© Анатолий Ехалов, 2022

ISBN 978-5-0056-3291-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЧАРОНДА
ГОРОД, НЕ ЗНАВШИЙ КОЛЕСА

Исторический вальс

Старый капитан Андреев, открывший для меня Чаронду, прислал телеграмму: «Приезжай срочно. Написал песню о Родине». И я поехал. Как не поехать, если человек песню написал о родине.

Я тоже родину люблю, а песни у меня не пишутся. Может, люблю недостаточно…

А вот и вы, наверное. не каждый песни пишет о своей родине? Тем более исторические вальсы в 28 куплетов с припевом у каждого куплета:

«Ой, ты Воже, Воже, Воже…

Воже – родина моя.

И Кириллов город древний,

Там живет моя родня…»

Сидим мы с Андреевым на крыльце, напротив у забора сложены стопочкой еловые мощные плахи, полы, видимо, решил менять….

– Видишь, плахи? – спрашивает он меня. – Каждая более центнера потянет. Можешь, такую плаху на плече унести?

– Зачем?

– Вот и ты, зачем? А просто так. Себя испытать. Я по весне их потаскал и сердце надсадил. Месяц в больнице лежал…

Я посмотрел на него с сомнением. Маленький, тщедушный…

Он взгляд мой перехватил.

– Что не веришь, что я такие плахи таскал? А хочешь, я их снова все обратно к сараю стаскаю?

– Верю, – остановил я его, – хотя и сомневаюсь…

– Это я сейчас такой хилый стал. А прежде… Я на Мариинке начинал грузчиком работать. Грузчики на реке в почете были и зарабатывали много. Так я на горбу своем по 200 – 300 килограммов таскал… – ударился Андреев в воспоминания. – У меня хорошая наставница была. Маруська.

Так эта Маруська любого грузчика за пояс заткнет. По четыреста килограммов грузы на спине таскала. Вот она меня и обучала, как правильно взять груз, как дыхание держать, как ноги ставить… Вот одеваешь на себя особый пояс, сзади на спине получается такая площадочка, на которую ставят груз и – пошел по трапу…

Хорошая была женщина. Она меня еще и целоваться научила… – Андреев разомлел от воспоминаний. Только я никак не мог представить целующихся грузчиков, которые перетаскивают на себе по 400 килограммов каждый.

– Да что там, Маруська! – разошелся Андреев. – У нас на Мариинке был грузчик Ваня Угольский. Так он на спор на пристани «Устье —Угольское» вынес бочку вина в 600 килограммов весом…

– А на что спорили-то?

– Как водится…

…Вечер догорает в зареченских лугах. Пахнет сенокосом и некошеной медовой таволгой.

– Так ты мне песню-то сыграешь? Споешь?

– Рано еще. Вот завтра на Модлону съездим, на озеро Воже – оно же Чарондское, вот тогда и спою… Чтобы ты глазами увидел, о чем песня…

В доме зажигается свет. Выходит на крыльцо жена Андреева.

– Веди гостя-то в дом, чай пить, Композитор…

По Модлоне

Олютинская стояла на берегу маленькой речушки, которая в тот год была настолько мелководна, что песчаные косы то и дело поднимались со дня и преграждали нам путь. Мы брали в руки весла и упирались ими в дно, чтобы преодолеть очередную преграду.

Мы отправились с моим самодеятельным композитором, прежде речным капитаном Анатолием Андреевичем Андреевым, смотреть его родину. Потому что песню, по его мнению, нужно было сначала увидеть. И вот мы плывем, как много столетий назад плавали наши предки, упираясь шестами-веслами в дно. Путешествуем.

Дорогами для наших предков до недавнего времени были водные пути. Отсюда и слово «путешествие». Путь с шестом. Плывет лодочка неспешно меж крутых бережков, вместо весел – шесты. Упирается лодочник этим шестом в дно и перебирается по нему руками. И так, порой, сотни, километров скользит суденышко по воде, пока река не закончится. Дальше – волок.

Отсюда и слово – Заволочье. За волоками, значит. Это про нас. «Волок да волок, да еще волок и будет – Вологда».

Волока делались на водоразделах, где одни реки текут чаще всего – на Юг, другие – на Север. Сухое пространство, между ними по которому лодки и суда надо перетаскивать, волочить, и называли волоком. Их было много в наших краях на Отрогах Северных Увалов, которые древний историк Геродот назвал Гипербореей, страной, лежащей за Северным ветром..

…Скоро мы выбрались с Андреевым в реку Модлону. Она была не широка, но вода ее была темна и глубока.

– У наших-то стариков в прежние времена прироботок был: из Кирилло-Белозерского монастыря сплавляли по этому пути паломников в Соловецкий монастырь. А во время гражданской войны сюда, вот к этому берегу, причаливали плоскодонные баржи

Антанты. Тут были у них понастроены склады. Я сам видел у одного рыбака лодочный американский мотор 1908 года выпуска. Все-то еще в рабочем состоянии.

Поразив меня новыми познаниями, Андреев запустил наш, отечественный «Вихрь».

Дальше мы пошли на моторе. Кругом были топкие берега, заросшие камышом и кустарниками. Невеселый, надо сказать, пейзаж. Но для птицы, зверя, эти камышовые джунгли могли быть раем.

Модлона попадала в охраняемую зону заповедника «Русский Север». Я знал, что здесь где-то рос можжевельник, возраст которого определялся тысячей лет.

Однажды мне подарили спил такого можжевелового дерева и сказали, что ему тысяча лет. В поперечнике спил был около тридцати-сорока сантиметров, но на нем ясно видно было бессчетное количество годовых колец. Я начал было считать, дошел до пятисот и далее, утомившись, поверил дарителю на слово. Тысяча, так тысяча.

Большая «Советская энциклопедия» говорит, что при раскопках свайного поселения на реке Модлоне археологи обнаружили в глиняной корчаге семена культурного льна, возраст которых определялся двумя тысячами лет до нашей эры… Поразительно! Четыре тысячи лет здесь сеяли лен, ткали себе льняную одежду, которая сегодня считается не просто модной, но и целебной…

…Модлона петляла, временами распадаясь на рукава, то снова соединяясь. Местность была совершенно дикой. На несколько часов пути мы не увидели ни одного человека на ее берегах, ни одной встречной лодки.

Я представил, что в древности здесь был оживленный торговый путь: из Белого озера через реку Ухтомицу до Волоцкого озера, далее лодки и суда перетаскивали в озеро Долгое, а из него попадали в реку Модлону, по которой мы плывем сейчас. Из нее в путь шел в озеро Воже, бывшее в те поры озером Чарондским., а уж из этого озера через реку Свить торговые караваны шестались в озеро Лаче, из него в реку Онегу и так до Беломорья…

Уже в сумерках достигли мы места, где стояла Андреевская избушка.

Левый берег Модлоны был низок и зарос камышом. Какой-то ручей или малая речушка впадали в реку тут, слышно было сонное крякание уток, плеск воды в камышах. Река кипела жизнью.

А противоположный берег, на котором стояла избушка, был высок. На нем росли сосны.

В потемках я распустил леску короткой удочки, наживил червяка и опустил удочку за борт. Наверное, насадка не достигла и дна, как я почувствовал, что на мой крючок попала большая рыба. Я подсек и вытащил в лодку крупного леща. Я забросил снасть снова. И снова крупный лещ оказался у меня на крючке.

– Достаточно, – сказал Андреев. Уха будет знатная.