Беседы гостей затихли. Пространство квартиры окутала глухая немота. Вилки и ножи остались без дела, опустились на тарелки. Алексей Константинович вспомнил, как во время армейской службы он сидел в аварийной подводной лодке и обостренно вслушивался в звуки за бортом. Сейчас он так же пытался разобраться в звучании, проникающем снизу. Барабаны лихо переигрывали друг друга. Назвать это музыкой язык ни у кого не поворачивался.

– Рокеры резвятся.

– Может, спустимся, попросим угомониться, – предложил Виктор.

– Ты что? На драку нарываешься? – цыкнула на него жена Галина.

– Сразу уж и драка, – заворчал Виктор. – Не одни же они в доме живут, пусть потише себя ведут.

– Мне они не мешают. Пошумят, угомонятся.

– Нет уж, гулянка у них затяжная, – встряла в разговор Маша. – Я вчера до утра заснуть не могла.

– И у меня сердце долго ныло, – поддержала дочь мать.

– Вот видите, это – уроды, и незачем к ним идти, – холодно и спокойно сказала Галина. – Давайте сами музыку включим.

– Глупо, – огрызнулся Виктор. – Мы же не заглушим их музыку. Дядя Алексей, давай спустимся к ним. Как мы дальше будем сидеть, вон какой гром идет.

– А откуда приехал этот парень, Маша? – спросил, растягивая слова и поднимаясь из-за стола, Алексей Константинович. – Мне показалось, что с Кавказа?

– Вахтерша сказала – откуда-то оттуда.

– И что ты ему и его абрекам скажешь? – зло выпалила Галина своему мужу. – Забыл, как позавчера в новостях рассказывали про изнасилованную и задушенную кавказцами девушку? Забыл? Да им никто не указ…

– Выходит, мы должны сидеть при балагане? Они испортят Маше день рождения.

– Не испортят, вы не обращайте на них внимания, вот и все, – махнула рукой Ольга Владимировна, отрезала кусок пирога и начала есть.

– А мне уже начинают портить настроение, – не унимался взъерошенный Виктор.

– Ладно, Виктор, подождем еще десять минут, если не успокоятся, то вместе сходим, – поддержал позицию смельчака Николай Степанович.

Мужики потянулись к бутылке, решили отвлечься, поговорить… И тут в дверь тупо и гулко кто-то постучал. Следом продолжительно и нагло задребезжал звонок.

Ольга Владимировна зашуршала тапками, направилась открывать дверь. Хозяин отложил вилку, приподнялся из-за стола и побрел следом.

В коридоре стоял знакомый усатый парень с влажными глазами. Именно о нем только что шел разговор. В одной руку у него торчала бутылка пива.

– Извините, – вежливо раскланялся Анзор. – Добрый вечер. А можно позвать Машу?! Она ведь здесь живет, мне на вахте сказали…

– На вахте вам, молодой человек, многое могут сказать, – неприветливо заворчала Ольга Владимировна, и, не дожидаясь ответного слова, повысила голос, дабы приструнить наглеца. – Тем более, для вас здесь никакая Маша не проживает.

– Меня Анзором зовут. Я хотел только лишь познакомиться.

Дверь распахнулась шире. В нее просунулся Николай Степанович.

– Кто же вас, Анзор, научил таким непутевым образом знакомиться с девушками?! – выпалил он сходу строго и резко. – Идите домой, и сделайте, пожалуйста, потише музыку. Вы нам мешаете отдыхать.

– У вас тоже музыка играет.

– Вы правы: у нас играет…. А вот у вас она орет, как сирена. Сейчас вы соседей всех поднимете…

– Ладно, я понял… Музыку выключим, убавим. Извините.

Хозяйка захлопнула дверь перед носом наглого парня.

– Во-о молодежь пошла, – вздохнул тяжело Николай Степанович. – Пришел, позвал и девушка, как кролик на удава, должна идти к нему в пасть.

– Плохой из него ухажер, – махнула на дверь рукой Ольга Владимировна. – Еще раз покажется, я ему все желание отобью…

Гости, безусловно, слышали разговор в дверях. Чтобы разрядить обстановку, хозяин усадил жену за столом и многообещающе заявил:

– А помнишь, Оля, как в первый же день нашего знакомства я сходу отбил тебя у многочисленных ухажеров!? Ни одного шанса им не оставил.

– Сочинитель, – улыбнулась жена. – Ты ни у кого не отбивал меня, еще и ухаживать не начинал, а вот тебя тогда побили очень крепко, ребро сломали.

– Интересно, интересно, – подстрекающе заявила Маша, подвигаясь на стуле к отцу.

Николай Степанович взял гитару, поморщился при очередном грохоте, примчавшемся от соседей, и, неторопливо перебирая струны, начал рассказ. При этом не выпускал из поля зрения лицо жены – длинное, с широким лбом и большими умными глазами. Изредка он ловил ее взгляд на себе. Она была все та же – сосредоточенная, по-детски беспомощная, её тонкая шея трогательно выглядывала из-под отвернутого воротника строгого платья.

– Конечно, все происходило иначе. Помнится, в нашем отряде появился новичок. Смуглолицый блондин – Борис Андриенко. Моторист из соседнего поселка. Общительный. Красавец. Девки искали с ним дружбы. А он беспробудно пил. И его имя постоянно ассоциировалось с непрекращающимися ни на день скандалами.

– Он рос без отца и матери, недополучил домашнего тепла, – добавила Ольга Владимировна.

– Одна лишь Оля, наша молчаливая повариха, сочетание простосердечия, ума и твердости, день за днем отказывала Борису в ухаживании. Тот не сдавался. Одевался с особым шиком: на затылке шляпа, брюки у щиколоток нелепо сужены, темно-малиновый шарфик на шее… Пацаны из поселка побаивались его. Он был агрессивен, мог ударить без предупреждения. Ему всегда надо было привлечь к себе внимание. Однажды Оля прилюдно отпихнула Бориса и побежала из столовой на улицу. Малиновый шарфик за ней. Орет, матерится, угрожает… Оля спряталась за спину проходившего мимо Эдика Савельева. Самоуязвленный Борис сбил его с ног, ударил ногой в лицо. Ребята вместо того чтобы остановить избиение, стояли, как вкопанные. На их глазах бешеный моторист наносил нешуточные увечья их товарищу, а они продолжали молчать. Я подбежал к корчившемуся от боли Эдику, отбил его, оттащил в сторону… И тут получил несколько ударов поленом по боку. Очнулся в допотопном фельдшерском пункте…

– Ребята тебя и отнесли к врачу.

– Да какой она врач?! Хрупкая девчонка, отроду восемнадцать лет… Укол, и тот не могла вколоть. Ты мне их и делала.

– На нем я не могла живого места найти. А этот урод принес в суд положительные характеристики, с него взяли подписку о невыезде. Смотрю как-то, а он гоголем вышагивает по улице… Ну, я ему по роже и съездила.

– Ей выписали тогда административный штраф. Смеялся весь отряд… Ну, а у нас любовь началась. Оля забрала меня к себе домой. У фельдшера лежать было нельзя, да и лечить, ухаживать за мной было некому. Вначале она покорила меня борщами и котлетами, затем ее мама завоевала мое сердце, проявив удивительную чуткость. Я не раз слышал, как соседка приставала к ней с глупой остротой и пошлыми намеками… Потом язвительно шептала, что я много ем, а у Оли денег не хватает даже на себя. А однажды она заглянула ко мне, окинула тяжелым взглядом и пробормотала, что мое присутствие в доме Оли опасно для ее репутации, что, мол, весь поселок шепчется, спрашивает, не спим ли мы тут вместе? Не успел я разгневаться, послать старушку подальше, как зашел начальник отряда. И опять началась та же песня про нравственное падение. Осада оказалась плотной, и я попросил начальника отправить меня вертолетом в райцентр, в больницу. Только я улетел, как Оля следом за мной пожаловала. В райцентре мы и поженились после выписки…

– Через месяц расписались, не сразу, – добавила Ольга Владимировна.

– Выходит, у нас мама отца нашла, влюбила в себя, а не наоборот?! – ревностно съязвила Галя.

– Загадка кроется в ином, – подала голос старшая сестра Лиза, замкнутая, отличившаяся за вечер тем, что не проронила почти ни одного слова, и постоянно накручивающая на указательный палец локон густых волос. – Любовь достигает вершин там, где есть жертвы. Не устроил бы Борис драку, не пожалела бы мама отца, и любовь могла пролететь мимо.

– Я другой смысл уловила в рассказе.

– Значит, ты по-другому слушала.

– Развели философию на пустом месте, – весело прикрикнула мать. – Чем меньше человек тратит слов на любовь, тем она и глубже. Может, даже крепче.

Гитара смолкла. Но тишина в зале не наступила, хотя гости молчали и пытливо наблюдали за беседой матери и дочек. Соседи продолжали надоедать громкой музыкой. Она неслась, кажется, из всех щелей и окон.

Маша нервно походила по комнате, остановилась у свежевыстиранных штор, дернула их влево-вправо… На подоконниках приветливо глядели на нее колючие кактусы, а рядом с ними цвел горький перец, заманчиво покачивались уже красные перчики. На стенах с обоями солнечного цвета в самодельных рамках висели фотографии родителей отца и матери. Глядя на них, Маша поймала себя на мысли, что думать о чем-то хорошем, семейном, мешает сейчас глупая, шумливая музыка Анзора. Мысль эта становилась все навязчивее, всё более тяготила её.

– Может, мы все-таки этих музыковедов побеспокоим, папа?! – спросила она с глубоким вздохом. – Надоели хуже горькой редьки.

Николай Степанович догадался, что не только дочка, но и гости с огромным нетерпением ждали окончания балагана соседей. И только он поднялся со стула, чтобы направиться к двери, как неожиданно музыка стихла. Она, может, и звучала там где-то внизу, но звуки ее уже не поднимались наверх и никому не досаждали. На холодном, подавленном лице Николая Степановича появились признаки уверенности. Наступило небольшое торжество непонятной победы. Женщины тихо ликовали. А Маша закружилась с Денисом в вальсе. Ее легкое платье долго мелькало по комнате, задевая беседующих и пьющих гостей.

Чужая музыка надоедает быстро. Человек еще не успел прислушаться к ее звукам, но душа уже их отторгает. А когда наступает понимание, что это подделка либо имитация, а может и вовсе бездарный, пошлый набор шумовых эффектов, то нервы сдают… С каждой секундой растет опасность: человек стремится протестовать, избавиться от глумления над его чувствами.

В доме Мазаевых побывала непрошеная музыка, пощекотала нервы, потревожила чистое сердце Маши, однако, к счастью, вовремя оставила всех в покое.

– Зря, выходит, мы так плохо думали про Анзора, – шепнул Николай Степанович дочери, с радостью прижимаясь к ней. – Сказал и выключил. Молодец.

– Просто догадался, что для него будет лучше, если он перестанет нарушать общественный порядок, – подчеркнула сухо Маша.

Не говоря ни слова, отец повернулся к Денису и обнял его за плечи. Взгляд, брошенный на него, еще раз выдал его состояние. Он был рад возможности продолжить застолье.

– Сейчас Олечка подаст нам гуся с яблоками, – звенел его твердый голос.

– Опять деревня помогла?

– Жди, деревня поможет, она сама в помощи нуждается. Дед, как всегда, выручил.

– Получается так: не имей сто друзей, а имей деда в деревне.

– Слушай, Константиныч, а не махнуть ли нам с тобой на рыбалку летом? Дед звонил, в пруду караси хвостами лилии сбивают.

– Можно и съездить. Давненько ухи не пробовали. Попробуем Зою уговорить?!

– Я уже уговоренная на Корфу, – фыркнула жена старого таежника. – Летим на море, на греческие острова греться.

С твердой решимостью усадить Машу с Денисом за стол Николай Степанович попытался, обхватив обоих руками, приподнять их над полом и подтащить к стульям, но сил не хватило.

– Тяжеловаты…

– Папа, возьми вместо дяди Алексея меня – в деревню, – неожиданно громко попросила Маша. – И маму давай вытащим на природу. Лизу возьмем, ей все равно делать нечего. Здесь такая тоска. Хочу в деревню! В деревню хочу!

Незаметно наступило время, когда гости начали поглядывать на часы. Первыми засобирались домой молодожены Галя с Виктором.

– Мы сейчас выйдем на улицу, а ты, папа, посмотри в окно, как бы не вышли, не пристали к нам ваши новые соседи.

Эти слова отец услышал после того, как дочь громко расцеловала на прощание мать, стоящую в дверях.

– Да им что, делать нечего?! – нахмурил брови Николай Степанович.

– Помаши нам рукой в окно… Ладно?

– Хорошо.

– Мы сейчас следом пойдем, – вдогонку уходящим молодоженам сказал Алексей Константинович. – Нас дома ждет собака.

Через пять минут над железной дверью подал голос звонок. Надоесть хозяевам он не успел, так как Ольга Владимировна подумала, что это вернулась дочь, забыв какую-нибудь вещь. Такое недоразумение часто за ней водилось. Но за дверью стоял, смеясь в усы, добродушный Анзор, а чуть подальше от него другой парень, в неопрятной, расстегнутой до пупа рубахе.

– Ваши гости разъезжаются, я могу их отвезти, скажите только куда, – наглое предложение прозвучало так неожиданно и быстро, что хозяйка опешила.

– Мы такси не вызывали.

– Зачем такси?!.. У нас вечеринка закончилась, я вижу и у вас все домой собрались. Так я и мои друзья свободны… Нам наверняка по дороге. Денег не возьмем. Поможем по-соседски.

– Боже упаси, – зашумела хозяйка.

– Спасибо, парни, – вмешался в разговор Николай Степанович. – У нас все ходячие, самостоятельные, сами, без проблем, домой доберутся. Все, спасибо.

– Ну, я хотел, как лучше…

Хозяин захлопнул дверь. Повернулся к гостям. Удивленными глазами посмотрел на старого друга. Разговорчивый Константиныч ухмыльнулся, пожал плечами. Маша пожевала губами, собираясь выпалить что-то суровое, но передумала, взяла за руку Дениса и потащила его пить чай с брусничным вареньем, которое, конечно же, варил в далекой костромской деревне самолично дед Матвей, по фамилии Мазаев, по прозвищу дед Мазай.