Отломив от черной, непропеченной внутри буханки хлеба жесткую корку, он принялся хлебать добротно заправленный комбижиром суп. Покончив с ним, он сразу взялся за компот. (На второе была уже опостылевшая гречка, и есть ее Виктор на такой жаре не собирался.) Сжевав оказавшуюся на дне кружки курагу, сержант еще пару минут ждал, затем решительно поднялся.

– Все, обед окончен, топаем, – Бебишев взглянул на часы. – И так опаздываем, – поторопил он, тем самым предоставив некоторым особенно тщательно пережевывавшим пищу товарищам возможность покостерить его за не полностью набитые желудки. Но замкомвзвода это волновало мало, тем более что ругались ребята беззлобно, больше для души, так как понимали, что время не терпит и вертушки ждать не будут.

– Строй, разойдись! – глядя на далеко не стройную «толпу строя», громко скомандовал Виктор.

Тихий шепот не прекращавшегося разговора перешел в гул двух десятков глоток. Некоторые, на ходу доставая пачки сигарет, поплелись в курилку, остальные – их было большинство – юркнули в благожелательную тень казармы, чтобы заняться какими-нибудь неотложными делами: кто-то сел писать письма, кто-то поспешно переобувался, некоторые в задумчивости разглядывали фотографии, присланные из дома, и молчали. Пятеро бойцов, заняв один из «кубриков» модуля, окружили прижавшегося к гитаре Федота. Что-то мелодично заунывное срывалось с его губ, невольно заставляя сердце окруживших его солдат сжиматься от грусти и умиления.

Мишка Батаев стоял чуть в стороне и, казалось, вслушивался в незатейливые звуки мелодии, но на самом деле его разум витал далеко от казармы, в далеком, маленьком, но таком родном городишке. Он мысленно гулял по его улицам, заглядывал в знакомые дворы, видел родные, за эти два армейских года нисколько не стершиеся в памяти лица. Ему было грустно, но на лице Батаева красовалась широкая, будто приклеенная улыбка. Он улыбался почти всегда и везде, слывя среди солдат роты неунывающим весельчаком. И неудивительно, но именно Мишка был одним из немногих, кого чаще называли не по имени, а по прилипшему с первых дней прозвищу Блатной. Мишка не обижался, а даже, кажется, гордился этой кликухой. Всегда веселый и общительный, он любил подшутить над друзьями, которые, впрочем, тоже не оставались в долгу, но превзойти Блатного не могли. Тот иногда отчебучивал такие номера… Почти легендой стала его выходка с гранатой, когда он, «загрузившись» кишмишовкой, ввалился в баню, где сидели обкурившиеся чарсом «дедушки», вытащил из кармана гранату, выдернул из запала чеку и раскрыл ладонь. Балдеж как рукой сняло, а балдеющих сдуло, будто ураганным ветром. Тем временем Мишка довольно загыгыкал, вывернул из гранаты запал, на котором не было ничего, кроме резьбы, и быстро ретировался. Смеха от этого происшествия было больше, чем обиды, поэтому Мишка отделался легкими упреками. Но никто бы не поверил, что под маской весельчака и балагура скрывается чувствительная, легкоранимая натура. Конечно, его душа огрубела за последние два года, но по-прежнему оставалась мягкой по отношению к тем людям, которых он любил. Он был смел до дерзости и порой безрассуден до глупости, но, вопреки всему, до сих пор оставался цел и невредим, сам порою удивляясь этому странному факту.

– Дневальный, – позвал Виктор, – дуй за старшиной!

Виктору иногда казалось, что он замкомвзвода с незапамятных времен, и так уж повелось, что все шишки за проступки других сыпались в первую очередь на него. Во взводе Бебишева уважали за честность и смелость и побаивались. Его крепкие мышцы могли успокоить самых буйных и навести порядок в самой бесшабашной компании. Но Виктору редко приходилось прибегать к аргументу физической силы, хватало спокойных рассудительных слов, а чудовищная сила служила лишь для того, чтобы взять с собой на «войну» дополнительную флягу воды, лишнюю сотню-другую боеприпасов или подхватить часть снаряжения совсем изнемогшего товарища.

Вода, заботливо припасенная им, расходилась по жаждущим ртам и редко когда возвращалась в казарму. Другое дело патроны, дополнительный боекомплект которых, к счастью, еще ни разу не пригодился, но Виктор с завидным упорством продолжал таскать их с собой, будучи убежден, что запас никогда не помешает.

Старшина медленно шел вдоль строя, пристально вглядываясь в разложенное на земле снаряжение стоящих перед ним солдат, стараясь не упустить ни одной мелочи, по опыту зная, что каждая такая мелочь может обернуться большой бедой. Дойдя до стоявшего крайним Козулина, он все так же молча развернулся и оценивающе окинул взглядом шедшего за ним замкомвзвода.

– Что, опять тройной боекомплект? – вопросительно буркнул он и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Ну, ну… – одобрительно похлопал Виктора по плечу. Затем сделал шаг назад и окинул взглядом разношерстную обувь стоявших. Старый отличник боевой подготовки хотел разразиться потоком брани, но здравый смысл, как всегда, восторжествовал. Единообразие в обуви уступило место удобству, и он лишь махнул рукой – мол, бог с вами; затем, хмыкнув, направился в каптерку и уже оттуда крикнул: – Давай по одному!

И начал быстро раздавать заранее отложенные сухие пайки.

В маленькой комнатушке офицерского модуля, где жил Сергей, стояло три кровати, но одна сейчас пустовала – старший лейтенант Сажин был в отпуске. На второй валялась одежда прапорщика Мухина, батальонного «химика», но самого его не было. Где он блуждал, Сергей не знал, но подозревал, что где-нибудь в соседних комнатах резался в преферанс. Сергей и сам был порой не прочь расписать пульку, но сейчас его мысли были заняты совсем другими проблемами, даже недавний стыд был забыт.

Чуть теплая вода душа действовала отрезвляюще, наполняя силой и свежестью молодой организм старлея. Испытывая почти блаженство, он обтерся насухо полотенцем, причесал волосы, надел казээску и теперь стоял, раздумывая над тем, что он еще должен сделать перед выходом на боевые. Из задумчивого состояния его вывел стук каблуков и следом нерешительный скрип двери. Наконец она открылась, представив взору старшего лейтенанта раскрасневшуюся морду рядового Костина, штабного писаря, выполнявшего в данный момент обязанности посыльного.

– Товарищ старший лейтенант, вас вызывает комбат! – доложил запыхавшийся Костин.

– Да иду я, уже иду! – недовольно буркнул старлей и, небрежно бросив на плечо автомат, поплелся к выходу, затем взглянул на часы, ахнул и в три прыжка долетел до дверей штаба.

– Минохин, заходи! – командир батальона подполковник Бакатин, широкоплечий, коренастый брюнет, неожиданно улыбнулся вошедшему и сделал приглашающий жест рукой. – Проходи, садись, а то мы тебя заждались.

Сергей хотел было извиниться за опоздание, но передумал и, пройдя, сел на предложенное ему место. Тем временем комбат прошелся по комнате, повертел в руках ручку и, остановившись напротив висевшей на стене карты с нарисованной на ней зоной ответственности дивизии, одернул хэбэ и заговорил:

– Вы, товарищ старший лейтенант, в общих чертах с задачей знакомы, сейчас мы разработаем все детально…

«Боже мой, – подумал Сергей, улавливая лишь обрывки слов, произносимых подполковником. – Еще один Бонапарт на мою шею объявился, а то мне начальника штаба не хватало. Неделя, как из Союза, а все туда же! Ничего, прилетит заменщик, и я тю-тю, на зимние квартиры, домой». Он задумчиво посмотрел на закрытое специальной пленкой окно, о стекло которого с остервенением билась большая, серая в крапинку муха. Мухи – это проклятие Афганистана – казалось, были везде. Как ни закрывай, как ни занавешивай двери и окна, они все равно проникали в помещение, не давая покоя ни днем, ни ночью, и, пожалуй, только наевшись, переставали летать и будить всех воющим звуком своих крыльев.

– Вы там не уснули? – глядя на отсутствующий вид Сергея, спросил Бакатин.

– Никак нет! – бодро ответил старлей, вставая и собираясь уходить, нахлобучил на голову панаму. Он уже понял, что ничего нового для себя на этом совещании не услышит, а переливать из пустого в порожнее у него попросту не было времени. Ему еще нужно было многое проверить, прежде чем отправляться к черту на рога. Минохин уже сделал первый шаг к выходу, когда услышал позади себя возмущенный возглас, доброжелательность новоявленного комбата исчезла начисто.

– Товарищ старший лейтенант, вы куда? Я вас еще не отпускал! – приглушенно прошипел подполковник, метнув в лицо стоявшего вполоборота старшего лейтенанта такой взгляд, который, наверное, должен был испепелить, уничтожить Минохина, посмевшего нарушить нормы субординации. Но что мог сделать этот взгляд человеку, которому оставалось всего ничего до замены, который провоевал два года? Все, что нужно было ему знать, он давно обсудил с начальником штаба, мнение которого Сергей всегда выслушивал с почтительным вниманием, но поступал сообразно обстоятельствам. Кроме того, чтобы дожить до замены, его волновали еще многие вопросы, но мнение подполковника, только что прибывшего из Союза, в их перечень не входило.

– А-а-а-а, – протянул старший лейтенант и, усаживаясь на место, пояснил: – А я думал – все.

Комбат поморщился, но промолчал, затем спросил:

– Вы все поняли?

– Так точно! – резко вскочив, гаркнул Сергей.

Сидевший рядом командир второй роты прыснул от смеха.

– Отставить! – заорал задетый за живое комбат. И тут же, взяв себя в руки, уже более спокойно добавил: – Я искореню этот цирк! – И в сердцах: – Сплошная неуставщина! Поразвели бардак! Солдаты мне, подполковнику, не отдают чести! А строй! Вы посмотрите, как они ходят строем, это же стадо баранов! А офицеры?! – он сделал паузу, давая возможность остальным прочувствовать момент. – Кошмар, некоторые отпустили бороды! – он метнул красноречивый взгляд в сторону начальника штаба. – Но ничего, я наведу здесь уставной порядок, я вам не Дедов! – Сделав выпад в сторону своего предшественника, он вытащил из кармана большой клетчатый платок и, вытерев со лба выступивший на нем пот, уселся на стоявший у окна стул.

«Да, ты и вправду не Дедов, – подумал Сергей. – Тот себе ораторствовать не позволял и занимался тактической подготовкой, а не шагистикой. – Минохин окинул печальным взглядом сидевших вокруг офицеров. – Ох, не завидую я вам, мужики, ох, не завидую».

Комбат разинул рот и хотел сказать что-то еще, но тут поднялся начальник медицинской службы и елейным голосом произнес:

– Разрешите, товарищ подполковник.

Комбат расправил плечи и одобрительно кивнул.

– Разрешаю, товарищ капитан.

Начмед улыбнулся сидящим, подмигнул Минохину и, уже глядя прямо в лицо командира, ляпнул:

– Мужики, я думаю так: не жили хорошо, не хрена и начинать! – и сразу же сел.

Комбат подскочил, попытался что-то сказать, но дружный хохот заглушил сказанное. Он покраснел и с руганью вылетел из штаба, решив, что посчитается чуть позже…

– Сергей! – догнал идущего по коридору старлея начальник штаба капитан Шишкин. – Забыл тебе сказать: звонили из дивизии, заменщик там тебе прибыл.

– Спасибо, – просто ответил Сергей, не сбавляя шага и заставляя маленького начштаба семенить рядом.

– Может, послать кого другого? – сердобольно предложил капитан. – Степанова, например, или Матусевича, а?

– Да ладно, не надо, как-нибудь уж сам.

И, махнув рукой, Сергей торопливо направился к модулю, где располагалась его родная рота.

– Бебишев, – крикнул он, подходя к казарме. – Где мой рюкзак?

– У меня, товарищ старший лейтенант! – отозвался куривший около беседки Молотов.

– Тащи все на броню! А старшина здесь?

– Здесь, – ответил кто-то.

– Зайду к нему на минутку, а вы давайте, усаживайтесь, я быстро, – он махнул рукой в сторону урчавших у КПП БТРов и, открыв дверь, шагнул в каптерку…

– Степаныч, – едва войдя в помещение, позвал Минохин. – Ко мне заменщик прибыл.

– О, поздравляю! – радостно воскликнул старшина и засиял улыбкой так, будто это была его собственная замена.

– Да погоди поздравлять, приду, тогда и поздравишь. В общем, пока меня не будет, подготовь все, что надо. В дукан сгоняй, фанты купи и прочее, в общем, ты меня понял. Хоп?

– Нет проблем, но ты там поаккуратней, особо не геройствуй, уже ни к чему. – Сказав это, старшина смутился, будто в том, что он не шел вместе со взводом, была его собственная вина.

– Как всегда! – Минохин, видя смущение старшины и понимая его причину, деликатно отвернулся и направился к выходу.

– Ну ладно, будь! – старший прапорщик ткнул на прощание старлея в плечо своим огромнейшим кулачищем и пожелал: – Ни пуха ни пера!

– К черту! – ответил Сергей и, торопливо выскочив за дверь, побежал к стоящим у КПП БТРам.

– Заводи! – крикнул он, подбегая, оглянулся назад, окинул последним взглядом строения родного батальона и в два прыжка оказался в командирском люке. – Поехали! – подал он новую команду, и «броня», загребая всеми колесами, рванула с места.

В это же самое время в щитовом модуле штаба дивизии проходило экстренное совещание. Впрочем, совещанием это было назвать нельзя, так как комдив проводил его неофициально и собрал своих замов лишь для того, чтобы услышать их мнение, как говорится, без протокола. Для себя он почти все решил, только теперь думал, каким образом сделать так, чтобы и врагов уничтожить, и приказ выполнить. Стараясь загасить мельтешившие в душе противоречивые мысли, он даже принял малость на грудь, но выпитое не смогло принести упокоения.

– Плевать я хотел на ихние приказы! – негодовал, расхаживая по своему кабинету, комдив. – У меня караван в полсотни ослов, груженный оружием, идет, а я должен выдерживать этот дурацкий, невесть кем придуманный, месячник мира. А духам на него начхать. Они оружие завезут, а потом меня же им бить и будут! Они там наверху сами ослы! Ох, еж твою мать! – он замолчал и с вызовом оглядел своих замов.

– Я думаю, ты погорячился. Мы люди военные и должны выполнять приказы, а что и почему, это пусть политики разбираются, – шумно встав с кресла, высказался начальник штаба, долговязый полковник с красным, оставшимся от шального осколка, шрамом, пересекавшим почти всю левую половину лица. В его чуть дрожащей руке дымилась наполовину выкуренная сигарета. Полковник всего неделю назад вернулся из отпуска, где пробыл без малого два месяца, и еще только-только начал входить в привычную текучку штабной жизни. Но он был тертым калачом и знал, что с вышестоящим начальством лучше не ссориться. Полковник высказался и сел и, с наслаждением затянувшись, выпустил длинную белую струю дыма.

Генерал-майор недовольно покачал головой.

– Политики, политики, а кто у нас политик? – Комдив косо посмотрел на сидевшего рядом начальника политического отдела дивизии. – Во, замполит. А ты, замполит, что предлагаешь?

Начальник политотдела подполковник Овсянников, которого всегда коробило, когда комдив называл его замполитом, а не начальником, скорчил рожу, степенно, словно нехотя поднялся, тревожно оглядев остальных замов, тяжело вздохнул и, прежде чем начать говорить, на минуту задумался. Говорил он медленно, с какой-то даже ленцой, но спокойно и убедительно. Его внушительная фигура выражала непоколебимую твердость и уверенность. По сравнению с маленьким, щуплым комдивом он выглядел поистине Гераклом.

– Я согласен с начальником штаба, но и караван пропустить нельзя. А чтобы приказ не нарушать, поступим проще. Пусть все идет своим чередом, выход разведывательного взвода отменять не будем, а если что, доложим: мол, так и так, разведвзвод ушел на задание до получения указания сверху, на связь не выходил, а следовательно, возможности для отмены приказа не было. Вот и все: маленькая машина времени – и проблемы решены. И волки сыты, и овцы целы.

Сидевшие восторженно загудели, выражая свое полное согласие с предложением начальника политотдела. Один только начштаба неодобрительно покачал головой, но, видя единодушное одобрение офицерами замысла замполита, возражать не осмелился. Тем более что он понимал: если что, то в первую очередь волной вышестоящего гнева накроет голову командира батальона, отправившего на задание людей своего подразделения, а когда волна докатится до дивизии, то от ее напора уже ничего не останется.

– Молодец! – улыбнулся генерал Гуляев и довольно похлопал начальника политотдела по плечу. – Хорошая мысль и, главное, вовремя. Да за один такой дельный совет надо к награде представлять! – Он хмыкнул. – А что? Начальник штаба, проследи, чтобы в случае успешной операции замполита представить к ордену! – Сказав это, комдив на минуту задумался. Начальник политотдела сжался в пружину, испугавшись, что тот передумает. Он уже полтора года был в ДРА, но еще ни одно представление к награждению на него отправлено не было. Комдив тем временем задумчиво продолжал: – Пожалуй, боевым орденом награждать тебя рано, да особо, между нами, и не за что… – Он пристально посмотрел в лицо все еще стоявшего полковника. – А вот орден «За службу Родине в Вооруженных Силах» будет в самый раз. Ты еще им не награждался?

Замполит отрицательно покачал головой, а Гуляев, потерев указательным пальцем переносицу, пару раз крякнул, прочищая горло.

– Начштаба, пиши представление на орден третьей степени, я подпишу. – Комдив хмыкнул, раздумывая, и добавил: – Сегодня же.

Начальник политотдела был приятно удивлен словами комдива, не баловавшего своих штабистов наградами, но, с другой стороны, его взяла досада: побывать в Афганистане и вернуться в Союз хоть и с высоким, но все же не боевым орденом было несолидно, и, опускаясь в кресло, он стал подумывать над тем, как бы уговорить Гуляева на представление себя к боевому ордену.

«Конечно, орден «Боевого Красного Знамени», – размышлял подполковник Овсянников, – мне не получить ни в какую, но с Красной Звездой можно и попытаться. Хотя, с другой стороны, «За Службу Родине» – и то хлеб». Успокоив себя этими мыслями, начальник политотдела стал подумывать над тем, как получше подкатить к комдиву, чтобы дело выгорело.

Полевой аэродром жил своей, только ему присущей громогласной, но вместе с тем размеренной и несуетливой жизнью. Да, собственно, место, куда подъехали разведчики, аэродромом в полном понимании назвать было нельзя. Это была металлическая вертолетная площадка, на которую время от времени садились приданные вертушки.

Как оказалось, вертолеты Ми-8, приветливо распахнув дверцы и опустив трап, ждали у самого края летного поля, зеленые металлические конструкции которого выходили за край проволочного ограждения и были местами занесены песком, темно-коричневым, как корка грубого хлеба. Увидевшие подъезжающую технику вертолетчики полезли внутрь винтокрылых громадин, и почти тотчас огромные лопасти, качнувшись, стали медленно набирать обороты, поднимая вокруг себя столбы желтой пыли. Время торопило. Бронетранспортеры, скрипнув тормозными колодками, остановились у края площадки и, стряхнув с себя тучу желто-серой пыли, которая густым облаком понеслась вдаль, встали как вкопанные.

– Десантируемся! – громко скомандовал Минохин, и на каменистую землю, будто отстрелянные гильзы, посыпались отягощенные рюкзаками бойцы взвода. Южный ветер бил в лицо, казалось, что кто-то включил огромный фен и направил идущий из него воздух по выгоревшей от солнца долине.

Виктор окинул взглядом броню: забытых вещей не было. Он отметил про себя этот факт и, повернувшись, отрывисто доложил взводному:

– Товарищ старший лейтенант, оружие и снаряжение в наличии!