Оксана ловким движением наперсточника раздала стаканчики потребителям: себе чай с тремя каплями коньяка, Душкину чистый французский, а Артему нечто армянское и мутноватое от пятнадцати таблеток.

Все выпили залпом!

Оксана вздохнула, удерживая аромат… Русланчик крякнул и изобразил полное удовольствие… Артем поморщился и решил все сказать, что он думает об этом пойле.

Он хотел сказать, но язык начал разбухать, а глаза сделались глупыми и сонными.

– Смотри, Руслан, как его развезло. Слабак! Это ты у меня сильный мужчина… Пусть Артем поспит. Мужа два часа не будет. Пойдем ко мне… Я соскучилась. Я вся горю…

Душкин не очень-то хотел, но отказать не мог… С ее габаритами это будет трудно в узком пространстве купе. За два часа она всю душу вымотает.

Душкин надел на лицо маску шаловливого кота и замурлыкал…

Кулябко ехал на джипе, чуть обгоняя поезд… Перед важным разговором он обычно поднимал стекло, отделяя свой отсек от водителя – незачем ему слышать хозяйские секреты.

Неизвестный позвонил в Нисан точно, как обещал.

– Евгений Кулябко?

– Да… С кем имею честь?

– Моя фамилия Аноним… Сообщаю, что ваша жена уже давно имеет любовника. Вчера ночью его видели на балконе под вашей квартирой.

– Кто он?

– Не догадались? Получите подсказку – Сейчас он едет в соседнем купе… Побрей рога, депутат!

Аноним отключился, и было ясно, что его не вычислить. Профессионал!

А еще Кулябко показалось, что он говорил правду…

Кулябко был политик и поэтому не ревновал. Зная свое физическое состояние, он предполагал, что его жене понадобится игрушка. Но надо было делать все тайно! Совершенно секретно!

По тону анонима было понятно, что он из высших сфер, и что об этом знает не только он один… Надо действовать решительно! На таком вот пустяке, из-за баловства может вся карьера рухнуть… Кулябко всю жизнь считал секс игрушкой, чем-то вроде взаимной щекотки.

Мерзавец по имени Аноним так и не назвал имя того, кого следует наказать… В соседнем купе справа ехали женщины из секретариата Президента. Это не то… Купе слева: Душкин и Комар…

Кулябко знал, что Руслана жена боготворила, но боялась. Он был ей как предмет искусства. Как картина. Как Давид каменный, стоящий где-то в голом виде… Артист не для этих целей.

Но была важнейшая подсказка – его видели на балконе под квартирой Кулябко. А кто там жил? Старик Комар и его племянник… тоже Комар, только Артем. А как он ловко в Ливадию напросился, зачем это? С целью продолжать блуд!

Какие могут быть действия? Жену выпороть, а Артема убрать подальше. Но так, чтоб никаких следов… Сделать, но чужими руками!

Кулябко взглянул на шофера и обреченно вздохнул. Не то!

Поезд подошел к станции, а депутат уже стоял на платформе, скрестив руки за спиной.

Он прошел в свой вагон, но не в свое купе… Депутат заглянул в соседнее. Не распахнул его, а тихо заглянул через щелочку…

На диване лежал он – Артем Комар. Глаза были чуть прикрыты, как будто он закатил их в порыве страсти… Оксана суетилась рядом. Она давила ему на грудь. Она обмахивала его синей папкой… И вдруг рванулась к нему и приникла губами к его губам.

Этого выдержать было невозможно! Кулябко распахнул купе и спросил самое простое:

– Что это, Оксана?

– Я в него вдыхаю… Рот в рот.

– Это я и так вижу… Зачем так?

– Оживляю… Он заснул и отключился. Пульс еле-еле. Двадцать слабеньких ударов в минуту… Дыхание – только от меня.

– Где Душкин?

– Бегает, ищет врача.

– Понятно… Скажи честно, Оксана! Это ты его довела? Невтерпеж? Поди пыталась сверху пристроиться и раздавила? Мне все от Анонима известно!

– Ты о чем, Женечка?

Но Евгений Борисович был на пути к своему купе.

Войдя, он так хлопнул дверью, что Артем Комар свалился в проход. И ему сразу стало легче.

Потом прибежали врачи, медсестра по имени Вера Хохлова, ее соседка Галя… За час откачали парня до нормального вида. Только язык еще долго заплетался…

* * *

Если смотреть с моря, то справа от Ливадийского дворца и выше него расположено множество зданий, которые архитектурно из того же царского времени.

Небольшие дома в едином стиле, сделанные добротно – навсегда… Серый камень, черепичная крыша, дубовые наличники с медной фурнитурой.

Таких домов в районе Ливадии штук тридцать, или сорок, или пятьдесят…

Один из таких домов и есть гостиница Стручер. Ее хозяева – супруги Ляховы. Фамилия у них была неприятная. Напоминала о поляках. А имена и отчества обоих тоже о чем-то напоминали: она Софья Абрамовна, а он Феликс Маркович.

Все вокруг считали, что самое любопытное в их гостинице – это ее название. Что это за Стручер?

Еще десять лет назад старый ветеран Андрей Дмитриевич Комар выбил это здание для санатория. Он имел ввиду, что здесь будут лечиться фронтовики… Наивный человек!

У него были только бумаги на санаторий, а денег не было… Деньги были у Феликса Ляхова, который по договору с Комаром готов был провести капитальный ремонт здания.

Из договора Комар понял, что за это он не заплатит ни копейки… Подвох был в маленьком пункте – за ремонт здания Ляхов получал дом в аренду на тридцать лет.

Ни Артем, ни его покойный дед не знали, что к этой афере приложил руку депутат Кулябко. Поэтому-то Феликс Маркович и платил долги таким образом – для Кулябко любые номера, в любое время и по льготной цене.

Ляхов имел права на гостиницу, но не мог сменить название, которое придумал Андрей Дмитриевич Комар – санаторий «Стручер».

Странное имя, но догадаться можно… В самом начале сорок пятого здесь в Ливадийском дворце встречались главы побеждающих стран. Они жили рядом, всего в ста метрах от гостиницы. Они, это Сталин, Рузвельт и Черчилль… Вот вам и Стручер… Комар сам придумал. Ветеран!

В глубине души Ляховы имели легкий демократический настрой и не хотели оставлять имя тирана в названии своего отеля. Но юридически без ветерана Комара ничего они не могли изменить, а он после аферы слег с сердечным приступом в своей киевской квартире. И лежал долго-долго…

В какой-то момент Ляховы вдруг поняли прибыльность бренда – Стручер.

Они ввели в оформление элементы того победного года. Флаги, бюсты, привратник в форме старшины с колодкой орденов и медалей.

И заработало! Попасть в Стручер считалось престижным. В номерах появились бархатные скатерти с бахромой, бочковатые графины с одним стаканом и чуть запыленные медные люстры на пять рожков…

Гостиница имела три этажа и всего восемь номеров. Но каких!

На втором этаже пять небольших люксиков. Два однокомнатных и три двухкомнатных.

На третьем этаже три люкса на уровне президентских. В каждом – все! Даже в ванной – телефон, фен, и наушники с легкой музыкой. По желанию – джаз.

Две пары молодоженов из Москвы оказались, естественно, на третьем этаже, куда вел свой широкий лифт с диваном и видом на зимний сад.

Третий люкс рядом с ними занимала супружеская чета из Киева по фамилии Кулябко.

Денис очень не любил неожиданностей. Он знал, что в этой небольшой гостинице они будут жить почти месяц… Он также знал, что хозяева предпочитают не распространяться о постояльцах.

Носов в первый же час улучил момент, когда улыбчивая Софья Абрамовна срочно убежала на кухню своего ресторана – книга регистрации осталась открытой. Денис просто переписал фамилии и еще все, что успел.

На втором этаже в двух однушках – Артем Комар из Киева и Вера Васильевна Хохлова. Медсестра из Киева.

В трех двухкомнатных по одному человеку. В номере три – Руслан Душкин, актер. В четвертом – Баторин А.Н. А в пятом – Галина Шустрова… И все – из Киева! Понятно, что Киев – столица, что он есть мать городов русских, но странно. Два номера заняли москвичи и шесть – киевляне… Ни из Харькова, ни из Житомира или Жмеринки…

Первый этаж Стручера – зона общих удовольствий. Это маленький ресторан на десять столиков, сауна с бассейном на десять тел, игровой зал, зимний сад с пальмами… Все исключительно для своих – конфиденциально и кулуарно… Чужие тут не ходят!

В меню ресторана хватало экзотики: горячие колбаски «Сигары Черчилля», фаршированная курица под названием «Лендлиз» и тортик, который смутно напоминал Рейхстаг. Он назывался «Гитлер капут». Перед подачей его обливали коньяком и поджигали…

Балкон Дениса и Ольги выходил прямо на Ливадийский дворец… Весь он не был виден. Часть стены закрывала разлапистая секвойя, привезенная из Америки еще в царские времена…

Ольга вышла на балкон в полночь… Муж заснул, а она очень боялась продолжения того сна, что она видела во дворце над Массандрой… Осень двадцатого года, песенки Вертинского и красные виноградники на закате… Странная история. Странная и страшная!

Ольга боялась, что все кончится плохо. Князь Яблонский ничего не сможет сделать и погибнет… Красные ворвутся и разорят все вокруг… По улицам Крыма польется кагор, похожий на кровь…

* * *

Яблонский пожалел, что попросил барона дать ему военных курсантов. Нет, эти юнкера уже были обстреляны и ловки в бою, но они были почти дети. Гибель каждого была бы для князя большей трагедией, чем смерть сорокалетнего костромского мужика в серой шинели. Почти сразу Яблонский понял, что ему дали остатки Киевского артиллерийского училища. Ребятам было кому восемнадцать, кому девятнадцать…Особенно запомнился конопатый верзила. Он еще ни разу не брил усы, и рыжий пух над его верхней губой был смешным и трогательным.

Они стояли по шесть человек – распределившись по машинам. У каждого грузовичка стоял шофер в рыжем кожаном шлеме с очками и в куртке такого же цвета. На руках – перчатки с отворотами. На ногах – сапоги со шнуровкой… Вид бравый и это внушало надежду доехать без технических приключений.

Вместе с шофером стояли юнкера в черных шинелях и с трехлинейками. Около каждой машины рядом с последним пятым юнкером стоял пулемет «Максим» и три коробки с лентами.

Яблонский понял, что от него ждут речь, но не нашелся, что сказать, кроме общих фраз, повторяющих задание:

– Сейчас мы поедем в Гурзуф. Там погрузим товар и вернемся назад… День туда, день там и день обратно. Хорошо, если уложимся в три дня… Приключения нам не нужны. Особенно на обратной дороге…

Он специально сказал, что они едут в Гурзуф, а не в Массандру. Это рядом, но не одно и то же… Опять же он сказал о товаре, но не разгласил тайну, что это, по существу – золотой запас остатков белого движения.

Юнкера привыкли, что в конце такой речи их обычно вдохновляют и кричат что-то вроде: «Молодцы, юнкера!» А они на это отвечают троекратным и раскатистым «Ур-р-ра!»

На этот раз полковник говорил, как купец с бурлаками… «Загрузим, привезем и без приключений».

Юнкера промолчали, и тогда князь добавил:

– Я поеду на первой машине. Не отставать! Дистанция не больше тридцати шагов… Задние борта открыть и пулеметы выставить в полной готовности… По машинам! В добрый путь, юнкера!

На всю площадь рядом с Графской пристанью разнеслось звонкое юнкерское «Ура!»… Гордо и троекратно!

До Сапун-горы доехали спокойно. Здесь дорога почти без леса. Опять же близость Севастополя не давала красным бандам свободы маневра.

Обычно это были конные группы по десять-пятнадцать человек. Днем они прятались в лесах, жили в схронах, в пещерах, а иногда и в хатах мирных жителей, которые понимали, что скоро белые уйдут, а красные придут. К ним и надо крестьянину подаваться.

Нападали красные бандиты только на более слабых. Яблонский считал, что на три машины с пулеметами они не полезут. Это им не по зубам.

Но на лесных дорогах и, особенно на серпантине за Байдарским перевалом – партизаны могут завалить пару деревьев и рассечь колонну… Он остановил машины, собрал всех и еще раз предупредил – дистанция минимальная, никто не отрывается. При обстреле всем покидать машины и бить пулеметами без остановки… И из трехлинеек стрелять, но редко и прицельно…

Байдарские ворота – это перевал, с которого начинается спуск на Южный берег Крыма. Высота над морем – чуть меньше километра. А вниз идет лесная дорога, похожая на сплющенный змеевик от самогонного аппарата – двадцать метров с уклоном влево и поворот, тридцать вправо и поворот….

Сразу после полудня они спустились к морю. В воздухе было около десяти градусов, а вода – семнадцать… Погода не для купания.

У Яблонского был с собой коньяк, при нижних чинах князь не пил никогда… С одной стороны, князь был человеком простым. С другой – напичкан принципами, которые иногда расходились со здравым смыслом и очень мешали жить.

После привала на море они двинулись дальше. Перед ужином добрались до Ливадии… Яблонский удивился запустению.

В Севастополе еще все бурлило. На рейде стояли корабли, готовые сразу вывезти треть города… В районе Бахчисарая работали на огородах… Где-то собирали сладкий красный лук и давили последний виноград. Даже в Ялте на набережной суетились люди. Постоянно приходили турецкие фелюги, пароходики из Болгарии, румынские баркасы. За большие деньги русские купцы и дворяне вывозили остатки своих капиталов.

А здесь, в Ливадии, рядом с царским дворцом была пустота.

Ветер носил обрывки бумаг… Отдельные смельчаки таскали из дворца то, что можно унести и что еще осталось от прошлых набегов – царя-то давно скинули, а толковой охраны никто не наладил. Правители-то были временные.

Яблонский остановил машины на площадке, которую потом прозвали «пятачком».

Рядом был приличный дом, где целы все окна и где дверь приветливо открыта. Ночевать здесь нельзя, но час на ужин он может дать.

Они вошли в здание, имя которому через восемьдесят лет даст сын Яблонского – Андрей Дмитриевич Комар… Знал бы сейчас князь, что они входят в будущую гостиницу «Стручер».

Через час машины проехали Ялту и вкатили во двор винного завода в Массандре.

Когда Дмитрий Николаевич увидел свою Наталью, он сразу все понял. Она решила, что он не вернется, глаза ее потухли.

Он что-то говорил ей, убеждал, пытался рассмешить, показывая как длинный Врангель спрашивал у него совета… Барон почти старик, а ему, князю Яблонскому тридцать три года. Возраст Христа, но рано давать советы Главнокомандующему.

Дмитрию показалось, что глаза Наташи начали разгораться, но вдруг заметались. Как будто плеснули воды на яркие угли… Он понял! Шутливая присказка о возрасте Христа напомнила, что она старше его на семь лет… А где-то в Париже князя ждет жена, которая младше его на семь лет. И она, Анастасия, законная жена, венчанная здесь в Ялтинском соборе. И отдавшая свою невинность здесь, на этой постели.

Наталья Николаевна обернулась на кровать, по четырем углам которой стояли витые деревянные столбы и держали красивый балдахин, делая спальню залом средневекового замка.

Она уже знала, что завтра утром Дмитрий погрузит что-то из подвалов Массандры и уедет к барону Врангелю в Севастополь… Даже если князь постарается вернуться, то это может не получиться. Счет пошел на дни.

Наталья поняла, что сегодняшняя ночь может быть их последней ночью. Последним счастьем в ее жизни.

Она старалась, чтобы он запомнил ее во всей красе. Было великолепно, но в разгар страсти князь вдруг заявил, что завтра утром она поедет в Севастополь.

– Здесь нельзя оставаться, Наташа. Я знаю, что было в Ростове, в Киеве, в Екатеринодаре.

– Когда?

– Тогда, когда они пришли… Их ведет социальная злость. Им надо уничтожить всех богатых, знатных, умных… Ты врач, вдова офицера и жена князя.

– Почти жена!

– Ты права, но для них не будет разницы. Найдутся добрые люди, которые яркими словами опишут наши взаимоотношения… Нам надо бежать! Я ничего не обещаю на будущее, но тебя я не оставлю… Или мы останемся здесь вместе.

– Нет, Дима, я поеду с тобой… Но в любой момент ты можешь меня оставить. Я так говорю, потому, что люблю тебя больше, чем себя.

На следующий день они не загрузили машины и никуда не уехали… Вскрыть банковскую камеру в подвалах Массандры могли только три человека, собравшись вместе. Так устроено – три замка, три ключа у трех чиновников. Яблонский никак не мог запомнить их должности: управляющий, кассир и казначей. Или что-то подобное. Но все время одного из них не было на месте. Кто-то был на винных заводах Голицына в Новом Свете. А это по тем временам далеко – совсем не ближний свет.

Кто-то из чиновников пытался переправить в Стамбул свое семейство. Поскольку у него было шестеро малолетних детей, никто не смел возразить и все ждали.