Новгороде, тоже прислал сватов: «Зачем твоей дочери быть второй у брата, пусть будет первой у меня!»

Князь киевский Ярополк законный правитель, как старший в роду. Князь Владимир считался младшим князем, хотя и был по возрасту старше, но никаких законных прав на стол в Киеве не имел, так как был сыном наложницы. Год назад погиб князь Олег – родной брат Ярополка и брат по отцу Владимира – в братской не нужной междоусобице. И Владимир не без оснований опасался за свою жизнь. Если уж Ярополк пошёл войной на родного брата, что ж на кровного-то не пойти? Он бежал из Новгорода к варягам и вернулся через год с варяжской дружиной, мысля лучшей защитой нападение.

Рогволод посчитал, что больше сил и прав у Ярополка и отказал Владимиру. «Моя дочь природная княжна и за сына рабыни не пойдёт!» – последовал гордый ответ полоцкого князя. В ответ Владимир к своим варягам прибавил охочих людей из словен, чуди и кривичей – и пошёл на Киев, а по пути свернул в сторону, чтобы добыть себе жену и союзников у несговорчивого полоцкого князя.

Лес кудрявился молодой зеленью, когда челны Владимира из Двины свернули направо и вошли в реку Полота.

Битва состоялась в поле у стен Полоцка. Рогволод проиграл. Владимир обложил город.

Утром у Двинских ворот Полоцка затрубил рог. Внизу стояли двадцатилетний князь Владимир и его дядя по матери Добрыня – внук и сын древлянского князя Мала. Оба статные, широкоплечие, могучерукие, русоволосые, с волнистыми светлыми бородами, видно, что родня – дядя с племянником. Рогнеда тогда подумала, что зря отец отказал ему. Видный жених. Ну и что, что сын рабыни, рабыня-то княжеского рода.

За ними толпились предводители дружин: варягов, словен, чуди и кривичей.

– Эй, тестюшка, – весело закричал Владимир, обращаясь к Рогволоду. – Может, снизойдёшь до нас несчастных калик перехожих и отдашь дочь? А то сами возьмём!

– Никогда! – ответил Рогволод со стены, – никогда моя дочь не будет снимать сапоги сыну рабыни!

– Ну, это мы ещё посмотрим! Воины Полоцка! Я здесь так, поджениться. А вообще я иду на Киев с родным братом повидаться. Давно не виделись! Тех из вас, кто останется в живых, после взятия города я с удовольствием возьму в свою дружину. Кривичи хорошие воины! Это я знаю!

Кривичи были на стене, кривичи были и под стеной. Тем, кто был на стене, умирать за князя–варяга сразу как-то расхотелось. Захотелось с Владимиром на Киев. А что? У него только дед был варяжского племени, а бабка, княгиня Ольга – из кривичей, мать – из древлян. Он почти славянин! Он свой! Да половина дружины полоцкой сыновья или внуки рабынь!

Воины Владимира пошли на приступ. Воины Рогволода на стенах отбивались как-то вяло, но охотно сдавались в плен. Полоцк был взят без потерь с обеих сторон.

Грабежа Владимир не допустил.

– Я же на свадьбу приехал, – пояснил он. – Жениться.

Будущего тестя и шуринов заперли в подклети, Рогнеду и её мать развели по своим горницам, поставили караулы. Из княжеских амбаров тащили съестное, выкатывали бочки с мёдом, пивом и греческим вином, готовили свадебный пир.

Свадьбу Владимир решил сыграть честь по чести, согласно всем обычаям.

Рогнеду отвели в баню с подругами накануне вечера. А утром сняли подруги красную ленту с головы, расплели косу, заплели волосы в две косы, надели головной убор замужней женщины. Невесте полагалось плакать как можно больше во время всех этих действий, чтобы в замужестве плакать как можно меньше. Рогнеда плакала вполне искренне, много и горько.

Подъехал шумный поезд жениха. Все верхом. Невесту посадили в возок. Отца и братьев из подклети так и не выпустили, Рогнеду провожала мать, обливаясь слезами.

Отвезли на капище. Волхов свершил обряд. Всё! Полоцкая княжна Рогнеда стала женой князя Владимира. Правда, стола у князя Владимира не в одном городе на Руси нет. В Новгороде он был всего лишь наместником киевского князя. И то, вернувшись с Варяжкого моря в Новгород, стал вообще не понятно кем. Бродячий князь бродячей дружины.

Начался свадебный пир. Рогволода с сыновьями выпустили из подклети и усадили за стол на скамьи с завязанными сзади руками перед пустыми мисками. У матери руки не были связаны, но миска стояла пустая.

– Ешьте, пейте дорогие тесть с тёщей! – кричал со своего места Владимир – Не побрезгуйте угощением, шурины!

А руки связаны, а слуги с яствами обходили их стороной, а деревянные мисы пустые стояли перед ними. Стыд и срам! Но сидели князья полоцкие прямо, смотрели гордо.

Повели молодых почивать в светёлку, нарочно приготовленную для этого. Стояла кровать высокая, резьбой украшена. На кровать уложили туго связанные снопы ржаной соломы, постелили сверху белоснежным льняным полотном, подушки положили пуховые, а одеяло соболиное.

Сопровождали молодых: дядя жениха Добрыня, предводители дружин и связанные по рукам отец Рогнеды и братья.

Молодые зашли в светёлку, дверь было прикрыли, но Владимир ударом каблука распахнул её настежь.

Князя Рогволода и братьев Рогнеды, усмехнувшись, Добрыня поставил так, чтобы было видно, что твориться в светёлке.

Владимир сел на кровать. Зашуршали снопы под тяжестью его тела. С усмешкой глядя на Рогнеду он протянул правую ногу. Что же делать? Она жена. Обычай есть обычай. Княгиня опустилась на колени и стала стягивать сапог с ноги мужа. Из портянки посыпались несколько медных и серебряных монет.

– Согласилась бы сразу, глядишь, и золотые бы были, – сказал Владимир, меняя ногу, и посмотрел победно в сторону полоцкого князя.

Рогволод отвёл глаза. Стыдно. Лица братьев Рогнеды горели от гнева и стыда.

Владимир кивнул Добрыне, тот прикрыл дверь, но не до конца, что бы слышно было, что делается в светёлке.

По обычаю, сопровождающие молодых, должны были закрыть за ними плотно дверь и удалиться пировать дальше, чтобы через некоторое время прийти «будить» молодых битьём глиняных пустых горшков о дверь, на счастье. Сейчас всё было не так. Вожди дружин удалились. Остались братья, Рогволод с женой и Добрыня. И они слышали всё, что творилась в светёлке: и шуршание соломы в такт движениям, и стоны и крики Рогнеды, и пыхтение, и рычание Владимира.

Наконец всё стихло. Пытка для родни Рогнеды закончилась. Дверь распахнулась, вышли молодые. Владимир держал в руках заострённую палку с белоснежной сорочкой жены. На сорочке кровавое пятно. Палку с сорочкой передал Добрыни, и он с ней пошёл в зал, где продолжался пир, хвастать победой князя. Была бы свадьба по согласию и доброй воле, то этим можно было бы гордиться родителям невесты, а теперь это позор.

После свадьбы Владимир приказал раскатать город по брёвнышку. Дружине Рогволода сказал:

– Чем вы не довольны? Ваши пожитки и семьи в телегах не тронутые, а дома ваши в Киеве.

И двинулся большой поезд из телег по лесным дорогам, через земли дреговичей и древлян в сторону Киева. Договорились встретиться в Вышгороде.

Князю Рогволоду и его сыновьям Владимир приказал перерезать горло. Мать Рогнеды оставил жить.

– Зачем ты мне, стара? Живи.

Полоцких князей с почестями похоронили, и основная дружина Владимира водой направился к Вышгороду.

Заскрипели, прогнулись доски моста через Лыбедь. Весёлые всадники въехали в ворота усадьбы княгини Рогнеды.

Муж её, князь Владимир, решил не ехать в город, а заночевать здесь у своей жены. До Киева версты три, он всегда так делал, когда охотился в тех местах.

На волокушах привезли разделанную ещё в лесу тушу тура.

Челядь Рогнеды забегала, готовя пир хозяину.

А хозяин был в прекрасном настроении – шутил, смеялся с охотниками. Рогнеду своим вниманием не удостоил.

Начался пир. Рогнеда пошла наверх, в свою горенку спать.

Владимир заявился под утро, пьяный, тяжело дышал, когда раздевался. Тяжело стукнулись о пол меч и нож в ножнах. Вытащил плётку из правого сапога, бросил её сверху на одежду, стянул сапоги, а потом снял штаны. Полез в одной рубахе на кровать. Забрался под одеяло, притянул к себе жену, перевернул на спину, задрал ей сорочку до подмышек. Навалился на Рогнеду пьяный, мерзкий, мычал что-то не понятное, слюнявил лицо, шею. Рогнеда закусила нижнюю губу, тело её поддавалась на толчки мужа, ходило под ним взад-вперёд, а душа её летала где-то далеко, она отреклась от своего тела. За десять лет могла бы, и привыкнуть к такому. А не смогла! Князь закончил своё мужское дело, пробормотал что-то, отвернулся к стене и тут же заснул мёртвым сном.

Рогнеда лежала на спине и смотрела в темноту, слёзы наполняли глаза.

«Ах, зачем меня маменька любила, ах, зачем меня тятенька баловал?»

Злоба и ненависть ходили толчками в её теле, обида застилала разум. Убить и отмучиться! Всё лучше, чем терпеть такое! Мальчишки, достигнут семилетнего возраста – отнимут их, в Киев увезут, одного уже увезли. А её не пустят! Как собака бездомная княжна полоцкая!

Владимир во сне перевернулся на спину. Как же она его ненавидела! За отца, за братьев, за мать, за жизнь свою исковерканную. Убила бы!

Взгляд Рогнеды упал на охотничий нож мужа. Большой обоюдоострый нож. Им и медведя можно зарезать с одного удара, и на тура пойдёт. Его только направить, он сам в плоть войдёт. До чего острый!

Она выскочила из-под одеяла, оправила на себе сорочку, подошла к ножу. Вытащила его из ножен, он заблестел в предрассветных лучах. Рогнеда смотрела на него, примеряясь. Нож всё-таки мужской, а она женщина. Наконец она решилась, взяла нож двумя руками, остриём вниз. Влезла на кровать, встала на колени рядом с телом мужа, выпрямилась, подняла нож над головой, выискивая взглядом куда ударить. И на выдохе с силой опустила нож, целя в сердце Владимира.

Нож не успел долететь до груди князя, как тот открыл глаза и резким движением перехватил руками её руки у запястья и сбросил её с кровати. Она отлетела к противоположенной стене, ударилась головой о лавку, вскочила и с яростью дикой кошки с визгом бросилась на Владимира. Он уже поднялся и успел отклониться в сторону. Рогнеда споткнулась, упала на кровать. Он схватил её за сорочку у шеи и чуть пониже спины и опять отбросил на лавку.

Рогнеда поднялась, глаза горят, рот искривился в оскале, в руке тяжёлый нож. Она медленно двинулась на него.

Владимир отыскал глазами плеть, взял её и лениво хлестнул жену. Кожаный хвост плети ожёг ей спину. Она взвизгнула, крутанулась и отскочила. Но опять упрямо пошла на него.

Презрительная улыбка кривила губы князя. Он хлестнул по груди. Она согнулась от боли, в глазах страдание, но нож не выпустила и сделала ещё одну попытку достать ножом мужа. Князь со всей силой хлестнул её. Она прогнулась от боли, уронила нож, упала на пол у лавки и зарыдала, подвывая от обиды.

Владимир вытащил из ножен меч. Не хорошо, конечно, женской кровью меч осквернять, ну да ничего, у него ещё мечи есть, а этот перекуют.

Раздался шум в сенях, распахнулась дверь, и в горницу влетел княжич Изяслав, в одной рубашонке, босоногий, с мечом в руках, небольшим, детским, но как настоящий и хорошо заточенный.

– Это ты, тятя, мамку обижаешь?! – звонко крикнул.

Глаза горят, смотрит волчонком исподлобья, меч держит, как учили – остриём сердце прикрывает.

Владимир широко улыбнулся, сел на кровать, вложил меч в ножны:

– Сын, если уж ты берёшься за меч, то не забывай и о щите. Мечом ты наносишь удары, а щитом отбиваешь удары. А иначе тебя убьют.

– Я сам, кого хочешь, убью! – дерзко ответил мальчик.

– Конечно, но со щитом, это ты сделаешь наверняка.

Рогнеда с изумлением и страхом глядела на сына.

Владимир не спеша оделся, позвал слуг:

– Никого не выпускать отсюда! – приказал и – жене: – Жди! К вечеру решим твою участь.

Рогнеда услышала, как заплакали испуганно дети. Владимир, тяжело шагая, ушёл. Она проводила его взглядом, села на кровать, привлекла к себе Изяслава, из глаз её катились слёзы.

– Не плач, мама, я тебя никому в обиду не дам!

– Я знаю, Изюшка, – сказала Рогнеда и заплакала ещё сильней.

В Киеве собрался небольшой совет только из ближних бояр. На счастье, Владимира, дней десять назад прибыл Добрыня, дядя Владимира по матери, сейчас наместник князя в Новгороде. К его мнению князь с детства привык прислушиваться. И ещё пять ближних бояр, включая Варяжко, непримиримого врага, старшего дружинника и друга покойного брата Ярополка. Лет восемь ратились Владимир с Варяжко и вот недавно примирились. И два ещё отцовых боярина, ходивших с ним в Болгарию – боярин Василий и боярин Волк.

– Наказать их надо обязательно, но убивать не надо, – сказал Добрыня. – Понять её можно. В Полоцке-то обидели мы её знатно.

– Я тогда защищал честь своей матери и твоей сестры! – возразил князь.

– Да, – согласился Добрыня, – и твой сын и мой двоюродный внук Изяслав защищал свою мать. Тебе можно, а ему нельзя?

– Есть в кого быть таким! – сказали бояре. – От хорошего корня – хороший росток!

– Рогволод мной пренебрёг, – сказал Владимир. – Отказался от союза со мной.

– Как же ему не пренебречь? – удивился Добрыня. – Ты князь без княжества. Кем ты тогда был? Наместником великого князя в Новгороде. Как сейчас я. Боярин княжеских кровей.

– Как ты сейчас, дядя.

– Как я сейчас, – согласился с племянником Добрыня и продолжил. – Как же было отдать Рогволоду дочь за тебя? Ни кола, ни двора! А если бы Ярополк тебя победил? Дочь превратилась бы во вдову. Зачем это Рогволоду было надо?

– А оскорблять нас было зачем?

– Силу свою чувствовал, – сказал Добрыня. – Думал, что Ярополк к нему на помощь придёт.

– Ярополк стал великим князем по праву, – сказал Варяжка.

– Да. Но Ярополк убил Олега! – сказал Владимир.

– По наущению Сведельда, – упорствовал Варяжка.

– Это не важно. Следующий был бы я.

– Я так не думаю, но Святополк будет великим князем после тебя по праву старшинства.

– Да, как я и обещал тебе. Я считаю Святополка своим старшим сыном. Но я собрал вас не для этого. Кто будет великим князем после меня, обсудим в следующий раз.

– Княгине надо отдать землю её отца Рогволода, а князем в Полоцк посадить твоего сына Изяслава, – сказал молчавший до сих пор седовласый боярин Василий. – Это будет справедливо и по-христиански.

– Я не христианин, – сказал Владимир.

– Это не важно, – продолжил боярин. – Ятвяги и литва выползают из своих болот и нападают на земли полочан и дреговичей. У земли должен быть заступник. И это будет твой сын, внук Рогволода.

– Это мудро и справедливо, – согласились бояре.

– Что ж, пусть будет по-вашему, бояре, – сказал князь, – только княжить он будет не в Полоцке. Когда в последний раз отбивали набег ятвягов, я на реке Свислочь приметил место. Срубим там город, назовём Изяславль. Пусть там и княжит. А пока город строится, Рогнеда с сыном в деревеньке поживут.

– Я думаю, – сказал Добрыня, – это всё равно, где будет стол у князя полоцкого. Пусть будет так, как хочет великий князь.

– Пусть будет так – согласились бояре.

– Но, – продолжил Добрыня, – две жены у тебя умерли, третья уезжает. Негоже князю без жены.

– Греки просят у нас помощи против Варды Фоки, – сказал боярин Василий. – Если им так нужна наша помощь, пусть царь отдаст за тебя свою сестру Анну.